Литературная Газета 6297 (№ 42 2010)

empty-line/>

Что мне больше всего приглянулось в Пустыни, так это те самые наличники – пёстрые, нарядные, обрамляющие окна многоступенчатыми виньетками. Будто редкие, почти исчезнувшие растения, занесённые в Красную книгу и вдруг встреченные в обыкновенном лесу! И домики тут тоже удивительные, самых ярких расцветок, кроме привычных зелёных и голубых попадаются оранжевые и лиловые. А если крестьянин зажиточный, то дом он ставит из красного кирпича, а на окно всё равно деревянный наличник приколотит – в память о старинных традициях, об ушедших предках. Да и просто ради того, чтобы прохожие порадовались. Ведь слово «наличник» означает «то, что на лице», то есть на фасаде. А фасад дома очень многое может рассказать о своём хозяине!

Увы, в нынешние времена иностранцы за красивыми видами в глубинку не ездят. Всё больше снимают лица спившихся забулдыг, скудные непаханые поля, жалкое жильё, напоминающее собачью конуру. Видела я все эти снимки на выставках, и щемило сердце от стыда. Но в Пустыни всё не так. Пьющего человека тут редко увидишь, поскольку жителям некогда коротать время за бутылкой.

Лишь однажды был такой случай. К нам, отдыхавшим в том селе (было это в начале лета, до пожаров), приехала погостить подруга с сыном на шикарном БМВ. Сели мы все в машину и поехали купаться на озеро. И по дороге захотелось мне, как тем заезжим иностранцам, сфотографировать несколько пустынских домиков. Выхожу, а около ворот два мужичка неспешно беседуют, потягивая домашнее вино. Оба замолчали и недоверчиво уставились на даму в шляпе и с фотоаппаратом, вылезающую из иномарки. Что это, мол, заезжей фифе тут понадобилось?

– Дяденьки, – говорю, – а вы мне разрешите ваши окошки сфотографировать?

Те заулыбались, довольные, что кто-то заинтересовался местным колоритом. Услыхав, что я москвичка, засмеялись и говорят:

– Вы там, в Москве, конечно, лучше нас живёте материально, зато мы добром богаче…

Думала-думала я над той загадочной фразой… И уж потом, когда начались в тех местах лесные пожары, я поняла, что слово «добро» здесь понимают как «доброту».

Мне потом рассказывали, как всем миром вместе с хозяевами-погорельцами здесь спасали кошку с недельными котятами. Даже марлевую повязку ей сделали, чтобы не задохнулась от дыма!

Василиса БУРКА, село ПУСТЫНЬ Нижегородской области

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

«Проектность» мифа

Человек

«Проектность» мифа

ПОЛЕМИКА «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР – МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?»

Вопрос, каким образом использовать особенности национального характера в процессе модернизации нашей страны, не нов, но от этого его острота не убавилась. Об этом были статья писателя Андрея Столярова «Комплекс духовности» и реплика телеведущего передачи «Кто мы?» Феликса Разумовского «От мифа к мифу» («ЛГ», № 20), эссе писателя Татьяны Набатниковой «Спасёт ли нас «общее дело» и реплика журналиста Валерии Олюниной «Код русскости» («ЛГ», № 23), мнение поэта и публициста Марины Кудимовой «Русский Робинзон ждёт русскую Пятницу» и реплика читателя «ЛГ» Валерия Скрипко «Народ оказался не тот» («ЛГ», № 25), статья профессора Александра Казина «Умом «русскую идею» не понять» («ЛГ», № 29), эссе публициста Дмитрия Калюжного «Комплекс бездушия» и мнение нашей читательницы Марины Ворониной «В амбициозной слепоте» («ЛГ», № 34), а также статья Татьяны Воеводиной «У нас отняли идею» («ЛГ», № 40). Сегодня мы завершаем полемику.

Очевидно, что при написании своих заметок Андрей Столяров был полон решимости придать им полемическую заострённость. Придал, но при этом несколько пожертвовал логической и смысловой стройностью, собрав в пёстрый букет разноплановые категории – духовность, либерализм, патриотизм, национальный характер, корпоративную культуру, русскость.

В ПОЛЕМИЧЕСКОМ АЗАРТЕ

Заметки Андрея Столярова украшены занимательными нестыковками. Вынеся в заголовок слово «духовность», автор тем самым как будто определил предмет разговора. Но духовность оказалась на обочине авторских рассуждений, а их канву определило противопоставление либерализма и патриотизма. Почему А.Столяров настаивает именно на этой антитезе? Либерализм логичнее было бы противопоставить коллективистской идеологии, а патриотизм – космополитизму.

Соотношение либерализма и патриотизма до непримиримого антагонизма не дотягивает. Разве история общественной мысли не знает примеров, когда носители либеральных идей являлись убеждёнными патриотами? Разве патриоты всегда и везде были поклонниками тирании?

А. Столяров призывает россиян брать пример с японцев и внушает пиетет к японской модернизации, один из результатов которой видит в торжестве корпоративной культуры. Стержень такой культуры – верность людей своему предприятию, корпоративный патриотизм. Получается, что либеральная «проектность» всё-таки не может обойтись без патриотизма, хотя бы и корпоративного. Если Россию представить в облике единой корпорации, то для патриотов идея корпоративности предстанет весьма заманчивой.

По каким-то причинам автор отдаёт патриотам монополию на духовность. Сам он не пытается разобраться в её сути, под бременем личных впечатлений ставя её рядом с рыбьим жиром и сетуя: «Что-то много стало «духовности», …деваться нормальному читателю-зрителю некуда». Что не нравится взыскательному автору – само понятие «духовность» или его частое употребление? Понятно ведь, что любое, даже самое прекрасное слово можно истрепать и обесценить, бесконечно повторяя его там, где надо и где не надо. Сама по себе духовность здесь вообще ни при чём: модные слова существовали и раньше. Они будут появляться и впредь, коли не переведутся люди, уверенные в том, что на действительность можно воздействовать с помощью неких вербальных формул, срабатывающих наподобие шаманских заклинаний.

Легко догадаться, что, подчёркивая враждебную полярность либерализма и патриотизма, А. Столяров намеревался таким способом разогреть полемику вокруг своих тезисов. Ну что же, полемика, если она на самом деле свободна от «болботания», – дело хорошее.

СВЕТ И ТЕНИ ЛИБЕРАЛЬНЫХ СВОБОД

А. Столяров убеждён, что либерализм прочно связан с демократией, гражданским обществом, свободными выборами, местным самоуправлением, с «защитой человека от государства». Отсюда следует уверенное умозаключение: «Прикладная проектность либерализма сомнений не вызывает».

Действительно, либерализм принято отождествлять с защитой прав и свобод граждан, со свободолюбием. Однако в сознание людей либерализм, как и всякий другой набор идей и взглядов, входит не просто как теоретическая доктрина, а как алгоритм мышления и форма самоощущения. И тут возникают значимые нюансы: кто-то воспринимает свободу универсальной, общей для всех ценностью, а кто-то признаёт её лишь для себя, мало волнуясь о других. Согласимся, что между этими вариантами свободолюбия имеется разница и – существенная.

Либерализм же – явление неоднозначное, не представляющее собой единой системы. К примеру, одни либералы выступают за всяческое ограничение роли государства в общественной жизни, другие к государству относятся спокойно, позитивно воспринимая плановое регулирование экономики, бесплатную медицину, социальное страхование, пособия по безработице и тому подобное.

Исходя из смысловой переклички между понятиями «либерализм» и «свобода» российскую историю при желании можно интерпретировать как сплошь либеральную. Чего-чего, а уж проявлений свободолюбия в ней отыщется немало. (Вот и А. Столяров уверен, что «мы в некотором смысле гораздо свободнее», чем жители западных стран.) Значит ли это, что наш народ во все века своей истории был носителем либеральных умонастроений? Как бы он ни любил свободу, она для него была неотделима от традиций и заветов, от устоявшегося ценностно-бытийного порядка. Те, кто пренебрегал традиционными нормами жизни, в глазах народного большинства становились отщепенцами, отверженными.