Литва: Великое княжество с королями

16. «О, Литва! Отчизна моя!»

Для людей многочисленных провинций Империи стало проблемой то, как учить детей в школе, чтобы не запятнать его амбициями российского госу­дарства. Как поляки, так и евреи открывали свои собственные школы, и с 1840-х годов католические ксендзы Вильни спонсировали начальные классы для литовскоговорящнх детей (тут Дэвис имеет в виду не беларусов, а летувисов.
– Пер.).

Ожесточенные баталии развернулись вокруг судьбы Белой Рутении, чей язык рассматривался как русский диалект и чья православная религия использова­лась как главный аргумент. Полный результат всеобщей русификации сложно измерить. Количество русских, конечно, при этом намного возросло, как и воз­росло число двуязычных людей.

Одна из групп, которую планировали подвергнуть основательной русифика­ции, принадлежала к еврейской коммуне, где русский язык стал заменять род­ной идиш. Этих людей называли литовками, что значит «еврей Литвы — Вели­кого Княжества». Выбор русского языка этими людьми часто оправдывался стремлением уйти из традиционной еврейской коммуны. Эти евреи составили основную часть первой волны еврейских эмигрантов. Религия евреев, тем не менее, оставалась звеном, связывающим этот народ с его корнями, несмотря на то, что многие евреи того времени предпочитали светский образ жизни.

В России не наблюдалась тенденция к закрытию костёлов или синагог. Не­терпение царизма проявлялось лишь в отношении рутенского (беларуского и укра­инского.– Пер.) Греко-Католического Униатства, которое у самих рутенов счита­лось национальным достоянием и главным отличием от других народов. Декрет от 1839 года и вновь изданный в 1876 году запрещал Греко-Католичество и обя­зывал его паству перейти в Русское православие. В ответ на эти меры против своей религии многие униаты уехали в Галицию, находящуюся под властью Ав­стро-Венгрии, где подобные религиозные реформы не проводились. Несмотря на это, основная масса ос талась in situ (лат. «на месте».
– Пер.).

Первые два-три поколения литвинов под властью России можно характери­зовать как пассивных борцов с российскими порядками, хотя порой этот пассив становился весьма активным. Следующие три или четыре поколения жителей бывшего Великого Княжества были глубоко охвачены новыми политическими и национачьными движениями.

Вплоть до 1864 года чувства разочарования усиливала горечь трех проигран­ных восстаний — в 1812 году, в 1830-31 и 1863-64 годах. И в каждом из них поги­бали лучшие из лучших, сражавшиеся с надеждой на то, что Речь Посполитая возродится. Увы. все выходило наоборот — восстания подавлялись, репрессии прокатывались по беларуским городам и весям, а царизм лишь укреплял свои позиции.

В бывших землях ВКЛ появлялись выдающиеся лидеры. Ромуальд Траугут (1826-1864). глава тайного национального правительства, собравшегося в Вар­шаве во время январского восстания 1863 года, был сыном мелкопоместного литвинского шляхтича из Брестского воеводства. Якуб Іейштор (1827-1897), польский шляхтич, который дал вольную своим литвинским крестьянам, пола­гал, что восстание обречено, но все же примкнул к нему. Антон Мацкевич (1828- 1863), позже записанный в литовские (летувисские.
– Пер.) националисты, сра­жался за возрождение Великого Княжества. Зигмунд Сераковский (1826-1864) руководил группой партизан в Самогитии. Кастусь Калиновский (1838-1864), ныне считающийся пионером беларуской самоидентификации, выпуска! неле­гальную газету, поднимая на борьбу население Беларуси. Все они сражались на­прасно. Траугут был казнен за Варшавой, в российской крепости. Сераковский и Калиновский были казнены в Вильне.

Их мечты о восстановлении Великого Княжества умерли вместе с ними са­мими. В эту эпоху волнений и бунтов поэт Адам Мицкевич (1798-1855), рожден­ный и выросший в Новогрудке. в местах, где само название Литва и появилось впервые, посвятил горестные и красноречивые строки почившему ВКЛ. Его эпическая поэма «Пан Тадеуш» (1834 г.) имела подзаголовок «Последний приезд в Литву» и описывала жизнь села во время войны 1812 года. В колоритных крас­ках поэт передает традиции прошлого своей родины, эпох)’ надежд на свободу. Адам Мицкевич писал по-польски и начинал поэму «Пан Тадеуш» строками, став­шими знаменитыми:

О Litwo! Ojczyzno moja, Ту jeste's jako zdrowie. He Cie ceni'c trzeba, ten tylko sie dowie, Kto Cie stracil. Dzi's piekno's'c Twa w calej ozdobie Widze i opisuje, bo tesknie po Tobie. («О, Литва! Отчизна моя. Ты как здоровье. Как оценить тебя, только тот знает, кто утратил тебя. Сегодня я всю полноту твоей красы вижу и описываю, потому что скучаю по Тебе»).

Bor уж ирония: «польский национальный бард» не уроженец Польши, не поляк. Это как Вильям Шекспир, живший в Дублине (Шекспир никогда не говрил, что он ирландец, а Мицкевич кричал о своем литвинизме.
– Пер.). Но вот современ­ные литовцы (летувисы.– Пер.) считают «Адомаса Мицкевичюса» своим, тогда как беларусы считают Адама Мицкевича беларуским поэтом, вынужденным пи­сать по-польски.

Миллионы людей, которые все еще читают эту поэзию, переводят ее, учат наизусть или изучают в школах, тем самым увековечивают наследие Великого Княжества.

17. Поле битвы — Беларусь

Оппозиция царизму после 1864 года пошла уже по другому пути. Анархисты, к примеру, делали ставку на террор. Организация «Народная Воля» привлекала добровольцев со всей Российской Империи. Но человек, который бросил бомбу и убил царя Александра Ив 1881 году, был из разоренных шляхтичей из-под Боб­руйска Игнатий Гриневецкий (1856-1881).

Социалисты долгое время выглядели незаметно на фоне более активных анархистов, до конца XIX века они были неотличимы и от демократов, и от не демократов. Юзеф Пилсудский (1867-1935), происходивший из семьи небога­того землевладельца из-под Вильни (западный беларгус.
– Пер.). стал лидером не­легальной Польской Социалистической Партии (PPS), провел пять лет в ссылке в Сибири. В 1918 году он же стал первым главой восстановленной независимой Польши. Пилсудский стремился воссоздать Речь Посполитую на старой много­национальной основе сотрудничества поляков, беларусов, летувисов и евреев. Достаточно символично то, что происхождение Пилсудского, его националь­ность были такими же, как у Игнатия Гриневецкого, убившего царя Александра II и как у главного советского чекиста Феликса Дзержинского.

В конце XIX — начале XX века подъем национального движения происходил практически повсюду в Европе. Национальные партии и общества, особенно меньшинства, боролись за свой язык, за легализацию своей национальной ис­тории, за свою литературу. Затем они требовали уже политической автономии. И в конце концов — создания своего государства.

В этом контексте бывшее Великое Княжество представ­ляло собой арену бурной и на­сыщенной событиями поли­тической борьбы. Бруталь­ный царский режим вызвал сильное сопротивление себе и широкое подполье. Но в ре­зультате роста сопротивления возникло острое соперниче­ство не только между офици­альной властью и оппозицией бывших граждан ВКЛ. но и со­перничество между самими _{Минск в Х1Х веке} оппозиционерами, между на­ционалистами и социалистами, а также национальным движением возрожде­ния. Спектр различных национальных идей оказался столь разнообразен и про­тиворечив. что не мог удовлетворить оппонентов таким образом, чтобы не вы­звать конфликт между ними.

Ну, а Москва и Санкт-Петербург выращивали своих собственных русских го­сударственных националистов, рассылая их по непокорным провинциям. По­ляки казались царю врагом номер один как титульная нация Речи Посполитой. Летувисов (пусть даже католиков) и евреев царизм рассматривал в качестве предполагаемых союзников в борьбе с поляками.

Рутены вообще классифицировались как русские. Жители Белой Рутении были у же полностью свободными от крепостного права, против которого часто восставали, и сейчас обладали уже зачатками национального самосознания. После всех реформ, экзекуций и переименований нации литвинов, на вопрос, кто они по национальности, сельские беларусы могли ответить, что они «тутэй- шие», т. е. местные, здешние. Тем не менее, они были глубоко обижены на режим из-за насильственных методов перевода их из униатства в Русскую пра­вославную церковь и выказывали больше расположения к активистам, собирав­шим и публиковавшим беларуский фольклор, ратовавшим за обучение в школах на беларуском языке.