Литерный эшелон
Шрифт:
Предложил сыграть Ване и его спутникам. Те согласились. Первую партию играли по-маленькой. Второго драгоценного зуба у галантерейщика не было – он поставил колоду карт.
К удивлению воров «польского пана» не удалось легко обыграть.
Да что там – его вовсе не удалось обыграть. Впрочем, и выигрыш был не то чтоб большой.
За игрой следили чуть не все, набитые в чрево расшивы. И едва не пропустили главное. Пароходик даже не дав гудка, сменил курс. Взял вправо и пошел по какому-то притоку.
– Смотри, смотри! Повернули! – крикнул кто-то.
И каторжный народец прильнул к щелям
Действительно – Если раньше солнце все больше светило за кормой, то теперь оно было по правому борт у. Расшива шла уже против течения – и была эта речка куда уже предыдущей.
– Снова до схода повезли. – заметил кто-то.
– Та чего же они от нас хотят? – за всех удивился Ульды.
Этого не знал никто.
К месту встречи
Из Ивана Ивановича отправились в Дураково.
Во-первых, туда имелась какая-никакая дорога, которая шла почти в нужном направлении. Во-вторых, Пахому будто надо забрать свои вещи.
В село прибыли около полудня, проехали улицами к дому Пахома. Старик не стал звать попутчиков к себе в дом, а тем не шибко и хотелось.
Впрочем, Грабе и Гордей Степанович спешились, присели на лавочку у колодца. Потихоньку вокруг них собирался здешний люд.
В этом маленьком селе, так или иначе, все были соседями, родичами. Но Пахом жил так, словно его хата была не просто с краю, а вообще, в другой губернии. И когда он ушел вслед за упавшей звездой – некому было его ждать обратно. Да и что с того, что не было его долго – уходил он, случалось, и на большее время.
Паче, если вернулся, если не убила его павшая звезда – значит, нет причин для тревоги. Или все же есть?
И сейчас селяне всматривались в лица пришедших – что они сулят. В общем, градоначальника опознали довольно быстро. Просторы здесь были необъятные, но весьма безлюдные, поэтому почти все всех знали в лицо.
Смутную тревогу внушал офицер. Был он неместным, никто не знал чего ждать от него. К тому же некоторые видели военного первый раз в жизни. Печальный же селянский опыт гласил: все, что случается в первый раз – не к добру. Впрочем, довольно легко можно было связать в одну цепочку упавшую звезду, Пахома и этого военного.
– Ты из-за павшей звезды пришел? – спросил мужичок посмелее.
Грабе немного опешил, но лишь от того, что к нему обратились на «ты». Мгновением позже вспомнил: народ здесь свободолюбив, этикету не обучен. Замешательство же было истолковано иначе:
– Так шо?.. – произнес кто-то с едва заметной угрозой.
Делать было нечего и Грабе кивнул. Думал еще и улыбнуться, но счел это лишним.
– Наш батюшка говорил, что это звезда Полынь упала.
Штабс-капитан осмотрел толпу, ожидая увидеть попика. Того не было. Устав ждать конец света попик обиделся не то на Господа Бога, не то прихожан, и без особой нужды свои владения не покидал. Сидя дома пил горькую чокаясь с иконой Николая-Чудотворца. Не разговаривал даже с попадьей.
Кроме него тут были и другие, живущие смутной надеждой: а вдруг уже все кончилось, может уже нет особого смысла сеять озимые, отдавать долг куму? Пили много, затем шлялись по селу, заправив бороду в штаны.
Грабе задумался и сделал
жест как можно неопределенней. С одной стороны – желательно было, чтоб в те края кто-то заглянул до того, как все закончится. С другой – не следовало народ сильно и пугать, дабы он не впал в панику и в прочие тяжелые.Поэтому Грабе изобразил на лице крайнюю обеспокоенность. Впрочем нет, обычной обеспокоенности должно хватить.
– В ту ночь отвалился и упал на землю кусок Луны. Вместе с ним прибыли тамошнии болезни и звери. Вполне возможны эпидемии, мор скота, болезни растений… Но Императорское географическое общество этим уже занимается.
Почему было упомянуто именно географическое общество – Грабе не было понятно самому. Вероятно, сказалось первое, что взбрело на ум.
Почти все взглянули в сторону дома, где собирал вещи Пахом. Гордей Степанович подумал, что очень скоро в одну из ночей этот дом загорится. И тушить его будут крайне неохотно.
– Та что? Конца света не будет?
Грабе покачал головой:
– Нет. Высочайшим повелением государя императора конец света отложен пока на десять лет. А там, вероятно, опять перенесут. Или вовсе отменят.
Как раз из дому вышел Пахом. Все его пожитки уместились в одной хоть и большой сумке.
Увидев его, односельчане сделали вид, будто со стариком знакомы не то чтоб хорошо. Кто-то с ним здоровался, но все больше издали. Пахом не навязывался.
Скоро он занял место в седле.
– Поехали?.. – не то спросил, не то предложил он.
Когда крестьяне были далече, бывший градоначальник сказал.
– Типун вам на язык, Аркадий Петрович.
– Это вы про что?
– Про десять лет. Про конец света.
– Да полно вам. Забудется все через год или два…
– Да я не о том, а вдруг сбудется?
– Это какой год будет? 1918?.. Да нет, навряд ли…
Дальше поехали по течению речушки, которая протекала через деревню. Речушка была мелкая, русло которой почти полностью заросло камышом.
Пахом вел их тропами – сначала человеческим, потом звериными. Почти сразу пришлось спешиться, вести лошадей в поводу.
Впереди шел Пахом – только он знал дорогу. Через руку у него будто невзначай была переброшена заряженная «берданка». Знал он прекрасно: если в этих местах не выстрелишь первым, то, верно, уже не выстрелишь никогда.
За ним беспечно шел градоначальник – о вышеупомянутой примете он, если и слышал, то только краем уха. Выглядел совсем как среднерусский помещик на прогулке по своей вотчине. Верно, эти леса Гордей Степанович считал продолжением улиц своего города. Однако Грабе уже давно понял: градоначальник – млекопитающее травоядное…
Сам штабс-капитан шел замыкающим. За его спиной висела купленная в городишке винтовка, в кобуре лежал взведенный «Смит энд Вессон».
Речка петляла. Где-то Пахом то выводил компанию к самой воде, то напротив, срезал через леса. Ступая след в след, шли через болота с омутами тихими. Градоначальник в таких местах старался идти тихо, дабы не разбудить нечистую силу, несомненно дремавшую на дне.
Переваливали через сопки, поросшие деревьями вековыми. Переходили в брод ручьи и реки, обмельчавшие вследствие летней жары