Лиза готова на все

– Ерунда все это. Уверен, что брак фиктивный, – сказал мне Эрик еще по дороге в Санта-Барбару. – Женятся они, естественно, по расчету. Бобби это нужно для карьеры.

Эрик предполагал, что нетрадиционная сексуальная ориентация стала препятствовать продвижению Бобби по служебной лестнице. Грега же интересовало снижение налогов после официальной регистрации брака. Но вся свадебная церемония явно задумывалась с таким расчетом, чтобы вызвать у присутствующих бурю романтических чувств. На это работало все, включая высокохудожественное чтение на фоне моря фрагментов из «Пророка» Джебрана (это уже мне поднадоело; за один только прошлый год я слышала все то же самое по меньшей мере на трех свадьбах). Меня эти сладкие возлияния не тронули, я не прослезилась. Вряд ли я могла объективно оценить свадьбу Билла и Мэри, учитывая, в каком была состоянии, но почему-то мне кажется, что там все было искренне и честно. Эти же двое, Бобби и Грег, принесли друг другу клятву верности с такими физиономиями, словно давали присягу в суде перед тем, как объявить смертный приговор серийному убийце.

Эрику было не до подробностей церемонии. По правде говоря, мне показалось, что он вообще ни разу не взглянул на жениха с невестой. Его взгляд был неотрывно устремлен на голубую шляпку на голове той самой пожилой дамы, которая с полным правом обходилась с ним, как с нашкодившим мальчишкой. Эрик, видимо, решил, что если долго и упорно смотреть ей в затылок, то рано или поздно она обернется. Но этого так и не произошло. По окончании церемонии бракосочетания миссис Эльспет Нордофф прошествовала по террасе вслед за молодыми, прикрываясь от Эрика своим спутником, как щитом. Она так и не взглянула в сторону сына, как он ни гипнотизировал ее.

Эрик уже собрался уходить.

– Все напрасно, – сказал он. – Дурацкая была затея.

Я попробовала его успокоить:

– Она оттает на приеме.

Вместе с остальными гостями мы прошли на террасу, туда, где подавали шампанское. С нами никто не заговорил, хотя несколько раз я замечала многозначительные взгляды. Бобби в какой-то момент улыбнулась Эрику безнадежной улыбкой, но в ней читалось: «И ты с ними заодно». Бобби стояла на почтительном расстоянии от мужа; правильнее было бы сказать, что отступи она еще хоть на шаг от него, и сплетен о скором разводе было бы уже не избежать.

Во время ужина мы с Эриком оказались за одним столом с коллегами Грега и Бобби, юристами. Один сел справа от меня, и мы немного поговорили. Ему хотелось знать, правда ли, что в Англии адвокатов называют «проститутками». Эрик же не утруждал себя беседой с соседкой слева. Вскоре юристы зацепились языками – у них было много профессиональных тем для обсуждения. Мы с Эриком оказались предоставлены сами себе.

После того как гости произнесли поздравительные речи, музыканты заиграли джаз. Жених с невестой подошли друг к другу и изобразили некое подобие вальса под звуки песни «Да не покинет нас любовь». Жених танцевал так, что отдавил невесте обе ноги, но, похоже, это не доставило ей особых неудобств: Бобби была в стельку пьяна. Шампанское в немалом количестве наложилось на сильный стресс, который ее семейка, как я предполагала, обеспечила невесте по полной программе.

Свидетели и свидетельницы быстренько последовали их примеру и тоже пошли танцевать. В своих апельсиново-желтых платьях, в диадемах, которые делали «Питера Блю» Мэри просто скромным украшением, подружки невесты были скорее похожи на гигантские воздушные шары, которые то пытаются взлететь, то снова с размаху бьются оземь. Танцплощадка вскоре стала напоминать площадку для игры в «нокаут». Было непонятно, пытаются юноши держаться рядом с девушками или все же им больше хочется избежать столкновения? Не помните, сколько там в этой игре получаешь очков за то, что столкнешь противника на землю или перекинешь через стол?

– Может, и нам надо потанцевать? – спросила я Эрика, когда юристы оставили нас за столиком одних, оживив танцы исполнением того, что они называли твистом.

– Я не танцую, – сказал Эрик. – А ты иди, если хочешь.

– Ну и как ты себе это представляешь? – спросила я. – Что я вот так просто выйду и закружусь одна, без партнера?

Эрик никак себе это не представлял, ему было плевать. Он мрачно смотрел в сторону матери, которая по-прежнему сидела на другом конце в окружении бабы-яги Кэтрин и других ведьм-кузин. Эрик говорил, у их семьи имеются норвежские корни. Охотно верю – его кузины были сущими троллями.

– Твоя кузина Хелена специально попросила пластического хирурга сделать ей нос, как у Майкла Джексона? – поинтересовалась я с улыбкой, надеясь подбодрить Эрика.

Он не слушал меня.

– Она ни слова мне не сказала.

Видимо, он мог говорить только о матери.

– Ей надо пообщаться со столькими людьми, – попробовала я оправдать ее.

– Мама меня ненавидит, – упорно повторил Эрик.

– Нет, ты не прав.

– Значит, она возненавидела тебя.

– Меня? – возмутилась я. – Меня-то за что? Что я ей сделала?

– Я думал, ты ей понравишься. Особенно то, что ты англичанка. Она без ума от вашей королевы.

– Может, тебе надо было сказать, что я – ее родственница, голубых кровей? – с сарказмом спросила я.

Эрик как-то странно то ли хмыкнул, то ли шмыгнул носом. Надеюсь, он не собирается плакать? О господи…

– А что ты проиграешь Эду, если нас не пригласят на День благодарения? – спросила я.

– Пикассо, только и всего.

– Что? Этого мерзкого павлина? Так стоит ли переживать?

– Не павлина, – вздохнул Эрик. – Набросок к «Гернике», тот, что висит у меня в ванной.

– У тебя в ванной висит настоящий Пикассо?

– Временно, пока я не решу, что делать со стенами в кабинете.

Мы говорили на разных языках.

– Послушай, ну и отдай ты ему Пикассо! Отыграешь его обратно как-нибудь в другой раз, когда вы снова поспорите, а?

– Да плевать я хотел на Пикассо, – сказал Эрик. – Мне и на машину, честно говоря, плевать. Но я не вынесу, если мама так и не заговорит со мной! Я думал, если она увидит меня… особенно, если она увидит меня здесь, с тобой…

Что мне было сказать? «Эрик, твоя мать не хочет принимать тебя таким, каков ты есть. Она плохой человек. Забудь, что она тебя родила и продолжай жить дальше и двигаться вперед»?

Это было то, что я на самом деле думала. Но Эрику я сказала совсем другое.

– Знаешь, что толку глазеть на нее с другого конца танцплощадки? Никто не поверит, что мы с тобой влюблены друг в друга, если ты будешь весь день таращиться только на свою мать. Попробуй сделать вид, что тебе хорошо со мной, что мы прекрасно проводим время вместе, и ты ее заинтригуешь: она не выдержит и подойдет.

– Ты думаешь?

– Женщины все такие, – уверенно заявила я.

– Ладно, – согласился Эрик, немного оживая. – Давай притворимся, что нам весело.

Он придвинул свой стул поближе к моему и, развернувшись ко мне, изобразил подобие улыбки, которая больше была похожа на оскал.

– Боже мой, Эрик, ты так улыбаешься? Это же кошмар.

– Как могу, так и улыбаюсь. По тебе тоже не скажешь, что ты всем довольна.

– Ты прав. Давай о чем-нибудь поговорим.

– О чем?

– Ну хорошо, давай делать так, как нас учили в драмшколе, если мы в массовке изображали беседу. Смотри, ты просто несколько раз повторяешь слово «абракадабра», а время от времени вставляешь «сы-ы-ыр» и улыбаешься. Понял?