Литературная Газета 6448 (№ 5 2014)
Шрифт:
Леонид БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ , главный редактор ИД «Новости недели», (издатель «ЛГ» в Израиле), БРЮССЕЛЬ–ТЕЛЬ-АВИВ
Теги: Европарламент , политика
Подспудное
Фото: К. Петров-Водкин. Пушкин в Петербурге. 1938
Давным-давно автор, взяв за образец "Опавшие листья" В. Розанова и иные сочинения сомнительного жанра, стал исподволь созидать собственный
Пушкин был придворным, чиновником, помещиком, супругом, etc ., то есть исполнял различные социальные и частные роли. Он обретался в мире строгой иерархии, жёстких регламентов и этикетных норм, традиций и предрассудков – и обычно подчинялся установлениям этого сложного, каверзного мира, не «противоречил общепринятому порядку и необходимости». Но порою поэт – человек с эгоистическим, импульсивным характером – брал грех на душу: игнорировал или нарушал расчисленный «порядок», конфликтовал с миром и его институтами. Да и в отношениях с современниками – начиная с императора и кончая михайловской «чёрной крестьянкой» – он подчас был неправ. Так что в пушкинской биографии хватает и «строк печальных».
И ещё:
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он .
Пушкин – влиятельная, но отнюдь не центральная фигура тогдашней России. Он – лишь заметная «частичка бытия». Такова картина мира. А «наше всё» – слова уже из другой эпохи, и даже в рамках другой, более поздней, эпохи это гипербола.
Пушкинисты же зачастую забывают об историзме и здравом смысле и помещают поэта в центр мироздания. Для них Пушкин – светило без пятен, демиург, вокруг которого вращается всё и вся. Пушкиноцентризм – хроническая болезнь пушкиноведения.
* * *
Регулярное переиздание некоторых старых книг свидетельствует не об их непреходящей ценности, а о том, что пушкиноведение остаётся полем ожесточённой брани. Завоёванные ранее научные территории стерегут от набегов «чужаков» дозоры, составленные из теней почивших авторитетов.
* * *
Пушкинист Z всю жизнь только тем и занимался, что по капле выдавливал из Пушкина пушкинское.
* * *
«Нет сомнения, – изрёк однажды Пушкин, – что первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будут полное собрание стихотворений Баркова». А жизнь поправила предсказателя: не только первые, но и последующие.
* * *
Под пушкинским «Пророком» стоит дата: «8 сентября 1826» – день встречи поэта с императором Николаем Павловичем в Москве. Раньше об этом мало кто ведал. Теперь ведают все, но мало кто рад обретённому знанию и оперирует им.
* * *
«Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным». Другими словами, в чужой монастырь со своим уставом не ходят: ведь там и живут, и молятся, и даже думают иначе.
Как бы не так! И поэта уже второй век – причём с нарастающей настойчивостью – трактуют в духе культурологических и иных доктрин, которые совершенно чужды и поэту, и русскому бытию пушкинской эпохи.
Добываемые новые «смыслы» порою ценны, но к познанию собственно Пушкина они не имеют никакого отношения.
* * *
Возвышенные чувства
к Пушкину подчас вполне уживаются с патологической ненавистью к исторической, пушкинской России.* * *
Чаще всех к подножию памятника поэту приходят московские полицейские.
* * *
Интерпретируя «Евгения Онегина», современные режиссёры обыкновенно оставляют от Пушкина одни пропущенные строфы.
* * *
«Под камнем сим лежит герой наполеоновских войн, кавалер многих орденов и достославный сердцеед граф Александр Христофорович Бенкендорф, умученный пушкинистами».
* * *
На петербургском наводнении русская литература крупно выиграла, на холере – сорвала банк.
* * *
Неофитам с горящими глазами и простодушным батюшкам невдомёк, что делать из Пушкина благочестивого христианина столь же грешно, как и причислять поэта к либералам и афеям.
* * *
Маргиналия 1826 года: «Поэзия выше нравственности – или по крайней мере совсем иное дело» – похожа на ключ к биографии Пушкина.
* * *
Лермонтов не знал ни Пушкина, ни обстоятельств пушкинской семейной драмы. В стихах на смерть поэта корнет руководствовался городскими толками и собственным, весьма своеобычным светским опытом, к тому же дал волю захлестнувшим его эмоциям. И в научном исследовании петербургских событий 1836–1837 годов всё это желательно учитывать.
* * *
«Народная тропа» в спальню Натальи Николаевны не зарастает.
* * *
Где была благоуханная изящная словесность, там смердит болото .
* * *
Исправно получая жалованье, чиновник Коллегии иностранных дел демонстративно игнорировал службу. Повесничал, пил и шумно кутил в ресторациях и на кораблях. Картёжничал и, возможно, подрался на дуэли. Не делал тайны из амурных похождений. «Брал уроки чистого афеизма» и считал эту систему «более всего правдоподобной». Посещал дом своего начальника, а потом на каждом углу злословил о нём. Вдобавок позволял себе вольности в обращении с его супругой.
Вердикт пушкинистов: граф М.С. Воронцов – полный подлец.
* * *
Поначалу Лёвушка пускал по рукам стихи и письма поэта, а затем пустил по миру и самого братца.
* * *
Пушкинская сентенция: «Толпа дворян» – страшнее декабрьской картечи.
* * *
Представляется, что ленивец барон А.А. Дельвиг, заведя дома кухню, слишком редко туда заглядывал.
* * *
Кто-то назвал дилетантские сочинения «домашним пушкиноведением» – и явно ошибся. Это пушкиноведение дикое .
* * *
Мыслей Нестора Кукольника хватило бы сегодня на целую политическую партию.
* * *
Из пушкинской эпиграммы следует, что кишинёвский капитан Бороздна тоже принадлежал к креативному классу.
* * *
О недавней сенсации . В конце ноября 1825 г. ссыльный Пушкин, изменив почерк, соорудил для «дворового человека Алексея Хохлова» (то есть для себя) фальшивый билет на проезд в растревоженный Петербург; подпись тригорской помещицы Прасковьи Осиповой, владелицы «крепостного», поэт также подделал. Это ещё не всё: он частенько имитировал почерки и подписи «исторических лиц» (например, Петра I). Упражнялся в начертании графически сложных букв еврейского и арабского алфавитов; усердно, добиваясь схожести с подлинниками, копировал греческие, сербские, польские слова и фразы. Пытался даже, как предполагают текстологи, писать левой рукой. Переодевался в серба, молдаванина и т.д. Есть и другие факты подобного рода, и от них никуда не деться.