Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
— Изловчись, изловчись, главный пионер!
Главный пионер хорошо понимал, что момент наступил весьма ответственный, и быстро проделал всё необходимое для зарядки. Но и у него вода не пошла. Тогда он опустил снова сифон в канаву, однако и на этот раз безрезультатно. Вода никак не хотела идти по трубе. Семен Иванович не выдержал и отобрал у сына сифон:
— Ишь, нашлись учителя!
— Пусть Зойка попробует, — раздались отовсюду женские голоса. — Не привыкать учить мужиков. А ну, Зойка, давай! Покажи им Феклу Ферапонтовну.
Семен Иванович, так же, как и Егорушка, не мог понять, почему не заряжаются сифоны.
— Оскандалились ваши пионеры. Выходит, одно дело — школьные деляночки, а другое — колхозное поле…
К реке спускался Дегтярев. Увидев учителя, шереметевцы раздвинулись, дали ему пройти к канаве.
— Еще не началась учеба?
— Ваши мастера себя показать хотели, да оконфузились.
Дегтярев нагнулся, поднял валявшийся у канавы сифон, удивленно взглянул на председателя колхоза:
— И вы хотите, чтобы эти сифоны подали воду?
— Сифоны не плохие. По стандарту сделаны…
— Вот в том-то и дело, что по стандарту, Семен Иванович. Да разве отверстие такого сифона плотно закроет детская рука?
— Это еще хуже, — хмуро проговорил Копылов. — А я крепко рассчитывал на ребят. Помогут колхозу на поливе.
— Ничего не поделаешь, подрастут — помогут!
В эту минуту все услышали взволнованный удивленный голос Петяя:
— Зарядилась! Зарядилась!
Все увидели действующий сифон и были поражены не меньше, чем сам Петяй. Чудеса!
— А ну, Петяй, покажи, как ты зарядил трубку!
Все окружили мальчика. Он взял сифон, окунул его в воду, вытащил один конец. И ничего не получилось. Вода не пошла. И сколько ни силился он повторить зарядку, результат был тот же. А первый сифон продолжал подавать воду, он словно дразнил и подзадоривал ребят.
— Алексей Константинович, ведь можно и с настоящим сифоном управиться, только надо суметь догадаться, как!
— Если можно, то догадаемся, — уверенно отвечал Дегтярев и продолжал выпытывать у Петяя. — Да ты вспомни, как это у тебя получилось.
Петяй хмурил брови, морщил лоб, сопел носом. Ему было обидно: тоже изобретатель! Потерял свое изобретение!
С берега реки Катя и Дегтярев возвращались вместе. Дегтярев сказал:
— Екатерина Ильинична, что будем делать с Ольгой Дегтяревой?
— Двойки и двойки без конца…
— Хуже того, — она стала нелюдимой, бросила общественную работу. Надо вызвать ее на откровенность.
— Может быть, сначала поговорить с матерью?
— Нет, нет, сначала с Ольгой. Мне кажется, что в матери всё дело. Но в чем именно, я сказать не могу.
На следующий день, закончив занятия со своими малышами, Катя пришла к семиклассникам на урок географии и попросила Надежду Георгиевну вызвать Дегтяреву.
Оленька встала у карты СССР. Надежда Георгиевна молча перелистала ее дневник… Плохо, очень плохо стала учиться девочка. Начала с пятерок, а дошла до двоек. И по географии отвечает плохо. На прошлой неделе едва вытянула на тройку. Не смогла проехать водным путем из Астрахани в Архангельск, заблудилась в притоках Волги. А девочка способная, любознательная… Так, во всяком случае, казалось в начале года.
— На прошлом уроке я рассказывала вам о реках Сибири. Расскажи, Дегтярева: какие в Сибири самые большие реки, куда они впадают,
в чем их значение для страны?Оленька взглянула на бескрайние, закрашенные зеленой краской просторы Сибири, на ее извилистые реки и, как ей показалось, ощутила их холодное дыхание. Она бы еще могла кое-как перечислить эти реки, даже сказать, куда они впадают, это видно и на карге, но совсем не знает, в чем их значение для страны. Енисей, Ангара, Тобол! Они ничего не говорили ей о себе, они молчали.
Оленька урока не приготовила. Ее ждала уже не тройка, а двойка. И теперь уже двойка в четверти. Это она хорошо понимала. И ей было мучительно стыдно не оттого, что она не знает урока, а что всё это произошло на глазах у Кати. И вдруг, о чудо! Неужели ее пожалела Надежда Георгиевна? А может быть, она хочет проверить, помнит ли Оленька, что проходили раньше? Но, может быть, ей это послышалось, что от нее требуют показать на карте Ладожское озеро и рассказать о нем, — чем оно богато, какие в него впадают реки и какой проходит через него водный путь? Ладога, родная Ладога! Да сама Надежда Георгиевна о тебе знает меньше! Ведь она не была в твоих дремучих лесах, не видела твоей голубой воды, не бродила по твоим каменистым берегам. И Оленька начала отвечать:
— Ладожское озеро расположено между Финским заливом и Онежским озером. В древней Руси через Ладогу пролегал великий водный путь «из варяг в греки».
Оленька говорила о реках, впадающих в Ладожское озеро, о его рыбных богатствах, о лесах, встающих по его берегам. Она упоминала какие-то цифры, сравнивала Ладогу с другими водоемами Европейской части страны, она отвечала, как полагается отвечать урок, коротко и ясно и не вдаваясь в детали, не имеющие отношения к географии. Но именно они-то и волновали ее, были ей особенно близки. Она видела перед собой родной ладожский колхоз, которого не найти на географической карте, зато близкий и дорогой ей колхоз, в котором она жила с бабушкой Савельевной и где за зеленой листвой березовой рощи в большом белокаменном доме осталось ее детство… Ну зачем она уехала из Ладоги?
Оленька отвечала, не чувствуя, что по лицу ее текут слезы, и все слушали ее молча, боясь шелохнуться. А Надежда Георгиевна кивала ей седой головой, подбадривала и мысленно утешала: «Не надо плакать, девочка, — всё будет хорошо». Потом она нагнулась к сидящей у стола Кате и тихо сказала:
— У нее большое горе. Его не вылечишь ни двойками, ни пятерками.
После урока географии Катя задержала Оленьку. В классе никого не было, они сидели за партой, и Катя спросила прямо:
— Ты жалеешь, что уехала из Ладоги? Да? Скажи откровенно…
— Да, — едва слышно ответила Оленька.
— Дядя Павел? — осторожно проговорила Катя. Она слыхала, что Юхов хочет войти в семью Анисьи. Ведь девочка может тяжело переживать предстоящее замужество матери… И всё же для нее было неожиданным, когда Оленька взволнованно встала из-за парты и с ненавистью произнесла:
— Пусть мама его прогонит. Я не могу больше. Я уеду к бабушке. И сквозь слезы, всхлипывая и утирая глаза то платком, то рукой, поведала о всех своих горестях.
Катя не перебивала. Она внимательно слушала рассказ Оленьки и всё время думала: «А не преувеличивает ли девочка? Может быть, никакой спекуляции и нет? Просто не взлюбила Юхова и приписывает ему все грехи».