Литературный сценарий Филипон – праправнук атамана
Шрифт:
Дед, подтянувшись на руках, соскакивает с лавки и Филипон с ужасом видит, что дед без обеих ног. Шустро отжимаясь на руках, он добирается до буфета, открывает нижние дверцы и передает внуку фужеры, какие-то тарелки с закуской, бутылки, еще что то…
Филипон принимает и все ставит на стол…
Дед скачет назад, опираясь за край стола и за лавку, вскакивает на прежнее место.
– Сидай!
И видя полную растерянность Филипона, говорит:
– А шо тоби батька не казав, шо в мене ног нема?
– Нет, – только и может выдавить Филипон.
– О, как!
–
– О, как! – говорит дед. – По нонешнему значит живете… Поврозь! Баба в хате, диты на полати, а где чоловик – не знайдешь за вик! Ну, так, так – так! Стеснялся сказать – я так понимаю…
– Да нет, я еще маленький был….
– Час от часу не легче, – вздыхает дед, – Ты бабке того не говори – расстроится! И шо за люди! Живые, здоровые, молодые с руками, с ногами, не слепые и не глухие, а поврозь… Карахтерами, значит, не сошлись! Чуть что – тарелки об пол и как в море корабли… Хорошо хоть вот тебя состругали… Ну, давай! За встречу, как говорится за пленных,
военных, и нас – казаков бедных…..
Он крестится и выпивает залпом.
– Шо ты там раскурынился – сидай до деда ближее!
Филипон придвигает табуретку. Дед не отрываясь, смотрит своими пронзительно синими глаза ми на внука. Парень не выдерживает этого взгляда.
– Это вы на фронте… – шепчет он.
– Ноги то? Т а не… Всю войну то я исправно прошагал! На своих ногах домой возвернулся. Это на лесоповале в Коми ССР – отморозил… Коммунизм строил.
Он вдруг, со стоном, хватает внука за голову, прижимает его к себе, – Похож на отца то! Похож! В нашу породу! Ты хоть крещенный? От горе … Боже ты мой…– дед целует Филипона, гладит по голове и плачет.
В «зало», тихо ступая своими грязными босыми ногами, вползает Устрица. Примечает на тумбочке фуражку, затискивается тощим задом на табуретку и, угнездившись, поудобнее, кладет руку на фуражку…
– Ой, Боже… – со двора слышен бабкин крик, – Та вже прихав, ой, лихо мени, а де ж вин?!
Она влетает в комнату, кидается к Филипону
– Ой, ты ж мое золотое! Ой, Боже, та вырос как, я ж то вас приезжала, як ты пид стол ходыл, ой, Боже… Хиба ж узнал бабусю свое? Ты ж моя кровиночка!
Устрица тихонько надевает фуражку и смотрится в зеркальную створку шкафа.
В фуражке выходит на крыльцо.
Настя возиться у мотоцикла. Загипсованный сидит на завалинке, рядом с ним Дядька – отец – Тарас Бульба в трусах…
– Не ехал, не ехал….– говорит Дядька,– а тут значит и явился… Через чего?
– Та отдыхать! – говорит Настя.
– Отдыхать к морю ездиют!
– А тут чем плохо! Горный воздух!
– Ага, в коровнике, та в овчарне… Такий гарний горный, то глаза як лук выедае до слезы… Не вин не отдыхать приихав… – размышляет Дядька.
– А скильки ж ему рокив? Хиба ж не восемнадьцать – девьятнадцать? – спрашивает дядькина жена Клава, она возится на грядках огорода
– Восемнадцать.
– О! Так он от армии ховается! Шо тут гадать!
– Вин студент! – говорит Настя. – Вин на менеджера учиться!
– Ого! С его менеджер, як с дерма пуля! Дезертир! От – то и атаманский
правнук! Геройский род! Ганьба!– Устрица, паразит, положь фуражку на место! От гнида вороватая! Я тебе все ухи оборву! – кричит загипсованный Колька.
Устрица со вздохом уходит в дом.
– Ага, оборвешь! – с удовольствием говорит тетка Клава: – Ты его догони сперва, каменный гость …
5. «Рэпин»
А.
Тетка копается в огороде. Настя доит корову. Дядька сидит, как обычно в одних трусах покроя «30 лет советскому футболу» на завалинке, перед ним, как всегда, стол с графином вина, хлеб и фрукты. У соседнего куреня под навесом дед Филипона плетет корзины. Рядом с ним уже целая гора готовых. И на плетне висят корзины разных размеров с ценниками на продажу.
Филипон разрисовывает красками загипсованному Кольке гипс белые кости на черном фоне. Загипсованный с удовольствием любуется работой Филипона. Филипон, время от времени – как большой профессионал, смотрит на свою работу.
– От… – говорит дядька, – шо вы там за погань яку творите! Тьфу, як на кладбище…
Понарисовал якись страшный суд!
– Це, тату, искусство! Це модерн, або какой не то люкс супер.
– Это готовская инсталляция. – поясняет Филипон.
– Ого! Яка така инсталляция! В телевизоре казалы. О то так дурны в психушке рисуют! Хоть бы в пень колотить – только б не робыть!
– Ага, – говорит загипсованный Колька, – Уж кто бы говорил!
– Шо такое! На батьку?!
– Та я так…
– Шоб ты понимал, сопля!
Филипон, явно обиженный, встревает в разговор:
– А верно, вот все работают, а вы все на завалинке сидите.
– Так и шо! Сидю – значит так надо!
– Так уж который день!
– Ты где находишься? А?
– Ну, в станице!
– Не нукай! Кажи ровно – В станице! А я хто? Казак чи ни?
– Ну, казак!
– Не нукай, не запряг! – я казал – Кажи ровно – казак! От и то ж, шо кубанский казак! Чуешь? Казак! А случись война, а я не отдохнувши?!
У плетня останавливается атаман.
– Ого! Шо – ж це таке?
– Здравия желаю, батько, атаман, – говорит дядька, делая вид, что приподнимается.
– Слава Кубани! – подскакивает Колька.
– Та ясно дело, шо Кубани слава, – говорит атаман, – А як же це малювання прозывается?
– Провокация! – говорит от своего куреня, не прерывая работы дед.
– Менструация! – добавляет со своей завалинки дядька.
– Инсталляция! – говорит Колька, – В США большие деньги за нее дают!
– Ну, мы ще, благодаря Господа Бога, покудова не в США! Воны нас покудова ще не завоевали! – говорит дед.
– Как кого! – говорит атаман, – Доброго здоровья, диду. Я ж бачу вин як вы – талант, народный умелец!
– Та вот же и то ж! Таке горе! – со вздохом отвечает дед, – Рэпин, чи Айвазовский!
. – Ну, кода ж Рэпин,– говорит атаман: – тоди вже – ходь до мене, бо дило тоби е!....
Б.
Филипон в валенках опорках, в трусах и в каких то лохмотьях, красит крышу.