Лирика. Поэмы
Шрифт:
Подрастают поколения
Новых, молодых лесов,
Лишь военное затмение
Не прибавило кустов.
Выкосило все породы:
Не рождались, не взошли,
Наши добрые народы,
Не рожденными ушли.
Но живучий русский лес,
К солнцу тянется и к счастью,
Голубых своих небес
Он сторонник, не несчастья.
1987
***
Гроза зарницею сверкала,
Ей с грозным
Природе грома явно мало -
Шел по деревьям сильный шторм.
Деревья гнулись, и качались,
Бросая листья ветру в след,
Лесные волны быстро мчались,
Дождь раздавал им свой привет.
Когда стихия отбушует,
Придет неведомая тишь,
Сознание стоном забунтует
От всех семейных, старых крыш.
Так жизнь прекрасной чередою:
Грозы и грома, дождя, стона
Идет, идет всегда за мною,
Идет без дружественного тона.
Светлеет маленький кусочек
Среди свинцовых облаков,
Так солнце пробует носочком:
Готов ли путь к земле? Готов.
И ветер тут же изменяет
Грозе и грому, и дождю,
Все тучи в сторону сдвигает
И солнце говорит: Прошу...
Все в нашей жизни по законам,
Но чьим, каким и почему?
Есть место в них сердечным стонам.
А как мне быть? Я не пойму.
Наверх забраться можно? Можно.
Коль солнце лучик свой подаст.
Верх по лучу? О, осторожно.
А если он тебя продаст?
Так и живем: к земле поближе,
И ходим там, где твердый грунт,
И давим тех, кто еще ниже,
И избегаем носки унт.
И знаем все. И судим всех.
Под крышами, где нет стихии.
Гроза и гром, и солнца след
За окнами. А мы тихи.
7 августа 1987
***
Память помнит каждую подробность
Встреч, разлук и горечь от досад.
Помнит, как выбрасывала скромность
И бросалась, без сомнений в ад.
Долгих дней немую отчужденность,
Каждый миг, заполненный тобой,
Свет из глаз, двоих - завороженность,
А затем преследований боль.
На весы поставь две разных чаши:
Положи любовь мою в одну,
На другую - все несчастья наши,
Я их молчаливо перегну.
Что же пересилит в чашах этих?
Беды? Что бросались все на нас?
Нет, любовь, она прекрасно светит
И она светила каждый час.
До сих пор кидает кто-то камни,
Хоть давно в святые перешла,
Были бы какие-нибудь ставни,
Чтоб сквозь них беда к нам не прошла.
От любви идут седые нити
Памяти, прошедшей
сквозь беду,Говорят, танцуют на Гаити,
Я же не танцую, а бреду.
Помню хохот, словно волны Дона,
Демон в них резвился молодой,
Сердце разрывалось уж от стонов,
Не могло кричать оно: "Постой!
Нет, мне не забыть рожденья ада,
Пересказ не может раскрыть все,
Как рождались звери зоосада
И молчала трубка. Вот и все.
Все схлестнулось: правды и неправды,
Расплескались за моей спиной,
Разгадать бы кто же в этом главный,
Да и бросить в омут: жизнь. не ной.
Но вода его отвергнет сразу,
Пусть живет от скверны чуть живой.
Господи, да дай же ты рассказу
Стать спокойным, он же все же свой.
Нет веселых, добрых песнопений,
Только боль и только стон души.
Было бы иначе? Без сомненья.
Было бы? О, бог мой, не скажи.
Все как есть, Душа жила в смятение.
А теперь? Есть боль прошедших дней.
Ропот и людей недоумение
Смотрят и преследуют: " Не смей!"
Шепот за спиной, косые взгляды.
– Слышали?
– Слыхали.
– Вон она.
Стали шире рамки зоосада.
Но как прежде я в нем не видна.
1987
К 70-летию... ОКТЯБРЯ
1
Семьдесят лет стране Октября.
Долгий и правильный путь,
И революция - это заря
Нашей страны - не забудь.
Столетья страной управляли цари -
Бесправный и нищий народ.
О счастье народа забыли они
И не смотрели вперед.
Февраль семнадцатого года -
Был свергнут царь,
Но временная власть не для народа,
Все шло, как встарь.
О народе думал Ленин,
Партия большевиков,
Думали о наступленье
На его врагов.
В октябре, двадцать пятого,
Залп с "Авроры" гремит
По царизму проклятому,
Что в "Зимнем" сидит.
Луч прожектора с "Авроры"
Первым светом был в стране,
И защелкали затворы
На винтовках во дворе.
И рабочие, солдаты
На штурм "Зимнего" идут,
Безработные матросы
С ними рядом там и тут.
Юнкеров они разбили,
Свергли временную власть,
Путь в историю пробили,
Что б народной была власть.
2.
Декреты "о мире" и "о земле"
Народ всколыхнули.
Революция шла по стране,
Люди свободней вздохнули.
Советская власть не далась без борьбы -
Ее интервенты душили.
И белая армия, черной судьбы,
Против народа служила.