Лис. Сказания Приграничья

— Начальник стражи, — шепнул Кэттон, заметив мой вопросительный взгляд. Похоже — это лента, отличительный признак офицерского состава? Значит, есть чем гордиться, раз я справился с не одним таким «офицером».

— Пока вам в шахте жить негде, а гонять на разбор камней по два раза в день, — слишком долго. Да и стражников под этого выделять придется, — словно разговаривая вслух сам с собой, проговорил начальник стражи. — Ладно. Повезло вам, благодарите богов. Пока что здесь поработаете, а там посмотрим.

Я не сдержал улыбки. Отлично. Если в шахты спускаться не придется, значит, шансов сбежать больше. Да и проще — судя по тому гвалту, который стоит в деревне, контроля за рабами здесь меньше.

— Эй, в камеры их! — крикнул начальник стражникам, похоже, потеряв к нам всякий интерес.

— Похоже, выживем? — улыбнулся я Кэттону, подставляя плечо. Охнув, тот оперся о меня и мы заковыляли за криками подгоняющими нас стражниками.

Глава 6

— Вообще у нас довольно спокойно осенью — сбор урожая, скотину тогда же режем. Кто же будет воевать, когда пора запасы на зиму делать? А вот потом, когда снег падает, начинается плохое время, — усмехнулся Кэттон, бросая в чан очередную очищенную картофелину. Вообще этот овальный овощ назывался «тофлер», но по вкусу — та же наша картошка. Да и выращивается также. Вообще, мир, в котором я находился, был сильно похож на нашу Землю. Простая, доступная всем еда — такая же как у нас. Те же каши из круп, горячий хлеб, который здесь пекли не кирпичами, как у нас, а шарами. Первый раз зайдя на кухню, куда нас отрядили работать, я вздрогнул — в углу, в плетеных корзинах, были навалены желтые мячи. Потом попробовал — тот же хлеб, только другой формы. Не хватало ему жесткой корочки. А так — вкусно.

— А зимой что? — спросил я, подбирая с земли картофелину. Наверное, тысячную за сегодняшний день. Кто-то бы сказал, что чистить тофтелы на целую деревню, а это человек триста, довольно скучная работа. Но в мои армейские годы приходилось готовить и больше, поэтому время проходило хорошо, за беседой. По крайней мере, намного веселее, чем долбить киркой в затхлой шахте, где из света — один факел на пятьдесят шагов, а воздуха не хватает.

— Зимой реки замерзают, рыбы меньше. Да и в леса соваться не стоит — с гор спускаются твари всякие. Говорят, эльфы с ними дружны, но что-то мне не верится, что эльф сможет сговориться с варгом. Тот его скорее сожрет, чем привяжется, — засмеялся Кэттон и взялся за новую картошку. Рана у приятеля заживала, скоро и следа не останется. Не сильно оцарапался.

Благодарить за работу на кухне, кстати, стоит именно товарища. Я улыбнулся — вот уж правду говорят, в любой беде что-то хорошее найти можно. Ночевать нас поместили в плетеные клетки в углу деревушки, которая из себя представляла скорее крепость, чем что-то пригодное для жизни. Взяли деревья, забили около горы. Полукруг диаметром в тысячу шагов, так, что вход в шахту был ровно посередине — и вернулись к той же горе. Вот и весь забор. А внутри расположили несколько шатров, да деревянные навесы, где хранились куски руды. Вот и вся деревня.

К утру Кэттону стало совсем плохо — рана на боку воспалилась, идти самостоятельно он не мог. Я выпросил у стражников колбу спирта, промыл, приложил новую повязку. Понятно, что в шахту возвращаться ему нельзя было, загнется. И наверху тяжелое делать что-то не может. Вот и отрядили его на кухню — сидеть, чистить тофтеллы. Еще разбирать крупы — что похуже, то рабам, что получше — стражникам.

На кухню, которая расположилась в одном из шатров, Кэттон вошел, уже привычно держась за мои плечи. И здесь везение — только я хотел оставить товарища и уйти грузить руду в телеги, как вышел повар. Который устроил скандал оказавшемуся неподалеку начальнику стражи — ему давно требовался помощник, способный разгрузить продукты. Тут мне и повезло — начальнику стражи надоело слушать повара, он махнул на меня рукой: «Забирай». Грузчиком я работал в основном с утра, а в оставшееся время вместе с приятелем занимался нудной работой поваренка и слушал все новое и новое о мире, где оказался. И так уже четвертый день.

— Хотя осенью и кочевники напасть могут, но сейчас уже реже — и Керч, и графства разрослись, людей много. У нас здесь принято иметь помногу детей, это только у меня в семье две дочери было. Обычно десяток деток у каждого отца, — сказал Кэттон. Вспомнив про семью, приятель погрустнел на секунду, но сразу встряхнулся. Я усмехнулся — сильный он духом, этот Кэттон.

— А кочевники-то что? Им что надо? Земли им вроде неинтересны? — спросил я.

— Из хороших краев ты, Лис, раз таких вещей не знаешь, — улыбнулся Кэттон. Я промолчал — рассказывать не хотелось, а товарищ тактично не выспрашивал у меня подробности про то, откуда я приехал. — У нас каждый знает в деревне — если кочевники на горизонте, значит, бабу и детей прячь, а сам скорее выходи. Они трусливые эти кочевники — если увидят мужиков с оружием, могут и уехать. Но вот если баба или ребенок попадется — все, пиши беда. Бабу-то на месте снасильничают, или чуть дальше отвезут. А дите — с собой заберут.

— А дети-то на что им? — спросил я, невольно перестраиваясь на манеру речи Кэттона. Поначалу меня раздражал его деревенский выговор, с постоянно напевными выражениями, но потом свыкся.

— Кто их знает. Есть разговор, что развлечение у кочевников такое — дитями в гонки играть. Привязывают их веревкой к коню, и давай, по всей степи, или по горам. Ну и наперегонки — кто быстрее. Взрослого-то лошадь далеко не провезет, тяжело ей. А ребенка — что там, хвост легкий выйдет, — нахмурился Кэттон, чуть сильнее сжав тофтель. Картофель треснул, брызнув соком.

Я поежился. Раны на теле почти зажили, дышать было не так больно, как сначала. Порезы на спине тоже срослись, но я хорошо помнил, каково это — скользить по земле, когда камни раздирают кожу и мясо под ней. А если так не мгновения, а целую гонку? Сколько может длится такое развлечение? Минуту? Пять, десять минут? Звери.

Грудь тяжело вздымалась. Я замер, стараясь выгнать из головы все мысли. Этот мир удивлял меня. В начале каждого разговора Кэттон умудрялся рассказать что-то хорошее, но в результате все сводилось к чему-то настолько мерзкому и звериному…

Кэттон замолчал — по его смущенному лицу было ясно, что он понял мое состояние. Товарищ спрятал взгляд и сосредоточился на чистке картошке. Я заметил, что мой тофтель уже очищен, но руки продолжают остервенело срезать уже сочную белую мякоть. Вздохнув, я бросил плод в чан и отложил короткий и тупой нож.

После падения с крыши я оказался на большом полуострове, который сами местные жители называли Приграничьем. Почему? По сути, буквально через десяток километров по морю начинались острова, где безраздельно правили эльфы. Конечно, этого было мало для такого громкого названия, но Кэттон в ответ на возражения пожал плечами: «Не знаю. Всегда так называли, я с детства помню».

На самом полуострове больше всего места занимала гора Прибой, которая расположился прямиков в середине северного побережья. По бокам от него были построены замки графов — Донгеллов и Ольстерров. Первые были ближе к западу, к владениям эльфов. Ольстерры расположились на восток от Прибоя, между горой и еще одной гордой грядой, которую здесь назвали Гномьей границей. Она-то и преграждала путь с полуострова на материк. Путей в большой мир было несколько — по верхам, довольно длинный, но безопасный, который в основном использовали торговые караваны. Через сами горы — гномы вырыли несколько сквозных туннелей, который охраняли и брали плату за проход. Или же по заброшенным туннелям и шахтам — их тоже делали гномы, но не как транспортный путь, а как источник руды и драгоценных камней. Интерес карликов к ним пропал, а вот искатели приключений пытались прославиться, найдя короткий свободный путь через гору. Или сокровища гномов, о которых ходило много легенд.