Литература мятежного века

К началу ХХI столетия уже ни у кого не осталось сомнений, что противостояние литературных группировок достигло своего апогея. Теперь с полным правом можно утверждать, что они не совпадают по главным идейным, эстетическим и художественным принципам.

Современная русская литература на перепутье. Куда устремит она свой бег: к великой и спасательной истине, вдохновляясь любовью "к родному пепелищу", как завещали титаны отечественной культуры? Или соблазнится холодным блеском "общечеловеческих ценностей", презрев свое национальное достоинство? А может быть, дрогнет под прицельным огнем недобрых разрушительных сил?

2. "Венерические фантазии" беллетриста.

30 сентября 1996 года, где-то около 10 часов вечера я - российский негоциант конца ХХ века - возвращался с вечеринки. Отмечали то ли чей-то юбилей, то ли крупную финансовую сделку - всего не упомнишь. Людей было сравнительно немного, зато влиятельных, именитых и прочих тузов - хоть отбавляй. Пили, ели, веселились. У меня появилось желание окунуться в обыденную московскую жизнь, и я откланялся. На прощанье случившийся здесь сочинитель (о нем речь впереди) сунул какой-то кирпичеподобный пакет и дурашливо прокричал перед тем, как захлопнуть за мной дверь: "Иди в этот трижды безумный мир!" Кто знал, что эта полупьяная шутка через несколько часов обернется для меня явью? На улице меня, как говорится, развезло, и я очнулся в... частной психиатрической клинике.

– Проснулся-таки, - воскликнул высокий мужчина в белом халате и больших очках в коричневой роговой оправе.
– Двое суток действовал мой препарат. Успокойтесь, с вами все в порядке. Вы у нас долго не задержитесь.

– Как я попал сюда?

– Увы и ах! Во-первых, у нас сейчас карантин, поэтому ни сюда, ни отсюда "нет хода никому", как поется в старом романсе. Во-вторых, я должен закончить свой эксперимент, а в-третьих, при вас не обнаружено ни документов, ни денег, кроме этого, - и он протянул мне увесистую книгу: Олег Попцов. "Хроника времен "царя Бориса"".
– А знаете, пока вы отсыпались, мы закупили 10 экземпляров и в темпе подготовили спектакль-диспут. Блестящая идея, не правда ли? Это поможет снять, так сказать, нервозную напряженность среди моих пациентов. Да, я не представился - главврач этого лечебного заведения, - и он назвал свою фамилию, довольно известную в среде ученых-медиков.

– Какой спектакль-дискуссия? Попцов, как теперь говорят, "акула пера", находящийся у самого подножия сиятельных вершин, даже в некотором роде писатель-мыслитель. Идеолог, прости Господи. А вы толкуете о потешном спектакле. Ваши подопечные, конечно, - и я покрутил пальцем у виска.

– Э-э, голубчик, - улыбнулся доктор, - завтра вы увидите, что это за люди. Классику надо читать: "И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио". Поясняю: Шекспир. "Гамлет". Кстати, в вашем кармане обнаружен клочок стенографической записи.

– Да, я закончил курсы, практиковал.

– Отлично, - обрадовался мой собеседник.
– Это выход из сложной ситуации: вы будете сидеть рядом со мной и вести стенограмму. И, ради Бога, не показывайте, что вы здесь случайный человек. Вы - "как все", вы меня поняли? Иначе не избежать беды, тут свои законы и не жалуют "инородных тел", как говорит мой друг Эрудит.

После этого доктор плотно притворил за собой дверь, повернул ключ и я остался наедине со своими горькими размышлениями.

I

Об удивительных вещах, которые довелось узнать негоцианту, и неслыханно дерзком поступке Кальсонкина.

На следующий день произошло событие, ради которого и начат этот рассказ.

Когда большой зал с возвышением в углу и трибуной был забит до отказа, Председатель (главврач) объявил начало спектакля-диспута. Вначале приступили к процедурным вопросам. Придирчиво обсуждали каждую кандидатуру оратора-артиста, дотошно уточняли очередность выступавших, вникали в тонкости регламента. Особенно ожесточенные споры развернулись вокруг роли и места во всем этом действе "выдающейся фигуры Б.Н. Ельцына", как совершенно справедливо заметил крупный деятель партии любителей пива. Не в пример разнузданной демократической прессе и козням непримиримой оппозиции, собравшиеся ни за что не хотели всуе употреблять святое имя "всенародно избранного". Законопослушие есть законопослушие, где бы ты ни находился на балу или в сумасшедшем доме. С другой стороны, участники спектакля-диспута ни на йоту не хотели отступать от исторической правды. Как тут быть? К решению о постоянном присутствии любимого президента специально подобранный по внешней фактуре больничный дворник (он горделиво восседал на задрапированном под танк столярном верстаке) пришли без особых прений. А как обращаться к нему в случае надобности, как обозначить в афише? Выручил Эрудит.

– Выступая по телевидению, госпожа Ельцина Наина Иосифовна, - сказал он, - горько сетовала на "словесный садизм журналистов". Между тем, говорила она, президентство - "очень тяжелая ноша" и "президентское кресло занимают не для власти", в то время как "кресло не украшает человека". Золотые слова и вовремя сказаны!
– торжественно провозгласил Эрудит и предложил обращаться просто и почтительно: "Господин Главнокомандующий", по случаю наличия верстака, то бишь бронетехники.

На том и порешили.

Затем утвердили список выступающих, включая стенографиста. Желающих оказалось более половины присутствующих, но после тщательного отбора (с учетом благоразумия, речистости и популярности в заведении), после страшных препирательств и пролетевшей над головой Председателя пустой бутылки из-под кефира в списке осталось 6 человек. Вступительное слово предоставлялось Председателю. Затем шли ораторы и комментаторы под кличками приобретенными в заведении.

Как скажу, так и будет - больничный дворник, заслуженный алкоголик, но хитрован и фанфарон. Как уже отмечалось выше, все сошлись на том, что роль Господина Главнокомандующего ему как раз впору.

Суровый - исполнитель роли автора книги о Ельцине Олега Максимовича Попцова. Волен давать характеристики, разглагольствовать, даже острить (поелику возможно), разумеется, не отступая от текста.

Вопросительный знак - то есть Я, ведущий стенограмму.

Эрудит - приятель Председателя, умница, обладатель трех дипломов доктора наук (математики, философии и филологии).

Артист - из труппы прославленного столичного театра. Ему поручено сыграть дьявольски трудную женскую роль.

Когда Председатель взошел на трибуну, я невольно залюбовался им: высокий, подтянутый, независимый. Большая голова и строгие черты лица резко контрастировали с наивной детской улыбкой. Но больше всего меня поразили глаза - в них было столько тоски и невыразимого страдания, что я невольно отвел взгляд в сторону. Теперь мне стало ясно, почему он на людях редко снимал темные очки. Эти, заполнившие зал, любили его, он был их гордостью, надеждой, спасением. В отличие от меня они понимали, что всю эту кутерьму с "кирпичем" прославившего себя Попцова, он затеял для отвлечения их от тяжелых дум. Они обожали этого человека.

– Дорогие друзья!
– сказал Председатель, когда в зале воцарилась тишина.
– Я прошу вас отрешиться от внутренних переживаний и иных забот и погрузиться в вопросы отвлеченные, далекие от вашей личной жизни. Вообще от жизни нормального человека, - подумав, уточнил он.
– Я имею в виду политику. Далекую от нас еще и потому, что в ней подвизается скопище проходимцев, ничтожеств и закоренелых лжецов. Хотя нам, в некоторой степени отгороженным от мира сего, забавно понаблюдать за их мышиной возней. Кто они такие, эти ельцины, бурбулисы, чубайсы, федоровы, гайдары, шахраи, вызывающие чувства стыда и горечи? На страницах бесподобной, равно как и занятной книги Попцова мы сталкиваемся с ними лицом к лицу. Тип политика-демократа, которого вывел здесь автор, - этот тип ограниченного и мелочного, своекорыстного и жестокого человека, обуреваемого непомерными амбициями.