Листопад
Шрифт:
IV
Вот еще новая забота на его голову!.. Надо, не медля ни минуты, идти и говорить с Музаффер-беем. Ведь если директор компании совратил девушку, которую он, Али Риза-бей, устроил на работу и все это время опекал, то получается, что сам он играет в этой истории неприглядную роль сводника. Только чистосердечное раскаяние Музаффера спасет его, Али Риза-бея, честь и успокоит его совесть.
Несколько месяцев назад ему увеличили жалованье на десять лир, и он случайно услышал, как один сослуживец, отпетый негодяй и пьяница, съязвил, сказав за его спиной: «Пока у нас благодетель не объявится, нам жалованье вряд ли повысят!» Тогда Али Риза-бей не придал значения этим словам, но теперь он понял, что хотел сказать этот тип! Ну как тут можно остаться
Неужели он, честно доживший до седин, должен терпеть такой позор? И тут Али Риза-бей вдруг подумал: «Не плюнуть ли на все и не оставить ли службу без всяких объяснений с Музаффером?» Впрочем, это пустая затея. Тому, у кого «в разрушенном доме жена и малые чада», не следует рисковать службой. А впрочем, он верил: все обойдется, директор поступит как подобает честному человеку…
Будто назло, день выдался очень суматошный. Около Директорской двери без конца толклись люди, его кабинет напоминал улей. Али Риза-бей боялся, что если он сразу не поговорит с Музаффером, то потом уже не решится идти к нему. Он представил, как будет казнить себя, мучаясь всю ночь от бессонницы, и твердо решил домой не уходить и во что бы то ни стало дождаться директора.
Работа валилась из рук. До вечера он просидел за своим столом, обдумывая слова, которые скажет Музаффер-бею. От тревожных мыслей у бедного старика на глаза навертывались слезы, и он торопливо вынимал платок, чтобы незаметно смахнуть их.
И зимой и летом, независимо от того, были у него дела или нет, Али Риза-бей являлся на работу точно в девять. Но по вечерам он, как правило, не уходил вместе со всеми, а частенько засиживался допоздна. Поэтому, увидев его, директор не удивился.
— Опять вы, мой ходит, заработались, — пожурил он своего бывшего учителя. — Совсем себя не жалеете… Работа и до завтра подождет.
Музаффер-бей знал, что лаской и уважением старого служащего не испортишь, — он от этого не возгордится и на шею не сядет. Поэтому Музаффер относился к нему не так, как к другим подчиненным. И на этот раз, увидев старика в дверях кабинета, он, по своему обыкновению, почтительно встал, заботливо усадил его в кресло, предложил закурить.
И бедняга Али Риза-бей от растерянности забыл свою речь, которую готовил весь день. В голове — ни одной мысли, ни единого слова. Нет, он должен все сказать! И несчастный Али Риза-бей начал лепетать что-то невразумительное.
Сначала Музаффер-бей никак не мог понять, о чем идет речь. Он слушал своего учителя с вежливой улыбкой, чертил цифры на лежавшем перед ним конверте. Но вскоре до него стал доходить смысл всех этих бессвязных слов, и выражение его лица сразу изменилось.
Али Риза-бей надеялся прижать директора к стенке, заставить его краснеть от стыда, а получилось совсем наоборот. Неожиданно он почувствовал пристальный взгляд Музаффера, увидел перед собой насторожившегося, готового к отпору человека и растерялся еще больше… Сердце заныло, голова налилась свинцовой тяжестью. И тут старого служащего вдруг осенила простая и страшная мысль: перед ним вовсе не тот Музаффер, которого он создал в своем воображении. Вежливость и хорошее отношение к нему — это маска. Просто директор считает его примерным подчиненным; для своего бывшего ученика он — всего лишь безобидный старикашка. А он-то думал, что может на кого-то повлиять! Какое страшное заблуждение! Как же он не догадался, что, взывая к каменной стене, он слышит в ответ только эхо собственного голоса. Да, он может приблизиться и коснуться рукой этой стены, он может убедиться, что перед ним бездушный, холодный камень!.. Все пропало!..
Музаффер самолюбив, он не позволит совать нос в его дела, вмешиваться в его личную жизнь. Все это Али Риза-бей понял очень хорошо, — но, увы, понял слишком поздно. Очертя голову он бросился в водоворот жалких слов,
и его так закрутило, что выбраться на спасительный берег уже не было сил…Директор дал Али Риза-бею поговорить еще немного, а потом неожиданно оборвал на полуслове:
— Все ясно! Теперь, с вашего позволения, я вам кое-что расскажу. Надеюсь, вы не сомневались в моем уважении и любви к вам. Вы редкий, я бы сказал, необыкновенный человек, — в наше время такие уже не встречаются. Я не стану вас обманывать: действительно, я встречался с Леман, — был такой грех. Не хотел этого, но так уж получилось, тут ничего не попишешь. Впрочем, все не так ужасно, как это вам представляется. Насколько я понял, вы хотите, чтобы я женился на девушке. Должен вам сразу сказать: это невозможно! И если говорить откровенно, просто глупо, — не я первый соблазнил Леман-ханым…
Али Риза-бея будто обухом по голове ударило.
— Бейэфеиди! — горячо возразил он. — Как вам не совестно!.. Леман — честная девушка… Невинная… Чистая… Совсем ребенок…
— Уверяю вас, бейэфенди, — перебил его Музаффер, — я не стал бы лгать вам. — Он улыбнулся, дивясь простодушной наивности старика. — Леман не столь невинна, как вам это кажется… Она готова повиснуть на шее у первого попавшегося мужчины. И многие уже успели воспользоваться ее, мягко говоря, доверчивостью. Если вам угодно, это легко доказать. Я даже сомневаюсь: мой ли это ребенок. Не знаю уж, по какой причине, — ну, разве что принимая во внимание мое служебное положение, — она из всех возможных кандидатов оказала именно мне эту сомнительную честь называться отцом ее чада. Ах, Али Риза-бей! Мир совсем не таков, каким вы его хотите изобразить!..
Невзирая на протестующие жесты директора, Али Риза-бей поднялся, ноги у него подкашивались.
— Значит, вы не чувствуете себя в долгу перед несчастной девушкой? Я спрашиваю вас об этом, ибо по-прежнему не сомневаюсь в вашей порядочности.
— Я готов ей помочь… Речь может идти только о деньгах… Я уже предлагал ей…
— Только и всего?
— А вы считаете, что в наше время можно помочь человеку еще чем-нибудь?
Едва заметная ирония и даже сострадание прозвучали в этом вопросе. Музаффер-бей сделал серьезное лицо и сказал вкрадчивым голосом:
— Вы для меня больше чем учитель, я могу вас считать своим отцом. Поэтому хочу вам задать вопрос. А что, если бы я решил взять в жены такую женщину, да еще в положении, — как бы вы к этому отнеслись? Я спрашиваю вас об этом, ибо тоже не сомневаюсь в вашей честности и порядочности. Представьте, что ваш сын поступил бы как я. Вы посоветовали бы ему то же самое, что советуете мне? Вы согласились бы принять в свой дом женщину сомнительной репутации, такую, как Леман?
Али Риза-бей в растерянности закрыл глаза и задумался. В самом деле, если бы его сын привел домой, в его семью, потаскуху, смог бы он назвать ее своей невесткой?.. Сказать «нет» — значит признать себя побежденным. Ну что ж, оп готов солгать, чтобы выиграть это важное и, наверное, безнадежное дело…
Но в отчаянии, помимо своей воли, он произнес:
— Вы правы, наверное, не согласился бы…
Музаффер-бей торжествовал: наконец ему удалось нащупать слабое место своего противника, и он спешил закрепить победу:
— В таком случае, представьте, что я не только ваш ученик, но ваш сын…
В ожидании ответа он вопросительно посмотрел на своего учителя. Однако Али Риза-бей не сдавался.
— Если мой сын поступил бы подобным образом, — сказал он раздраженным тоном, упрямо склонив голову, — я решил бы все очень просто: отрекся бы от сына и не пожелал бы его больше видеть…
— Али Риза-бей, давайте рассуждать здраво! — Музаффер перешел в новое наступление. — Эта девушка в поисках хорошей партии решила во что бы то ни стало женить меня на себе. А я не хочу жениться, но готов, однако, помочь ей: увеличить жалованье, выдать, кроме всего прочего, определенную сумму. Это облегчит ее материальное положение…
Он ласково погладил Али Риза-бея по плечу и, словно желая успокоить его, проговорил:
— Какая у вас добрая душа, даже слишком добрая. Честное слово, ну зачем так близко принимать к сердцу… Вы расстраиваетесь совершенно напрасно…