Литературная Газета 6247 (№ 43 2009)
Шрифт:
— А для развлечения искусства не бывает! Искусство бывает только для того, чтобы человека побудить к какой-то деятельности. И дать ему эстетическое наслаждение, это очень важно, потому что человек, который эстетически не наслаждается, — мёртвый человек.
— Это зависит от зрителя, способен ли он воспринимать?
— Это двусторонняя зависимость: и от зрителя зависит, и от художника. В одинаковой степени на самом деле. Понимаете, люди в массе своей гораздо активнее откликаются на некие вопросы, кажущиеся простыми. Почему национальный вопрос — очень опасная вещь? Почему он сплошь и рядом вырождается в национализм? Потому что любой вопрос, когда его решает масса людей, склонных к упрощению, сводится к упрощению. А так как национальный вопрос наши политики очень любят решать в кругу масс, то он встаёт
— А зачем человечеству путь глобализации? Нам навязывается стирание индивидуальности во всём — и в социуме, и в культуре, и в частной жизни.
— В своё время очень неглупый человек, которого звали Конфуций, сказал, что ритуал подавляет экономическую целесообразность. Сегодня у нас всё наоборот. Экономическая целесообразность подавила всё на свете! И экономической целесообразностью можно объяснить всё, что угодно. Например, хотите быть экономически благополучными, получите крепкую власть. И мы готовы с восторгом визжать: дайте-дайте крепкой власти! Но те, кто так кричит, часто заканчивают другими словами: «Дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!»
— История повторяется.
— Конечно.
— А почему не учимся?
— Вот это для меня загадка! У меня ощущение полного, такого очень грубого дежавю. Мне показывают кино, которое я уже досконально изучил, до последней склейки. И мне говорят, что я должен его снова смотреть. Но для кого-то, наверное, куда более важный аспект — экономическая целесообразность.
— В одном из ваших интервью вы как-то сказали, что «Дикое поле» — метафора одиночества.
— Всё так, только я под этим не подразумеваю несчастья. Наоборот — есть счастье одинокого человека. Человек призван быть одиноким, понимаете? Другое дело, что каждый своё одиночество как может украшает. В первую очередь одним способом: если он готов любить, то его одиночество будет украшено. Но любовь невозможна без гнева и сострадания. Если вы были влюблены по-настоящему, вы наверняка и гневались и сострадали тому человеку.
— Любовь многогранна и проявляется по-разному…
— Я говорю о двух фундаментальных вещах. Сострадание — когда вы готовы своего возлюбленного заменить на любом месте, даже если это вопрос жизни и смерти. Гнев — вам всегда мало ответа, всегда хочется большего. Но человек одинок по определению.
— Однако в вашем фильме и в беде, и в радости человек один не остаётся, его и в самые драматические моменты окружают люди, готовые прийти на помощь.
— Конечно. Мой главный герой — Митя, врач — это как раз человек, полный любви и сострадания. И к нему все тянутся, а параллельная линия — тот милиционер, от которого
все бегут. Положение у них обоих одинаковое: и тот, и другой — один на двадцать хуторов. Но милиционер при этом представляет некую конкретную государственную власть, а Митя — некую божественную власть, если хотите, потому что он отдаёт людям любовь и сострадание.— По-моему, ваш Митя — своего рода библейская фигура, чуть ли не Иисус… Есть в нём это, вы закладывали такой смысл?
— Есть, конечно, просто говорить об этом не очень хочется… Это совсем внутренняя вещь. Конечно, есть. И ножом его как раз по этой причине пырнули, потому что путь уж очень похожий… Некая жертвенность в этом пути уже заложена свыше, что тут поделаешь.
— Ва м самому жалко вашего героя? Как вы к нему относитесь?
— Нет, мне его не жалко. Я ему завидую! Это он может нас жалеть, а мы можем ему только завидовать.
Беседу вела Арина АБРОСИМОВА
Всё возвышенное даруется богами
Панорама
Всё возвышенное даруется богами
ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ
В читальном зале Государственного музея А.С. Пушкина (Пречистенка, 12/2) открылась выставка, посвящённая 250-летию Фридриха Шиллера.
Конец XVIII века в немецкой культуре ознаменовался деятельностью целого созвездия философов, литераторов, учёных, связанных с Веймаром. Центральные фигуры здесь — Гёте и Шиллер, чья дружба началась в 1794 году и длилась более десяти лет. В связи с 250-летним юбилеем Фридриха Шиллера, который будет отмечаться 10 ноября, Музей Гёте г. Дюссельдорфа организовал выставку в Государственном музее А.С. Пушкина. В экспозиции представлены эпистолярное наследие немецких классиков, прижизненные издания, личные вещи.
Переписка Гёте и Шиллера — уникальный памятник культуры, где отразились их взгляды не только на литературу, но и на философско-эстетические воззрения. Гёте и Шиллер отстаивали идеи эстетического воспитания; оба считали античность самым гармоничным временем истории, прославляли идеалы той эпохи. Совместно они создали цикл эпиграмм «Ксении» (греч. — «подарки гостям»). В 1795–1798 годах Шиллер в творческом состязании с Гёте написал баллады «Водолаз», «Кубок», «Перчатка», «Поликратов перстень» и «Ивиковы журавли». В 1799 году Шиллер написал программное стихотворение «Счастье», содержащее перефразированные евангельские строки: «Всё возвышенное даруется богами».
Это была дружба двух гениев немецкого духа, дружба-спор. Их сближала безграничная любовь к искусству.
Над вымыслом слезами обольюсь?
Панорама
Над вымыслом слезами обольюсь?
ИХ НРАВЫ
Во Франции романы пишут экс-президент и министр культуры
На французском литературном поле давно уже не было никаких скандалов, отчего пейзаж становился довольно скучным. Обилие хороших книг для большой литературы дело обычное, но без горчички, придающей блюду особую остроту, даже и отменная пища теряет вкус. Словом, если бы скандала не было, его стоило бы выдумать. Но выдумывать ничего не пришлось.