Литературная Газета 6350 (№ 49 2011)

УНИЖЕНИЕ МАТОМ

Чтобы осознать глубину проблемы, невозможно обойтись без обращения к тому, что традиционно именуется "историей вопроса". Конец 80-х - начало 90-х годов отметились первыми прорывами матерщины на экране, на театральных подмостках и в литературе. Показательно, что первый нецензурный киномонолог в СССР прозвучал в картине режиссёра Киры Муратовой "Астенический синдром". Эстетическая сверхзадача, конечно, не простиралась до установок начать насаждать мат на почве русской культуры. Преследовалась цель внешне благая - методом шока, встряски, "удара по мозгам" заполучить результат нового, неизведанного ещё ощущения, находящегося, безусловно, в духовном контексте, но преподанного в столь неординарной ипостаси. Что вышло из этого почина?

Нагромождения книжного мата стали приводить к тому, что седовласые учителя-словесники, и без того униженные нищетой, хватались за валидол, проверяя тетрадки учеников и в их сочинениях натыкаясь на прежде исключительно туалетные словечки. Аргументация: это всё "продвинуто" и жаль, что вы, такая-то Елена Сергеевна, не догоняете. И непременный вопрос ребром: если Пелевину и Сорокину можно, то почему мне - нельзя?

И в самом деле, если б только одному Пелевину[?] Лихие 90-е, а с ними и более вменяемые "нулевые" годы дали беспрецедентные для отечественного искусства примеры вседозволенности. Вот солидное издательство "Эксмо", давным-давно, казалось бы, переросшее кооперативные пелёнки, в выпуске серии "Иной формат" публикует пьесы небезызвестных ныне братьев Пресняковых (ответственный редактор К. Халатова) без каких-либо предупреждений и оговорок в выходных данных.

Герой пьесы "Изображая жертву" одиннадцать раз разряжается отборным матом. Заметим, извергающий нецензурщину - капитан милиции (полиции), он же следователь криминалистической лаборатории. И как понимать выскакивающий ни с того ни с сего мат персонажа по имени Старичок (пьеса "Кое-что из технологии проживания жизни")? Здесь заборное слово лепится в его вполне благочинной реплике просто как выдох, не в качестве "идеализации" или - напротив - "демонизации" этого старичка. Что, по-другому в жизни и разговаривать уже невозможно? Здесь же, на грани фола, Пресняковы, наплевав на такое сложное, особенно в измерении сегодняшнего дня, понятие, как политкорректность, по-братски записывают в свою компанию[?] королеву Великобритании. И заставляют её орать прямым текстом заветные, видимо, для авторов пьесы русские три буквы, полагая, что это прикольно, и предписывая ей попутно (это написано для театра!)[?] шуршать струйкой собственной мочи.

Берём журнал "Новый мир". В своей рецензии известный критик, член жюри множества престижных театральных и драматургических премий, кандидат искусствоведения Павел Руднев на "военную" пьесу скандального Вл. Сорокина "Землянка" оказывается не в состоянии удержаться от заимствования стиля первоисточника. И в рифму слову "отец" припечатывает без всяких купюр словцо из текста последнего ("Новый мир", 2005, №11, стр. 195). Крутые, надо сказать, пошли рецензии в "толстых" журналах!

Неудивительно, что библейское "в начале было слово" для порнографов имеет свою историю с продолжением. Но каковы слова, таковы и дела. Начиная с осени 2007года на Всероссийском театральном фестивале "4-я высота", проходившем одновременно в нескольких ТЮЗах страны, были читки пьесы уже не юного Василия Сигарёва "Волчок", где не только "безбашенно" матерятся, причём все - и молодые и старые, и образованные, и маргиналы. Сигарёв, теряя элементарную способность к самооценке от количества полученных премий, российских и зарубежных, дописался до того, что по тексту зрители должны быть испытаны на прочность поэтапным показом гомосексуального инцеста. Сначала дочка поцеловала у мамы пятку, потом расстёгивает у неё блузку и трогает обнажённую грудь. В 9-й сцене мать, сидящая на кровати без трусов, раздвигает ноги, ржёт, хлопает себя по лобку и говорит дочери: "Ну-ка, помой матери кундю[?]"

Кто подумал, что наткнулся на какой-нибудь порносайт, тот ошибся. Это - выдержка из сигарёвского текста, опубликованного в старейшем литературно-художественном журнале "Урал", в 4-м номере за 2006год. Но и это ещё не предел материнских проявлений в "Волчке". В той же сцене мать мочится на пол, а дочь затем тряпкой по сцене растирает лужу (резонно в этой связи перед началом данного рода спектаклей, кроме шуток, выдавать зрителям что-то вроде респираторов или предупреждать, чтоб не приходили в дорогих нарядах).

Другой похожий драматург, по фамилии Курочкин, вынес непристойность из текста и контекста напрямую в название своего "творения", а следовательно - в афиши и общедоступные места, и при этом чувствует себя без каких-либо последствий замечательно - "Водка, е[?]ля и телевизор" (как вы понимаете, у первоисточника - без стыдливых точек). Более того - Курочкин стал членом жюри ряда драматургических конкурсов и теперь "со своей колокольни" судит и учит молодых и начинающих авторов.

Не может не вызывать недоумения и другое. Если эксгибиционистские страсти и унитазные проблемы отдельных драматургов и постановщиков выдаются за новое слово в искусстве, то, может быть, государству в данной ситуации подобает вежливо ответить им: мол, это ваши собственные проблемы; а самому - найти более уважительные причины для участия в финансировании тех или иных проектов, а не заниматься поощрением садизма и похабщины на страницах книг, театральных подмостках и съёмочных площадках?

[?]У конкурса современных пьес "Действующие лица" с почти уже десятилетней историей солидности в учредителях не занимать. Здесь и Федеральное агентство по культуре и кинематографии, и государственная радиостанция "Радио России", и просто ряд уважаемых частных лиц. Ознакомишься с жизненной позицией некоторых из них, и становится понятным многое. Известная радиожурналистка "Эха Москвы" Ксения Ларина, - входившая, между прочим, в состав жюри этого конкурса в 2007и 2008годах, - теоретизирует в передаче "Книжное казино" на "Эхе" 5июля 2009года: "Одна из самых народных вещей, которые обсуждаются постоянно, это - наличие (в современных пьесах.
– Авт.) ненормативной лексики. Мне кажется, нужно забыть эту тему, она не должна обсуждаться". Вот так, ни больше ни меньше. А следом - самое характерное, из-за чего размываются все художественные критерии. "Когда это талантливо, - судит Ларина, - когда необходимо, всегда оправданно". И судя по всему, голос журналистки со скромной пушкинской фамилией в жюри "Действующих лиц" отнюдь не одинок.

[?]В историю отечественного кинематографа вошёл отказ выдающегося актёра Олега Борисова плевать по роли в икону в снимавшемся в 70-е годы фильме о жизни Достоевского. Уже были готовы успешные кинопробы, в архивах до сих пор сохранены фотографии - актёр в гриме, поразительно внешне похожий на писателя, более того, внутренне готовый к воссозданию образа гения на экране. Но творческая позиция артиста была бескомпромиссной - заниматься непотребством, исходя даже из самого сложного и подчас многое оправдывающего контекста, он не посчитал для себя возможным. Конфликт с режиссёром из-за вроде бы незначительного рабочего момента перерос в концептуальный.

ГЕРОИЧЕСКОЕ В КОГТЯХ У ПОШЛОГО

Отечественные законодатели на исходе 90-х годов предпринимали попытки, и серьёзные, оградить бурные реки нахлынувшей свободы хоть какими-то берегами. Памятен поистине уникальный факт единодушия в Государственной Думе и Совете Федерации, когда обе палаты поочерёдно проголосовали за принятие нового Федерального закона - "О защите общественной нравственности".

И что же? Кто не помнит - тогдашний глава государства, президент Ельцин, его не подписал, сослался на что-то вроде "нарушает свободу творчества". Нужно ли теперь, спустя почти полтора десятилетия, детально объяснять, что за "свободу творчества" мы слишком часто видим и слышим из коммуникационных щелей? На примере хотя бы одного беспечно живущего Шнура.