Лирика

Как призывал их прежде много раз.

Мой господин, моя благая Донна,

Свободы мне на свете больше нет,

Собою сам навеки я наказан:

Зеленый Лавр - и гордая Колонна,

К одной прикован я пятнадцать лет,

К другому - восемнадцать лет привязан.

CCLXVH

Увы, прекрасный лик! Сладчайший взгляд!

Пленительность осанки горделивой!

Слова, что ум, и дикий, и кичливый,

Смиряя, мощным жалкого творят!

Увы и нежный смех! Пускай пронзят

Его струи - была бы смерть счастливой!

Дух царственный, не в поздний век и лживый

Ты властвовал бы, высоко подъят.

Пылать мне вами и дышать мне вами:

Весь был я ваш; и ныне, вас лишенный,

Любую боль я б ощутил едва.

Вы полнили надеждой и мечтами

Разлуки час с красой одушевленной:

Но ветер уносил ее слова.

CCLXIX

Повержен Лавр зеленый.

Столп мой стройный

Обрушился. Дух обнищал и сир.

Чем он владел, вернуть не может мир

От Индии до Мавра. В полдень знойный

Где тень найду, скиталец беспокойный?

Отраду где? Где сердца гордый мир?

Все смерть взяла. Ни злато, ни сапфир,

Ни царский трон - мздой не были б достойной

За дар двойной былого. Рок постиг!

Что делать мне? Повить чело кручиной

И так нести тягчайшее из иг.

Прекрасна жизнь - на вид. Но день единый,

Что долгих лет усильем ты воздвиг,

Вдруг по ветру развеет паутиной.

CCLXXI

Горящий узел, двадцать один год

За часом час меня сжимавший яро,

Рассекла смерть, - не знал я злей удара;

Но человек с печали не умрет.

Опять Амур мне воли не дает:

Другой силок в траве - и, сердцу кара,

Вновь искра разожгла огонь пожара

Так, что с трудом сыскал бы я исход.

Не помоги мне опытностью сила

Бывалых бед, сгорел бы я, сраженный,

Мгновенно вспыхнув, словно сук сухой.

Вторично смерть меня освободила,

Расторгнут узел, огнь угас, сметенный,

Пред ней и сила - в прах, и дар прямой.

ССLХХII

Уходит жизнь - уж так заведено,

Уходит с каждым днем неудержимо,

И прошлое ко мне непримиримо,

И то, что есть, и то, что суждено.

И позади, и впереди - одно,

И вспоминать, и ждать невыносимо,

И только страхом божьим объяснимо,

Что думы эти не пресек давно.

Все, в чем отраду сердце находило,

Сочту по пальцам. Плаванью конец:

Ладье не пересилить злого шквала.

Над бухтой буря. Порваны ветрила,

Сломалась мачта, изнурен гребец

И путеводных заезд как не бывало.

CCLXXIII

Зачем, зачем даешь себя увлечь

Тому, что миновалось безвозвратно,

Скорбящая душа? Ужель приятно

Себя огнем воспоминаний жечь?

Умильный взор и сладостная речь,

Воспетые тобой тысячекратно,

Теперь на небесах, и непонятно,

Как истиною можно пренебречь.

Не мучь себя, былое воскрешая,

Не грезой руководствуйся слепой,

Но думою, влекущей к свету рая,

Ведь здесь ничто не в радость нам с тобой,

Плененным красотой, что, как живая,

По-прежнему смущает наш покой.

CCLXXIV

Покоя дайте мне, вы, думы злые:

Амур, Судьба и Смерть - иль мало их?

Теснят повсюду, и в дверях моих,

Пусть мне и не грозят бойцы иные.

А сердце, - ты, как и во дни былые,

Лишь мне ослушно, - ярых сил каких

Не укрываешь, быстрых и лихих

Врагов моих пособник, не впервые?

В тебе Амур таит своих послов,

В тебе Судьба все торжества справляет,

И Смерть удар свой рушит надо мною

Разбить остаток жизни угрожает;

В тебе и мыслям суетнейшим кров;

Так ты одно всех бед моих виною.

CCLXXV

Глаза мои!
– зашло то солнце, за которым

В нездешние края пора собраться нам...

Мы снова будем с ним, - оно заждалось там,

Горюет, судит нас по нашим долгим сборам...

О слух мой!
– к ангельским теперь приписан хорам

Тот голос, более понятный небесам.

Мой шаг!
– зачем, за той пускаясь по пятам,

Что окрыляла нас, ты стал таким нескорым?

Итак, зачем вы все мне дали этот бой?

Не я причиною, что убежала взгляда,

Что обманула слух, что отнята землей,

Смерть - вот кого хулить за преступленье надо!

Того превознося смиренною хвалой,

Кто разрешитель уз, и после слёз - отрада.

CCLXXVI

Лишь образ чистый, ангельский мгновенно

Исчез, великое мне душу горе

Пронзило - в мрачном ужасе, в раздоре.

Я слов ищу, да выйдет боль из плена.

Она в слезах и пенях неизменна:

И Донна знает, и Амур; опоре

Лишь этой верит сердце в тяжком споре

С томленьями сей жизни зол и тлена.

Единую ты, Смерть, взяла так рано;

И ты, Земля, земной красы опека,

Отныне и почиющей охрана,

Что ты гнетешь слепого человека?

Светил любовно, нежно, осиянно

Свет глаз моих - и вот угас до века.

CCLXXVII

Коль скоро бог любви былой завет

Иным наказом не заменит вскоре,

Над жизнью смерть восторжествует в споре,

Желанья живы, а надежда - нет.

Как никогда, страшусь грядущих бед,

И прежнее не выплакано горе,

Ладью житейское терзает море,

И ненадежен путеводный свет.

Меня ведет мираж, а настоящий

Маяк - в земле, верней, на небесах,