Литжурнал «Бродячий заяц» № 2 «Листая август»

бреду на флейту в стонах камыша.

И в свисте ветра

я как будто слышу

треск угольев в костре

и звуки лютни,

и добродушный гомон

двух пьянчужек,

по случаю добывших бочку сидра…

Я Уленшпигель,

Бредящий Гомером.

Я в скрипе снега слышу

звук уключин,

матросов брань и паруса хлопки.

И грея пальцы в мокрых рукавицах,

по запаху иду на дым костра.

Всхожу на холм

и обречённо вижу,

как сквозь ковыль

малиновое солнце

садится за горбатою горой.

Мне остаются ночь

и пепелище,

и виселиц ряды,

и волчий вой...

•

Ё.Ё.

«Мантра среды»

Рядом с рыжим так ярок молчания цвет.

Хороводит по нёбу язык карамель.

Драгоценный, историям книжным не верь, –

Всё другое давно, тех людей больше нет.

Только ты у меня, только я у тебя,

Только гнутые ножки фужеров с водой,

Осветлённой мерцающей в бездне звездой,

И никто не умеет дышать не любя

Не освоенный, только что созданный май,

С непорочной Венерой и белой Луной.

Не смотри на сады, не касайся рукой

Запрещённого дерева. Не умирай.

•

Катерина Канаки

«Тени листвы на потёртом кофейном подносе...»

Амираму в подарок,

с благодарностью за стихи и дружбу.

Тени листвы на потёртом кофейном подносе,

привкус прибоя в дешёвой твоей сигарете.

Кто тебя спросит, зачем ты приехал, а спросят -

что тут ответить?

Походя бросишь: не знайте, не слышьте, не верьте,

но не твердите ни слова о родине – это

просто такая земля, где закопано света

больше, чем смерти.

Взгляд, обездвиженный розовым цветом айланта,

губы, которые помнят, сказать не умея:

так отличают в прибрежном кафе Одиссея

от эмигранта.

Вот он вернулся, мятущимся полный пространством,

в этот свой город, где незачем спрашивать «где я?»,

где шелестит в палисаднике вечным пасьянсом

бабка Медея.

•

Смарагда

«Неловкий ангел»

Кузнечик-время пойман колпаком

из голубого, с золотом, бисквита*.

Шипит и кипятится молоко,

опять на скатерть свежую пролито –

неловкий ангел учится ходить,

но путает шаги и перелёты.

Он привыкает быть – совсем один,

вникая в повседневные заботы:

уютен светлый дом, ухожен сад –

терновник да боярышник охраной,

и то, что совершалось невпопад,

не кажется теперь смешным и странным.

Пока во мне живёт он – я живу.

… А бес лежит в крапиве у забора

и бабочек сажает на траву,

как будто бы цветам нужна опора.

__________

* Бисквит (здесь) – неоглазуренный фарфор.

•

Ксения Бардо

«яблочный шум»

тыква сбросила мякоть и семечки

сад осенний сквозь яблочный шум

озирается неуверенно

как за пальцы схваченный врун

ветер треплет лоскутные простыни

и летит высоко самолет

в самом сердце яблочной осени

от любви и печали печёт

•

Графиня Монте-Кристо

«Есть только одиночество»

Он попусту скитался – и устал,

достал этюдник, карандаш и ластик:

распались глубина и высота,

два близнеца сиамских, синей масти

под грифельным заточенным ножом,

и между ними, на черте разреза,

был нарисован сад, а после – дом,

заполненный приятным и полезным.

Когда же становилось на душе,

когтисто по-кошачьему и голо,

он наспех делал из папье-маше

гостей любого возраста и пола,

вязал табачным дымом кружева

в гостиной под каминными часами,

и сам за всех придумывал слова –

и отвечал чужими голосами,

потом, наскучив болтовнёй, бросал

в печной огонь докучливых болванов –

и отводил старательно глаза

от сморщенной обуглившейся раны.

Истёрся ластик до лохмотьев, и

сточился карандаш до самых дёсен.

Он тщетно рисовал портрет любви

по памяти – не вышло, сдался, бросил,

и, твёрдо зная: всё предрешено,

давно уже привыкший спать при свете,

из-за гардин заглядывал в окно –

а там всё то же.

Ночь. Пустыня. Ветер.

•

Маргарита Белова

«День и Ночь»

Докуривает трубку старый День. Кряхтя, ворчит, что чай опять несладкий.

Душицей пахнет…

– Ночь, а сахар где? Рассыпала… Я ж говорил: заплатки поставить нужно.

Да что с женщин взять? Им всё б мечтать о принцах…