Лион Измайлов
Шрифт:
У Театра так называемой Сатиры в очереди стояли А. Ширвиндт, М. Державин и З. Высоковский. Они сделали вид, что не узнали меня. И не поздоровались. Я сделал вид, что узнал их, и поздоровался.
В кафе Дома литераторов, куда привела меня очередь, я взял два кофе и сел за столик. Второй кофе я взял неспроста. Я по натуре мистик и знал, что они появятся, герои моего романа — Вовец и Бориско.
Не прошло и минуты, как они сидели рядом. Мы молчали. Вернее, Вовец говорил, не переставая пить, в том числе и кофе. Бориско от кофе отказался, хотя никто ему и не предлагал. Он взял себе минералку, утверждая, что, если утром попить воды, в желудке начинает бродить. И от этого он, Бориско, получает кайф.
Следуя за очередью, я переместился в ресторан ЦДЛ и заказал Лиде цыпленка табака. Курица
Подавитесь!
(М. Жванецкий)
Что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Странно, обычно эта фраза всегда проходила. Давайте я ее прочту еще раз, но помедленнее.) И что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Ну и публика!)
Конечно, у него там, за забором, нет никаких проблем. А мы здесь, стоя в очереди, должны решать, что было раньше — курица или яйцо. Раньше? Раньше все было.
У них там бабки, курки, яйки, а ты себя чувствуешь мышкой, которая стоит в очереди за Жучкой и внучкой. У них там, за забором, играет музыка, что-то запивают сырыми яйцами и решают, где нам нестись. А я считаю, что нестись нужно только тогда, когда не можешь идти медленно.
Они там, за забором, веселятся, а мы здесь видим, как оттуда летят кости табака, и хотим спросить: «А не нужны ли вам юмористы?»
Пусть не все, а только сатирики! Пусть не все, а только самые талантливые! Пусть не все, а только один. Такой небольшого роста, но сильно беспомощный. Вы догадываетесь, кто это?
Так вот, если его впустить внутрь, хорошо покормить и прислонить к теплой груди, с ним о многом уже нельзя поговорить:
— Нормально, Жванецкий?
— Отлично, Михаил!
Чушь курячья
(А. Иванов)
Дед бил-бил, не разбил.
Баба била-била, не разбила.
Мышка бежала, хвостиком махнула.
Яичко упало и разбилось.
Дед плачет, баба плачет…
Посмотрим, что тут, в сущности, случилось. Скандал, как говорится, налицо.
А что стряслось? Всего-то лишь разбилось Какое-то поганое яйцо.
Позвольте, но они же сами били, Пытаясь золотишко раздолбать. Разбив яйцо, об этом позабыли И почему-то начали рыдать.
Курячья чушь, глупейшая идейка.
Не стоит даже говорить о том.
Бездельник дед, а бабка — прохиндейка, А мышка — тварь, и серая притом.
Тут автор сказки будто в лужу дунул, Сознавшись в том, что полный идиот. Мне возразят: «Ее народ придумал». Народ? Возможно. Но какой народ?
Десятки лет, а может, даже сотни Мусолят эту сказку тут и там.
На кой она вообще сдалась сегодня?
Да пусть она идет ко всем курям.
И вдруг я понял, вот что получилось: Пусть сказка бред, и пусть сюжет не нов. Она лишь для того на свет явилась, Чтобы на ней кормился Иванов!
ГЛАВА IV
ПОВЕСТИ
Любовный Бермудский треугольник
Есть такой анекдот: один мужик был женат и имел любовницу. Настало лето, отпуска у него не было. Жена хотела отдохнуть, и любовница вдруг пристала: «Не могу больше находиться в этой жаркой и пыльной Москве». Он взял обеим путевки в один и тот же санаторий. Они же друг друга не знают, так что пусть отдыхают.
Проходит двадцать четыре дня. Они обе возвращаются. У жены фотография групповая. На ней среди всех прочих и любовница. Он спрашивает жену:
— А вот это что за женщина симпатичная такая?
Жена говорит:
— Такая женщина веселая — мы с ней подружились, жизнерадостная такая, со всеми интересными мужчинами встречалась, у нее столько поклонников было.
Муж покраснел, поехал на другой день к любовнице. У той такая же фотография, а на ней среди прочих его жена.
Он спрашивает любовницу:
— А это что за женщина симпатичная такая?
— Ой, — говорит любовница, — такая женщина скромная, как приехала со своим мужем, так с ним и уехала.
Вот такой анекдот. В жизни бы не подумал, что этот анекдот про меня. Однако в действительности все получилось почти по анекдоту. Дело в том, что у меня, как и у того персонажа из анекдота, есть жена и есть любовница. Жена — милейший человек, мы с ней прожили без малого десять лет. Она не злая, не транжирит моих денег. Скорее наоборот, я могу начать тратить налево и направо. А она трижды подумает, прежде чем какую-нибудь тряпку купит. Я даже люблю наблюдать за ней, как она в магазине стоит и решает — быть или не быть, то есть брать или не брать, померит, уйдет, потом вернется, долго стоит, подержит в руках, повесит на вешалку, опять уйдет и опять вернется. Если купит, долго потом сокрушается, что не то купила, если не купит, долго потом мучается, что не взяла.