Лисичка

Мистер Браун поклонился дамам и отправился за Фролом в отведенную ему спальню, а Долли, захватив деньги, пошла договариваться с отцом Серафимом.

Путешествие в Санкт-Петербург обещало быть великолепным. Тетушка заказала ямских лошадей на три кареты, решив ехать в своих экипажах, а потом оставить их в столичном доме.

Рано утром все три кареты стояли во дворе дома, ожидая выхода пассажиров.

— Я поеду в первой карете с мистером Брауном и возьму в нее драгоценности. Ведь в письме Алекс велел привести их с собой в Лондон, — рассуждала накануне вечером графиня, — с мужчиной мне будет спокойнее. Во второй карете поедете вы втроем, а в третьей поедут Марфа, Фаина и Зоя. Сундуки привяжем сзади на все три экипажа, а вы возьмите с собой в саквояжах то, что будете надевать в дороге.

Долли положила на дно своего сундука шпагу брата, мужской костюм с венгерскими аксельбантами и свои крестьянские наряды: два шелковых сарафана, сшитые ей Марфой здесь, в Москве, и две батистовые рубашки к ним. В саквояж она спрятала пистолеты и изумрудный гарнитур бабушки, а остальное предоставила собирать Марфе и Зое, поэтому даже не знала, какую одежду Марфа выбрала ей для поездки в Англию. Лиза вообще положилась на тетушку, позволив ей решать, что нужно брать, а сама собрала только шелковую сумочку, положив в нее маленький, с ладонь, образ Святой Елизаветы, написанный для нее братом Корнилием. Только Даша Морозова собрала все свои новые платья, сшитые в Марфино — ведь у нее еще никогда не было таких красивых нарядов, и она не была готова расстаться ни с одним из них.

Девушки уже с полчаса стояли вместе с мистером Брауном и служанками около карет, ожидая выхода графини, отдававшей последние приказания Фролу. Англичанин пытался развлекать барышень рассказами о море, но было видно, что он с трудом подбирает слова, чтобы описать красоты заката над волнами, поэтому Долли повела разговор сама и спросила по-английски:

— Капитан, а как называется ваш корабль? Нам всем очень интересно о нем узнать, ведь мы доверим ему свои жизни.

— Правда, мисс? А все дамы понимают по-английски? — обрадовано осведомился мистер Браун, кивнув в сторону горничных.

— Мы все говорим на вашем языке, а своим служанкам переведем ваш рассказ сами, — подтвердила Лиза, а Даша Морозова молча кивнула. Она понимала язык, с детства общаясь с княжнами и их английскими гувернантками, но не очень хорошо писала.

— Мой корабль называется «Афродита», сейчас он стоит в порту Санкт-Петербурга и ожидает вас, — начал свой рассказ англичанин, но тут, наконец, из дома вышла графиня, и все начали рассаживаться по экипажам.

Кареты тронулись, и Долли в последний раз взглянула на светло-бирюзовый дом с нарядными белыми окнами, ставший ей за эти месяцы родным.

— До свиданья, и спасибо тебе, — как живого, тихо поблагодарила она дом, — я была здесь счастлива, ты укрыл нас, дал покой и защиту.

Экипаж свернул в Колпачный переулок, и через пять минут в окне мелькнули новые голубые главы храма Святого Владимира. Долли высунулась в окно, провожая взглядом уже почти восстановленную церковь, но дорога резко повернула и побежала под горку, к Солянке.

— Ну, вот и все, — вздохнула княжна, — прощай, Москва!

Впереди их ждала столица, а потом поездка за море.

Ну, почему деньги так быстро тают? Лаврентий Островский еще раз скользнул взглядом по тощеньким пачкам ассигнаций и небольшой горке монет, разложенных на столе. За пять месяцев, прошедших с момента продажи Афанасьева, он успел прожить более двух тысяч. Если бы не те суммы, что он безрезультатно отдавал своим доморощенным соглядатаям, денег осталось бы гораздо больше.

Приехав из Марфино в Москву, Лаврентий принялся собирать сведения об имуществе светлейшего князя Черкасского. Он приготовился раздавать взятки, чтобы получить в департаментах у генерал-губернатора и в земельной управе копии документов по владениям князя Алексея, но после пожара столько людей потеряли имущество и искали родных, что сведения ему выдали довольно быстро, бесплатно и не задавая лишних вопросов.

У князя Черкасского оказалось три имения под Москвой: хорошо ему знакомое Марфино и два других — Грабцево и Рогово. В самом городе у Черкасского числились большой дворец на Покровке и три доходных дома в Охотном ряду. То, что доходные дома сгорели при пожаре, а дворец на Покровке уцелел, Островский выяснил довольно быстро. Он снял комнаты на верхнем этаже двухэтажного домика рядом с церковью Успения Божьей Матери и начал следить за домом Черкасских.

Прошла неделя, графиня Апраксина и княжны в доме не появились. Лаврентий решил, что женщины переехали в другое имение, и начал разыскивать Грабцево и Рогово.

Грабцево он нашел достаточно быстро: оно располагалось всего в двадцати верстах на запад от Марфино. В этом небольшом имении он обнаружил пустой барский дом. По рассказам крестьян, графиню Апраксину они видели один раз прошлым летом, когда она приезжала сюда искать княжну Елену, с тех пор ни она, ни княжны, ни хозяин в имение не возвращались.

Рогово Лаврентий искал почти два месяца. Он побывал в пяти деревнях с таким названием, пока не нашел нужное поместье, затерянное среди лесов в пятнадцати верстах в сторону от старой Калужской дороги. Здесь его тоже ждало разочарование: в селе никого из хозяев не видели с самого начала войны, да и то в последний раз сюда приезжал князь Алексей, а княжон видели в усадьбе только маленькими девочками.

Вернувшись в Москву в свои комнаты на Покровке, Лаврентий отдохнул только один день и принялся объезжать все почтовые станции, расспрашивая ямщиков о старой даме и трех молодых барышнях, путешествующих с ней; он даже пытался описывать внешность девушек, но это ничего не дало. Получалось, что графиня Апраксина с питомицами в Москву не въезжали и из нее не выезжали. Но также не было их и в подмосковных имениях. Возможно, что они уехали в какое-нибудь из других поместий этой богатой семьи, но как узнать, в какую губернию нужно теперь ехать — было непонятно.

Просидев еще неделю в Москве и не найдя решения, Островский понял, что уже не знает, что ему делать. Он точно знал, что у князя Алексея есть дом в Санкт-Петербурге, но никаких признаков того, что Черкасские направились туда, он не нашел. Как волк чует добычу, так безошибочный инстинкт подсказывал Лаврентию, что его жертвы находятся рядом — они не уезжали в столицу, а прячутся где-то здесь. Они могли остановиться у друзей или знакомых, или снять жилье, так же, как снял комнаты он. Ведь Москва постепенно начала отстраиваться, да и многие дома, как, например, здесь, на Покровке, уцелели во время пожара.

Островский подошел к окну. Внизу по булыжнику цокали копытами лошади, а через дорогу красивая кованая решетка окружала густой парк не пострадавшей от пожара усадьбы. В глубине парка виднелся верхний этаж барского светло-бирюзового дома с большими окнами в частых переплетах и нарядными белыми фронтонами и полуколоннами. Он подумал, что свои дома сохранили только те хозяева, у кого были во дворах пруды. Вот и дом напротив, наверняка, отстояли дворовые слуги. Ведь уцелел даже парк.

Управляющий имуществом купца Сверчкова, сдавший ему верхний этаж, рассказывал, что и изумительной красоты церковь Успения Божьей Матери, возле колокольни которой прилепился их маленький двухэтажный домик, тоже отстояли крепостные из соседних усадеб. С Колпачного, Девятина и Армянского переулков по цепочке передавали они ведра с водой из усадебных прудов, обливая стены храма. Лаврентий даже в детстве не был религиозным, и божий промысел или людские старания, сохранившие церковь, оставляли его равнодушным, но он считал, что лучше смотреть на красивые дома, чем на обгорелые стены. Поэтому, когда он нашел эту квартиру на почти полностью уцелевшей в этой своей части Покровке, молодой человек согласился на явно грабительскую цену в тридцать рублей в месяц за две комнаты, запрошенную ловкачом-хозяином.