Листвянка

Родные, видя его сумрачное настроение, горестно вздыхали и старались всяческими уговорами отвлечь от тягостных дум. «Чего-чего, а работа всегда найдётся, не переживай, — сочувственно уверяли они, — тем более корочки шофёра и тракториста у тебя имеются. Специальности ходовые, не пропадёшь».

Пойдя им навстречу, Пашка ткнулся было в три организации, но безрезультатно. «Две горбатых» надежно охраняли его от всякой трудовой деятельности. Правда, в одном месте всё же предложили разгружать вагоны с мукой и углём, но он особо не торопился. Горб наломать всегда успеет, тем более что набирали сюда всех подряд, без разбору, невзирая на возраст, национальность, моральный облик и наличие трудовой книжки. Был бы паспорт да спина пошире, остальное приложится.

Пашка понимал, что стоит ему лишь остаться дома, как в скором времени, словно по мановению волшебной палочки, пройдёт незаметно этот отведённый жизнью кризисный период, и, по странному стечению обстоятельств, а может, по другим каким тайным причинам — он не знал, всё вернётся на круги своя, чёрная полоса сменится на белую, жизнь наладится, работа и всё остальное найдут его сами, так бывало уже не раз, и все проблемы разрешатся сами собой, надо лишь верить и приложить всего немного усилий, ведь судьба регулярно и на все случаи жизни преподносит выгодный шанс, который надо вовремя заметить и правильно им воспользоваться, — но словно какой-то бес изнутри постоянно подначивал его, никак не давал покоя, всегда суетливо сдёргивал с насиженного места и изгонял куда-то, в поисках чего-то непонятного и неизвестного. Он и сейчас мытарил его, дёргая за тонкие струны неугомонной и романтической души, высасывал по капельке волю, жёг ум и понуждал думать только о Листвянке и одиноко стоящем маленьком домике, ждавшем его на берегу речки.

Бес в очередной раз взял верх.

В одно прекрасное утро Пашка почти машинально стал собирать вещи, тщательно упаковывая рюкзак и чемодан.

— Опять уезжаешь, Паша?

На пороге его комнаты, в накинутой на плечи пуховой шали, стояла мать.

Он на мгновение задержал на ней взгляд и виновато опустил голову:

— Уезжаю, мама.

— Надолго?

Он неопределённо пожал плечами:

— Как всегда, на сезон.

— Хоть бы ты уже остепенился да женился, что ли, пора уже за ум браться, дома жить. Чего там делать, в этой тайге-то? У нас тут тоже тайга имеется.

Пашка молчал.

— Документы смотри не забудь да деньги надёжно спрячь, — в сердцах покорилась мать, видя, что сына уже не унять. — Ты сейчас на автобус?

— Да.

— Чего раньше-то не сказал? Время уже сколько! Поесть не успеешь. Я сейчас подогрею.

Она убежала на кухню.

Пашка всё же успел плотно позавтракать, мать собрала узелок с едой, сунула ему, он обнял её, попрощался, подхватил рюкзак с чемоданом и поспешил к автобусу.

— Паша, когда приедешь, напиши!

Он обернулся. В дверях, в накинутой на плечи шали, стояла мать и смотрела ему вслед.

Через тридцать минут он уже ехал в автобусе в Краснокаменск, спустя несколько часов летел на Як-40 и через сутки пилил на «пазике» по зимнику в Листвянку.

...Под Новый год Степаныч решил забить на мясо бычка. В помощники позвал Пашку.

За месяц своего жития-бытия в Листвянке тот уже успел более-менее обжиться и привести в порядок своё небольшое хозяйство: почистил печь, погреб, с помощью Степаныча навозил с того берега на лесхозовском тракторе сухих стволов, распилил на чурки и большей частью уже переколол и сложил в поленницу. Смастерил крепкую лестницу и снял с чердака припасённые ещё с незапамятных времён отцом Степаныча штук двадцать берёзовых веников. Степаныч с добрым словом забрал половину, остальные оставил.

Пашка уже испробовал их на своей шкуре, исхлёстываясь до изнеможения в баньке, по нескольку раз выбегая и ныряя в сугроб. Крепко ставленая банька на совесть, для себя, делана.

…Степаныч выгнал во двор шестимесячного бычка. Тот тянулся к нему губами и старался поддеть шершавым языком. Степаныч потрепал его за шею и направился в дом.

Бычок погнался за ним, разыгрался, шумно втянул воздух, запрыгал и слегка боднул под зад. Степаныч хохотнул и упёрся рукой ему в лоб. Тот ещё раза два игриво ткнулся башкой.

— Ну как резать такого? — жалостливо произнёс он. — Хоть плачь.

Он вынес верёвку и стал опутывать бычка: один конец привязал за рога, другой через спину пропустил между ног, сделал какую-то ловкую петлю, натянул, дёрнул, и бедное животное молча повалилось на бок.

— Ловко, — одобрил Пашка.

— А чего валандаться? — отозвался Степаныч. — Это я у казахов высмотрел. Быстро и удобно.

Он притянул нижнюю заднюю ногу к передней, связал их вместе, сунул бычку два пальца в ноздри, приподнял голову и быстро перерезал горло.

— Посуду подставь.

— Я бы не стал пальцы в сопливый нос совать, — брезгливо поморщился Пашка, подставляя под кровь таз. — Уж лучше в задницу, там всё равно навоз.

Степаныч расхохотался:

— Да? А я думал, наоборот.

Через час туша была полностью разделана, шкура висела на заборе, куски мяса болтались на крючьях под навесом. Часть этого добра Степаныч будет коптить, остальное заморозит.

— Внучка должна вот-вот подъехать, — сказал он, утирая руки, — студентка. Год ещё учиться.

— Кем будет?

— Учителем. К нам зову, в деревню. Ребятишек у нас полно, аж на целый класс наберётся.

Он саркастически улыбнулся.

Из дома вышла хозяйка, Дарья Петровна.

— Заходите уже, готово всё.

…Сидели долго.

Хозяйка умела делать самогон. Это был тот самый, который для себя. Настоянный на ягоде, зелёный змий по цвету напоминал коньяк, лишь слегка отдавая вкусом самогона. Закусывая свежениной, Пашка слушал хозяина и поглядывал в окно.

На дворе уже давно бело, конец декабря был снежным, но ветра сильного не было. Зимняя дорога до райцентра иногда заносилась, но силами местного лесхоза расчищалась и поддерживалась в рабочем состоянии. Два раза в неделю ходила почта, райповская машина с продуктами, да рейсовый паз гонял туда и обратно. Иногда лесовоз тяжело пыхтел соляркой, перегоняя кубометры леса.

— Дед, гостью принимай, внучка приехала, — донёсся из сеней радостно-спешный бабкин голос.

— Как? — живо отозвался Степаныч. — Уже здесь? Отворилась дверь. Пашка обернулся и увидел девушку в светлом клетчатом пальто и белой вязаной шапочке.

— Здравствуйте, — улыбнулась она.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — обнял её Степаныч. — Надолго?

— На выходные. До Нового года ещё неделя, надо успеть вернуться.

— Ну, проходи к столу.

Она сняла пальто.

— А это вот Пашка, знакомься.

— Полина, — вновь улыбнулась она.

— Паша.

— Садись, садись, — засуетился хозяин. — Дарья, иди посиди с нами.

Хозяйка тоже присела к столу.

Было видно, что старики очень рады приезду внучки. Они не сводили с неё глаз, всецело были заняты разговором и, казалось, не замечали Пашку. Полина едва успевала поворачиваться и отвечать на вопросы, которые сыпались на неё с двух сторон.

— Да подожди ты, дед, — сердилась Дарья Петровна, — пусть поест.

— Пусть, пусть, — соглашался подвыпивший хозяин и тут же задавал новый вопрос.