ЛиПа
Шрифт:
(Виктор Боков. Ельничек-березничек)
...Я парочку догнал, волнуясь.
Гляжу, девчонка — самый сок!
«Нельзя ль узнать, — интересуюсь,
Мамаши вашей адресок?!
Быть может, прослыву нескромным,
Себе накликаю беду,
Но с удовольствием огромным
К ней в гости вечерком зайду»...
Дрожу от собственной отваги;
Но,
Даёт мне девка лист бумаги:
«Вот адрес бабушки моей!»
Я вышла прохладною мартовской ночью.
За дверью с намёком стояла метла.
(Лариса Васильева. Москворечье)
Однажды, студёною мартовской ночью,
Я из дому вышла. Такие дела...
И сразу рукой ощутила на ощупь,
Что кем-то с намёком забыта метла.
Неужто лететь уже время приспело?
Да вроде бы рано — лишь март на дворе.
В последнюю полночь шального апреля
Сбираются наши на Лысой горе.
На что же намёк? Догадаться непросто.
Для славы прислали иль чёрной хулы?
А вдруг перемены среди руководства
Мне явлены в образе новой метлы?!
Я, робко ступая, вернулась в светёлку,
Окинула взглядом рабочий чертог
И всё со стола помела под метёлку!...
Похоже, что я угадала намёк.
А был Сизиф упрямый парень.
Так получилось: крепко влип.
Бог приказал: громаду камень
Пусть вечно тащит на Олимп...
И шёл он с мужеством спартанца
И сто, и тысячу годов,
Поскольку реабилитация
Была не в моде у богов.
(Ян Вассерман. Мыс Надежды)
Сизиф в Коринфе всем на зависть
Пахал на должности царя,
Но боги к мелочи придрались
И замотали в лагеря.
А дома — семеро по лавкам!
Сизифу всяк помочь готов,
Но, хоть назвал он сына Главком —
Что Главк насупротив богов?!
Житуха здесь — топиться впору.
Корми в подземном царстве вшей!
Сизиф пошёл, конечно, в гору,
Да только — с камнем на душе.
Ни
передач и ни амнистий,И Цербер у ворот сидит.
Начальству дела нет до истин.
Одно название — Аид!..
Потом — и драмы, и романы...
Напрасный труд, мол... Тыщи лет...
От Крития до Вассермана
Никто не обошёл сюжет.
У Вассермана, кстати, липа
Насчёт названия горы:
В подземном царстве нет Олимпа,
Но есть солидные бугры.
Сизиф ползёт под светом рампы,
И зреет в голове ответ:
«Чем петь пустые дифирамбы,
Скостили б срок на пару лет!»
Одни вошли в Правление,
другие метят в гении.
Более-менее у всех благодать.
Но анатомию нашего поколения
по моему скелету
будут изучать!
(Пётр Вегин. Над крышами)
Непризнанные гении
пошли на исправление
и заняли в Правлении
вакантные места.
А я им не препятствую
в безудержном стремлении.
Меня влечёт особая,
заветная мечта.
Я наблюдаю прения и жду,
храня терпение,
когда пройдёт какая-то,
ну, скажем, сотня лет,
и будущие критики
воззрятся с удивлением
и с неприкрытой завистью
на худенький скелет:
Мол, убежит от тления
такое поколение.
Поэзию, мол, делали
богатыри — не мы!
Да это ж череп Байрона,
ни более, ни менее!!
Давно у нас повывелись
подобные умы!
Он будет, без сомнения,
объектом поклонения,
скелет поэта Вегина,
как чудо из чудес.
Хозяин слышал о себе
совсем иные мнения,
но в благодарной памяти
нечаянно воскрес.
Века живёт Милосская Венера.
И будет жить.
Но только, чур, без рук!
(Сергей Галкин. Земное время)
Века прошли... И не предъявишь иска
Тем негодяям, что на горе нам
Сломали шею Н. Самофракийской
И В. Милосской дали по рукам.
Как хорошо, что сохранилось тело,