Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны
Шрифт:
Е.А. Денисьева «О, как убийственно мы любим…»
Позднее, в 1819 г., на месте сгоревшего здания был выстроен нынешний деревянный дом (с.). В нем с 1820-х гг. жила мещанка по происхождению, ставшая гражданской женой графа А. К. Разумовского, – Мария Михайловна Соболевская и их внебрачные дети, получившие фамилию Перовские (как утверждают, по названию имения А. К. Разумовского – Перово): Василий Алексеевич (будущий оренбургский генерал-губернатор), Лев Алексеевич (будущий министр внутренних дел, отец народоволки С. Л. Перовской), Алексей
В конце 1820-х гг. Соболевская вышла замуж за генерала Петра Васильевича Денисьева, у которого в 1850-х гг. останавливалась Елена Александровна Денисьева – родственница генерала, возлюбленная Федора Тютчева, адресат его многочисленных стихов и мать внебрачных детей поэта.
Елена Денисьева могла бы стать фрейлиной при дворе, все шло к этому, если бы не знакомство и вспыхнувшая любовь к дважды женатому уже Тютчеву (ей было во время знакомства с поэтом 20 лет, ему 42). Вот тогда и свет, и общество отвернулись от нее. С ней, которая вся была «соткана из противоречий», готовая на «попрание всех условий», все началось у Тютчева с легкого флирта, но две стихии, два беззаконных сердца столкнутся так, что искры из глаз!..
Биограф поэта К. Пигарев (кстати, правнук его) позже напишет, что Тютчев в любви всегда был «мучительно раздвоен». Он умел, как пишут, «испытывать подлинную любовь одновременно к двум женщинам» – к любимой жене и к… Денисьевой, связь с которой длилась больше десяти лет, которая родила ему троих детей и которую Тютчев переживет на девять лет. «Пускай скудеет в жилах кровь, – писал ей в знаменитых стихах, – Но в сердце не скудеет нежность… О ты, последняя любовь! Ты и блаженство, и безнадежность».
Через 15 лет после знакомства с ней поэт напишет про нее: «Как душу всю свою она вдохнула, // Как всю себя перелила в меня…» Сын поэта, Федор, позднее утверждал, что, полюбив Денисьеву, отец принес в жертву свое «весьма в то время блестящее положение. Он почти порывает с семьей, – пишет Ф. Ф. Тютчев, – не обращает внимания на выражаемые ему двором неудовольствия, смело бравирует общественным мнением», то есть, другими словами, – крушит безжалостно свою собственную карьеру.
А она, она в 1862 г. и здесь, в Москве, решительно скажет своему родственнику, мужу своей сводной сестры А. Г. Георгиевскому, у которого часто останавливалась (Бол. Дмитровка, 34/10): «Мне нечего скрываться и нет необходимости ни от кого прятаться: я более всего ему жена, чем бывшие его жены, и никто в мире никогда его так не любил и не ценил, как я его люблю и ценю, никогда никто его так не понимал, как я его понимаю, – всякий звук, всякую интонацию его голоса, всякую его мину и складку на его лице… Ведь в этом и состоит брак… чтобы так любить друг друга…» Она уже звала его молитвенно «Боженькой», а в 1864-м, незадолго до смерти от туберкулеза, сказала о поэте в одном из писем: «Это мой Людовик XIV Неразвлекаемый…» И бешено ревновала, из-за чего они часто ссорились.
Тот же родственник Денисьевой вспоминал, что когда Елена захотела и третьего ребенка от поэта записать «Тютчевым», он воспротивился. И вот тогда она, его добрейшая Леля, «пришла в такое неистовство, что схватила с письменного стола первую попавшуюся ей под руку бронзовую собаку на малахите и изо всей мочи бросила ее в Федора Ивановича, но, по счастью, не попала в него, а в угол печки и отбила в ней большой кусок изразца…». Пишет, что поэт потом «очень уважительно» показывал ему выбоину в печи: «Так любить!..»
4 августа 1864 г. Денисьева умрет на руках у Тютчева. Последними ее словами были: «Верую, Господи, и исповедаю». Тогда Тютчев и напишет Георгиевскому: «Не живется, мой друг… не живется… Гноится рана, не заживает… Только при ней и для нее я был личностью, только в ее любви… я сознавал себя… Теперь я что-то бессмысленно живущее, какое-то живое, мучительное ничтожество…»
Вот после этих слов мы и вправе считать этот дом истинным памятником истинной любви. Той, которую Тютчев в стихах назвал, представьте, «убийственной».
41. Басманная Нов. ул., 29, стр. 3 (с. п.), – Ж. – в 1790–1810-е гг. – поэт, прозаик, переводчик, сенатор, князь Николай Никитич Трубецкой,
его жена – поэтесса и драматург Варвара Александровна Трубецкая (урожд. кн. Черкасская) и (с середины 1790-х гг.) – сводный брат Трубецкого (по матери) – поэт, прозаик, драматург, издатель первого московского журнала «Полезное увеселение», член Российской академии наук, ректор Московского университета Михаил Матвеевич Херасков. В его доме одно время жил также в 1790-е гг. поэт и переводчик Ермил Иванович Костров.В 1790–1800-е гг. дом Трубецких был центром светской и художественной жизни (балы, спектакли, маскарады). Здесь бывали поэт И. И. Дмитриев, драматург Д. И. Фонвизин, журналист Н. И. Новиков (он в этом доме познакомился со своей будущей женой, племянницей хозяина дома – А. Е. Римской-Корсаковой), кн. Е. С. Урусова, Н. М. Карамзин, поэт И. М. Долгоруков и др.
«Портрет с эпитафией»
Старинная гравюра М. Хераскова
Последний писал: «Они любили жить роскошно и весело, во вкусе их были театр, бал-маскерад и все вообще увеселения… Тут мы игрывали комедии, наряжались в хари на бал и всеми забавами молодости наслаждались…» Идиллию нарушал разве что Ермил Костров, поэт и переводчик, который скончается от белой горячки в 1796 г. А ведь, к слову, его помянет Пушкин в стихах 1814 г. «К другу стихотворцу»: «Костров на чердаке безвестно умирает, // Руками чуждыми могиле предан он…»
О жизни Кострова почти ничего не известно. Но Пыляев, москвовед, приведет слова поэта Дмитриева, бывавшего в этом доме и знавшего его: «Рядом с ним по улице ходить было совестно, он и трезвый шатался… На языке Кострова пить с воздержанием – значило так, чтобы держаться на ногах». Исследователь Н. Мичатек еще в 1903 г., занимаясь биографией поэта, написал: «Ему… хотелось учить поэзии с кафедры. Неудача в этом содействовала развитию в нем страсти к пьянству, под влиянием которой Костров так опустился, что под конец жизни не имел даже своего угла, а жил то в университете, то у разных знакомых…»
Позже, с 1819 г. (предположительно), в этом доме располагался частный пансион Леонтия Ивановича Чермака, в котором с 1834 по 1837 г. учились и жили братья Федор Михайлович Достоевский и Михаил Михайлович Достоевский, а позднее и младший брат их – Андрей Михайлович Достоевский.
Именно Андрей Достоевский вспоминал позднее своего учителя Чермака: «Наш старик был человек с душою. Он входил сам в мельчайшие подробности нужд вверенных ему детей… Отличных по успехам учеников, т. е. каждого получившего четыре балла (пятичная система баллов тогда еще не существовала), он очень серьезно зазывал к себе в кабинет и там вручал ему маленькую конфетку. Случалось иногда, что подобные награды давались и ученикам старших классов, потому что всякий знал, что Л. И. – старик добрый и что над ним смеяться грешно!» А литературу, кстати, братьям преподавал здесь прозаик, в прошлом соученик Н. В. Гоголя и – «идеальный учитель» (по словам Ф. М. Достоевского) – Н. И. Билевич.
Позднее Достоевский напишет о пансионе: «Бывая в Москве, мимо дома в Басманной всегда проезжаю с волнением…» Кроме братьев Достоевских в пансионе Чермака учились литераторы и мемуаристы В. М. Каченовский (сын проф. М. Т. Каченовского), А. Д. Шумахер и некоторые другие.
Наконец, в начале ХХ в. в этом доме располагалась Басманная полицейская часть, в которой до революции в разные годы содержались арестованные В. Г. Короленко, молодой В. В. Маяковский и поэт М. А. Волошин.
42. Басманная Стар. ул., 23 (с.), – Ж. – в 1810-х гг. – прозаик, переводчик, дипломат, академик, член «Беседы любителей русского слова» Иван Матвеевич Муравьев-Апостол (наст. фамилия Муравьев, Апостол – это фамилия матери И. М. Муравьева, т. е. он правнук запорожского гетмана Даниила Апостола) и его жена – сербка Анна Семеновна Черноевич. Здесь же жили три их сына, будущие декабристы. И одно время, в 1816 г., в семье Муравьевых-Апостолов жил поэт и родственник Муравьевых Константин Николаевич Батюшков.