Лион Измайлов

Речь шла о Бородинском сражении. Ж. д’Эстен сказал, что правым флангом командовал маршал Понятовский, чей потомок является теперь министром в правительстве Франции. И что он стал маршалом в числе двенадцати знаменитых — Мюрата и так далее.

Прут сразу понял ошибку, но ни слова не сказал. Однако потом режиссеру объяснил, что французский президент допустил две неточности. Понятовский в Бородинском сражении был генералом, а маршалом стал через год, когда во время сражения прискакал к Наполеону в крови. Наполеон спросил: «Вы ранены?»

Понятовский ответил: «Я убит», — и упал замертво.

Посмертно получил маршала.

Режиссер спросил Прута, где он хочет получить деньги — во Франции или в СССР. Прут захотел во Франции.

Когда он был там, его двоюродный брат, много лет живущий в Париже, сказал:

— За восемь минут интервью с президентом ты должен получить десять тысяч франков.

Сын брата поправил:

— Думаю, только пять тысяч.

Второй сказал:

— Радуйтесь, если получите три тысячи.

Прут взял такси за 35 франков, выпил с режиссером за 35 франков и получил за интервью ровно 70 франков.

Он заявил:

— Можете свернуть эти семьдесят франков и сунуть их в задницу президенту телекомпании.

Через некоторое время в посольство Франции в Москве пришел перевод на 200 франков.

Когда-то Прут дружил с Горьким и даже считал себя его учеником.

Я спросил Прута, был ли Горький человеком эрудированным.

Прут сказал:

— Не очень. Он, Горький, любил цитаты, но часто произносил их невпопад и неточно.

Однажды приятель Прута, корреспондент «Правды», попросился на обед к Горькому. Прут передал просьбу Алексею Максимовичу.

Тот поинтересовался:

— Ему что, нечего есть?

— Нет, он просто хочет с вами познакомиться.

Приятель был приглашен. Во время обеда Горький сказал:

— Как говорил Франциск Второй… — и дальше шла цитата.

Прут ошибку заметил. Но промолчал. А приятель громко заявил:

— Эта фраза принадлежит Франциску Первому.

Воцарилась тишина.

— Нет, Второму, — сказал Горький. Больше приятеля в гости не звали.

Прут заметил, что в путеводителе по городу Калининграду есть фраза: «В городе Калининграде родился великий немецкий философ Иммануил Кант».

Выступая в Доме литераторов на вечере Академии наук. Прут рассказал про своего друга академика, что в его трудах нашел фразу, которая одна уже увековечила ее автора. И процитировал:

— «В Ленинграде на Дворцовой площади стоит колонна…»

— Ну и что? — спросил академик из первого ряда. — Все правильно.

— Я не закончил, — невозмутимо продолжал Прут. — «А на ней изображение ангела в натуральную величину». Получается, что моему другу известна натуральная величина ангела.

Эстрадный артист, куплетист Н. Рыкунин когда-то отдыхал в «Империале». Вышел на улицу и увидел, как к санаторию подъехал шикарный автомобиль. Из него вышел молодой человек и спросил:

— Вы, наверное, русский? Только русские так рассматривают автомобили.

— Да, — признался Рыкунин, — я из Москвы.

— А вы знаете Прута?

— Это мой друг, — сказал Рыкунин. Молодой человек отдал Рыкунину свою машину на целый месяц.

Это был сын школьного друга Иосифа Леонидовича Прута.

Когда Прут однажды приехал в Лозанну, местная газета написала: «Из Советского Союза приехал господин Прут. Не вздумайте говорить при нем тайное по-французски. Он этот язык знает лучше нас».

Прут сказал мне:

— Никита Богословский у меня вот здесь, — и показал кулак.

— Почему?

И я услышал такую историю.

Однажды Пруту позвонил Павел Лисициан и попросил послушать его концерт, который будет по радио после двенадцати ночи.

— Тебя, — сказал Прут, — я готов слушать и после двенадцати.

Прут сел в кресло и стал слушать. Объявили «Вступление к трем неаполитанским песням» и заиграли мелодию песни «Темная ночь».

Прут тут же позвонил Богословскому и объявил:

— Ты говно.

— Кто это говорит? — спросил спросонья Богословский.

— Весь город говорит. Я только что слушал «Вступление к неаполитанским песням».

А дальше Прут сказал мне:

— Хорошо ему теперь знать, что Прут у него всегда в тылу? Это даже немцам не нравилось.

А это четверостишие Прут сам сочинил и спел в ОДРИ в присутствии Соловьева-Седого на мотив «Хризантем»:

Соловьев, Соловьев, Соловьев ты седой, Только песни твои вот с такой бородой. В восемьсот девяносто четвертом году Отцвели уж давно хризантемы в саду.

В «Империале» одна женщина пожаловалась Пруту, что не может здесь спать, поскольку фонари ночью с улицы светят ей прямо в окно.

Прут сказал мне:

— О, это то, что я себе сам сделал в Москве. У нас возле дома не горели фонари. Я позвонил начальнику милиции и сказал ему, что, если мне ночью встретится академик из соседнего подъезда, я его зарежу.

— Почему? — спросил начальник.

— Я буду думать, что это бандит, а отвечать придется тебе.

— Почему?

— Потому что я знаком с министром МВД, а ты нет.

Вечером все фонари перед домом горели, и никто в доме не мог спать, в том числе и Прут.

Наум Лабковский, переводчик и сатирик, перевел с украинского на русский Остапа Вишню.

Прут сказал: «Перевел с малорусского на еще менее русский».

Память у Иосифа Леонидовича и в восемьдесят пять была потрясающая. Он помнил логарифмы разных чисел и даже число пи до восьмой цифры. Я проверял.

Поэт Рудерман, написавший песню «Тачанка», жил на Тверском бульваре. Пошел на улицу Горького покупать диван. В магазине ему дали тележку, и он повез свой диван на тележке.

В это время улицу Горького оцепили — по ней ехал какой-то высокий гость.

Рудерман подошел к постовому и сказал:

— Я писатель Рудерман. Я купил себе диван.

Милиционер подумал, что это какой-то чокнутый, и отмахнулся от него, послал к капитану.

Рудерман подошел к капитану:

— Вы товарищ капитан? Я писатель Рудерман. Я купил себе диван.