Литературная Газета 6233 (29 2009)
Шрифт:
Однако Гордон Браун уверяет, будто ситуация улучшится в ближайшее время. Он-де проводит кардинальные реформы. Какие? Вскоре вступят в силу закон, на обсуждении которого я присутствовал, "Кодекс поведения депутатов парламента" и "Новая экономическая программа правительства лейбористов". Кроме того, премьер обещает серьёзные перестановки в кабинете министров.
Однако эти заявления и планы не особенно впечатляют англичан. На сей счёт очень резко высказался Фредерик Форсайт - автор знаменитых книг "День Шакала", "Одесса файл", "Четвёртый протокол" и других. Cамый популярный прозаик Соединённого
– Коррупция и обман в amp;#8239;Вестминстере - прямое наследство предыдущего главы правительства, - считает писатель.
– Тони Блэр постоянно прибегал к лжи. Сейчас будет проводиться ещё одно расследование самого большого и опасного обмана современности - о том, что у лидеров западного мира были доказательства существования в Ираке оружия массового уничтожения. У Блэра не могло быть таких доказательств, поскольку их просто не было. Тем не менее он прямо-таки исступлённо приводил их в палате общин, добиваясь поддержки депутатов По той же Большой Дороге Обмана идут наши нынешние вожди. Неудивительно, что за ними следуют персонажи, которые ниже чином, вроде депутатов.
Чего же ждать от парламента в дальнейшем?
Форсайт убеждён, что ничего хорошего:
– С приходом нового спикера скандал, похоже, затихнет, однако наверняка будут новые злоупотребления, обманы, даже преступления. Ложь, которая прочно поселилась в Вестминстере, может не оставить камня на камне от доверия к парламенту и в конце концов убить его.
Классик и юный поэт
ЭПОХА
< image l:href="#"/>В этом году исполнилось 110 лет со дня рождения Леонида Леонова. Его романы "Вор", "Скутаревский", "Русский лес", "Пирамида" и другие - признанная классика русской литературы советского периода наряду с произведениями А. Толстого, М. Шолохова, М. Булгакова, А. Платонова, Б. Пастернака, А. Твардовского К сожалению, в последние годы имя Леонова, что называется, не на слуху, но это уже наша беда и вина Беспристрастный судья - время, - несомненно, поставит всё на свои места. Предлагаем вниманию наших читателей воспоминания о Л.М. Леонове.
Эти любительские фотографии одни из последних, а может быть, и последние, на которых заснят Леонид Максимович Леонов. Перед самым днём его 95-летия я позвонил, чтобы спросить о грядущем выходе его долгожданной книги "Пирамида". Леонид Максимович, как всегда, сам поднял трубку и, выслушав меня, спросил:
– А вы что, не зайдёте к нам? Приходите, только не завтра - будут поздравлять из Академии наук, - а послезавтра. Тогда и поговорим. И не забудьте привести с собой вашего сына.
Так 1 июня 1994 года мы с Толей оказались в просторной квартире классика. Я знал нелюбовь Леонова к фотографированию, особенно после тяжёлой болезни, но всё же на всякий случай захватил простенький фотоаппарат. И к счастью, он пригодился.
Это начало истории. Но есть ещё и предыстория, и она такова.
В один из августовских дней 1987 года я по приглашению Леонида Максимовича пришёл к нему домой. Он просил меня иногда отвечать на письма поэтов, присылавших ему свои стихи из разных концов нашей страны и
требовавших сказать мнение об их творчестве. К сожалению, глаза старого писателя уже плохо видели, и ему было трудно разбирать почерки писавших, потому я, как заведующий отделом поэзии журнала "Москва", где мы были членами редколлегии, подготавливал ответы на эти письма, а Л.М. Леонов одобрял или вносил коррективы в текст.Как всегда, мы работали в его небольшом, но уютном кабинете. Покончив с этими делами, он стал расспрашивать о редакционных заботах, о новых публикациях. Незаметно разговор перешёл и к моей последней работе. 88-летний человек (язык не повернётся и сегодня назвать его стариком) живо интересовался творчеством своих товарищей, часто спрашивал, над чем трудятся Валентин Распутин или Михаил Алексеев, есть ли среди молодых поэтов талантливые люди. Он знал, что я много лет работал над поэтической дилогией о Московской Руси, читал и высоко оценил первую часть - "Противоборство", и потому меня не смутил вопрос о том, как продвигается вторая часть - "Потрясение" - о Смутном времени.
– Уже закончена. И даже готова вёрстка!
Я с удовольствием достал из портфеля типографский набор драматической поэмы и протянул ему. Он надел очки и стал читать эпиграф: "Смутное время не было временем революции, перетасовки и перестановки старых порядков. Оно было только всесторонним банкротством правительства, полным банкротством его нравственной силы".
Леонов глубоко задумался. Потом, сняв очки, посмотрел на меня:
– Иван Забелин умел быть точным в оценках происходившего. А кстати, Анатолий Анатольевич, сколько лет длилось то Смутное время?
– Считается, что около тринадцати лет: от смерти царя Фёдора Ивановича до избрания царём Михаила Фёдоровича Романова.
– Да-а-а!
– протянул он.
– А у нас длится уже более семидесяти лет.
– Как вы думаете, Леонид Максимович, когда же закончится наше Смутное время?
– Когда в стране наступит полный абсурд.
Мой вопрос, готовый сорваться с языка, остановил звонок в прихожей.
Леонид Максимович пошёл открывать дверь. Через несколько минут он позвал меня. В коридоре стояла рядом с ним коренастая моложавая женщина.
– Знакомьтесь, моя дочь Наташа. Она давно пишет стихи. Если сможете, то посмотрите их.
Прошло немного времени, и мы подружились с Натальей Леонидовной. Она оказалась тонким, глубоко знающим правду жизни поэтом, долго скрывавшим свои чувства под тяжёлым покровом быта.
Вскоре была первая публикация её стихотворений в журнале "Москва", потом в "Нашем современнике", а затем вышла и первая книга стихотворений. Мы провели немало славных вечеров в её дружной семье. Туда часто заходил на чай и её отец.
Вот почему 1 июня 1994 года мы оказались вместе.
Леонид Максимович расспрашивал моего сына об учёбе, попросил прочитать стихи. Толя перешёл тогда в девятый класс. Юный поэт, у которого только что вышла первая книжечка стихотворений, стеснялся, и Леонов, дабы преодолеть его смущение, стал говорить о своём любимом поэте А.С. Пушкине, о его поэме "Полтава", и вдруг из его уст полились дивные пушкинские стихи:
Души глубокая печаль