О, я хочу безумно жить:Все сущее – увековечить,Безличное – вочеловечить,Несбывшееся – воплотить!Пусть душит жизни сон тяжелый,Пусть задыхаюсь в этом сне, —Быть может, юноша веселыйВ грядущем скажет обо мне:Простим угрюмство – разве этоСокрытый двигатель его?Он весь – дитя добра и света,Он весь – свободы торжество!
Я ухо приложил к земле.Я муки криком не нарушу.Ты слишком хриплым стоном душуБессмертную
томишь во мгле!Эй, встань и загорись и жги!Эй, подними свой верный молот,Чтоб молнией живой расколотБыл мрак, где не видать ни зги!Ты роешься, подземный крот [60] !Я слышу трудный, хриплый голос…Не медли. Помни: слабый колосПод их секирой упадет…Как зерна, злую землю ройИ выходи на свет. И ведай:За их случайною победойРоится сумрак гробовой.Лелей, пои, таи ту новь,Пройдет весна – над этой новью,Вспоенная твоею кровью,Созреет новая любовь.
59
Написано в день объявления о роспуске Второй Государственной думы.
60
Ты роешься, подземный крот! – возможно, отзвук слов Гамлета: «Ты славно роешь землю, старый крот!» (перевод А. Соколовского).
3 июня 1907
«Тропами тайными, ночными…»
Тропами тайными, ночными,При свете траурной зари,Придут замученные ими,Над ними встанут упыри.Овеют призраки ночныеИх помышленья и дела,И загниют еще живыеИх слишком сытые тела.Их корабли в пучине воднойНе сыщут ржавых якорей,И не успеть дочесть отходнойТебе, пузатый иерей!Довольных сытое обличье,Сокройся в темные гроба!Так нам велит времен величьеИ розоперстая судьба!Гроба, наполненные гнилью,Свободный, сбрось с могучих плеч!Все, все – да станет легкой пыльюПод солнцем, не уставшим жечь!
3 июня 1907
«В голодной и больной неволе…»
В голодной и больной неволеИ день не в день, и год не в год.Когда же всколосится поле,Вздохнет униженный народ?Что лето, шелестят во мраке,То выпрямляясь, то клонясьВсю ночь под тайным ветром, злаки:Пора цветенья началась.Народ – венец земного цвета,Краса и радость всем цветам:Не миновать Господня летаБлагоприятного – и нам.
15 февраля 1909
«Не спят, не помнят, не торгуют…»
Не спят, не помнят, не торгуют.Над черным городом, как стон,Стоит, терзая ночь глухую,Торжественный пасхальный звон.Над человеческим созданьем,Которое он в землю вбил,Над смрадом, смертью и страданьемТрезвонят до потери сил…Над мировою чепухою;Над всем, чему нельзя помочь;Звонят над шубкой меховою,В которой ты была в ту ночь [61] .
61
Над шубкой меховою, в которой ты была в ту ночь – воспоминание об объяснении с Л. Д. Менделеевой в ночь с 7 на 8 ноября 1902 г.
О, как смеялись вы над нами,Как ненавидели вы насЗа то, что тихими стихамиМы громко обличили вас!Но мы – все те же. Мы, поэты,За вас, о вас тоскуем вновь,Храня священную любовь,Твердя старинные обеты…И так же прост наш тихий храм,Мы на стенах читаем сроки…Так смейтесь, и не верьте нам,И не читайте наши строкиО том, что под землей струиПоют, о том, что бродят светы…Но помни Тютчева заветы:Молчи, скрывайся и таиИ чувства и мечты свои…
62
Заключительные
строки – из стихотворения Ф. Тютчева «Silentium!» («Молчание!»).
Январь 1911
«Я – Гамлет. Холодеет кровь…»
Я – Г'aмлет. Холодеет кровь,Когда плетет коварство сети,И в сердце – первая любовьЖива – к единственной на свете.Тебя, Офелию мою,Увел далеко жизни холод,И гибну, принц, в родном краю,Клинком отравленным заколот.
6 февраля 1914
«Так. Буря этих лет прошла…»
Так. Буря этих лет прошла.Мужик поплелся бороздоюСырой и черной. Надо мноюОпять звенят весны крыла…И страшно, и легко, и больно;Опять весна мне шепчет: встань…И я целую богомольноЕе невидимую ткань…И сердце бьется слишком скоро,И слишком молодеет кровь,Когда за тучкой легкоперойСквозит мне первая любовь…Забудь, забудь о страшном мире,Взмахни крылом, лети туда…Нет, не один я был на пире!Нет, не забуду никогда!
14 февраля 1909
«Да. Так велит мне вдохновенье…»
Да, так велит мне вдохновенье:Моя свободная мечтаВсе льнет туда, где униженье,Где грязь, и мрак, и нищета.И я люблю сей мир ужасный:За ним сквозит мне мир иной,Обетованный и прекрасный,И человечески простой.И если ты не жнешь, не сеешь,Коль ты «так просто – человек»,То чт'o ты знаешь? Что ты смеешьСудить в безумный этот век?Ты был когда-нибудь униженБолезнью, голодом, нуждой?Ты видел ли детей в Париже?Иль нищих на мосту зимой? —На непроглядный ужас жизниОткрой скорей, открой глаза,Пока великая грозаВсе не смела в твоей отчизне,И пусть разит твой гордый гневНе тех, кто тащит жизни бремя…Иной и злое сеял семя,Но не бесплоден был посев…Он прав хоть тем, что жизни этойРумяна жирные отверг,Что, как пугливый крот, от светаЗарылся в землю, там померк,Всю жизнь жестоко ненавидяИ проклиная этот свет,Пускай грядущего не видя,Дням настоящим молвив: Нет!
Сентябрь 1911
«Земное сердце стынет вновь…»
Земное сердце стынет вновь,Но стужу я встречаю грудью.Храню я к людям на безлюдьиНеразделенную любовь.Но за любовью – преет гнев,Растет презренье и желаньеЧитать в глазах мужей и девПечать забвенья иль избранья.Пускай зовут: Забудь, поэт!Вернись в красивые уюты!Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!Уюта – нет. Покоя – нет.
1911 – 6 февраля 1914
«В огне и холоде тревог…»
В огне и холоде тревог —Так жизнь пройдет. Запомним оба,Что встретиться судил нам БогВ час искупительный – у гроба.Я верю: новый век взойдетСредь всех несчастных поколений.Недаром славит каждый родСмертельно оскорбленный гений.И все, как он, оскорбленыВ своих сердцах, в своих певучих.И всем – священный меч войныСверкает в неизбежных тучах.Пусть день далек – у нас все те жЗаветы юношам и девам:Презенье созревает гневом.А зрелость гнева – есть мятеж.Разыгрывайте жизнь, как фант.Сердца поэтов чутко внемлют,В их беспокойстве – воли дремлют;Так точно – черный бриллиантСпит сном неведомым и странным,В очарованьи бездыханном,Среди глубоких недр, – покаВ горах не запоет кирка.