Лодки уходят в шторм

— Они же больные! — пытался возмутиться главврач, но никто не стал его слушать.

Ульянцев поскакал в трибунал, прихватил Лукьяненко и Топу нова и вместе с ними поспешил к тюрьме. На тесных улочках наружная стража отбивала атаки наседавших хошевцев, не знавших о том, что офицеры уже выведены двором к берегу и отправлены на остров Сару. В зарешеченных окнах круглой башни виднелись лица арестантов, наблюдавших за боем и что-то кричавших не то нашим, не то хошевцам.

Ульянцев велел начальнику тюрьмы собрать на нижней площадке башни красноармейцев, арестованных за мелкие провинности и числившихся за трибуналом.

Арестанты выстроились в две шеренги.

— Слышите? Там ваши братья кровь проливают, а вы тут вшей кормите! Кто хочет смыть кровью позор — два шага вперед!

Обе шеренги шагнули вперед. Только пятеро остались на месте.

— Ну, друзья, держитесь! — Ульянцев пожал руки Лукьяненко и Тодунову. — Кормой к врагу не поворачивайтесь! И ускакал в Реввоенсовет.

Ленкорань защищали все, кто мог держать в руках оружие: отряд чекистов, охрана Реввоенсовета, милиция, трибунальцы, врачи, медсестры, больные, арестантская команда. Но удержать превосходящего, упоенного победой противника было трудно: хошевцы дом за домом, улица за улицей сужали часть города, оставшуюся в руках большевиков, и подошли к "Саду начальника".

Полковник Ильяшевич сидел без кителя и сапог в своей маленькой комнате во дворце и пил чачу. Из города доносилась перестрелка: и позавчера стреляли, и вчера, и сегодня, — что ему за дело до стрельбы? Он взял гитару, рванул несколько аккордов и хриплым голосом затянул:

Я приг-вожден к трактирной сто-о-о-й-ке. Я пьян дав-но-о… мне все-е равно…

Стук железного града по железной крыше — это било картечью орудие мятежников — оборвал его пение. Он раздраженно выругался, положил гитару на кровать, еще налил в стакан чачу. В нарастающем грохоте стрельбы и криках ему послышалась собственная фамилия: "Ильяшевича! Ильяшевича!"

— За Ильяшевича! — машинально повторил старый полковник, чокнулся с бутылкой и выпил до дна.

Немного погодя, когда в комнату в сопровождении Беккера вошел Наумов, Ильяшевич был мертвецки пьян. Он смотрел на вошедших отсутствующим, остекленевшим взглядом. Наумов и Беккер облачили полковника в китель, под руки вывели его на балкон. Голова полковника снова клонилась набок.

— Вот ваш "батюшка" Ильяшевич! — крикнул вниз Наумов.

Вооруженная толпа, осаждавшая дворец, замерла, потом взорвалась радостно-слезливыми возгласами:

— Батюшка наш! Ильяшевич! Спаситель!

— Долой Орлова! Ильяшевича командующим! Долой комиссаров!

Ильяшевич не реагировал. Только промычал что-то.

— Он мертв! — в ужасе крикнул кто-то. — Они убили его!

Толпа гневно зашумела, запричитала, загремели выстрелы, зазвенело стекло.

Наумов и Беккер уволокли Ильяшевича, уложили на кровать.

— Уберите водку! Окатите его холодной водой! — приказал Беккер Рябинину и Вулевичу.

Ульянцев смотрел из окна на бесновавшуюся внизу толпу: "Взбаламутили крестьян, настроили против нас". Над головой треснуло стекло, осыпалось осколками.

— Да отойди ты от окна! — взмолилась Мария. — Чего доброго эти бандиты…

— Какие это бандиты! — задумчиво ответил Ульянцев. — Ты видела этих людей? Это же крестьяне, землепашцы. Всякие хошевы и алексеевы обманом гонят их, как стадо баранов, на убой. — В эту минуту Ульянцев вспомнил слова Кирова: "Клевещут, что мы не ценим человеческой крови. Это неправда. Это гнуснейшая клевета. Мы свято чтим человеческую кровь…" [13]

Мятежники штурмовали двери Ханского дворца, пытались залезть в окна. Но вот из-за угла появился броневик, повел по толпе пулеметом, и она панически разбежалась. Защитники дворца пересекли сад и заняли свои прежние позиции за каменной оградой.

13

Киров С. М. Избранные статьи и речи. М., 1957, с. 87.

— Бегут! Отступают! — радовалась Мария.

Ульянцев сел к столу, торопливо набросал записку, кликнул Рябинина.

— Рябинин, возьми белый флаг, ступай к ним. Пусть присылают парламентеров.

— Сдаемся? — не мог скрыть своей радости Рябинин.

— Что ты надумал, Тимоша? — ужаснулась Мария. — Тимофей Иванович, что это значит? Они бегут, а вы…

— Так надо, Маша, так надо, — спокойно ответил Ульянцев. — Надо предотвратить кровопролитие. Оно может быть страшным…

Минуты казались Ульянцеву вечностью. Но вот через сад прошли парламентеры: впереди с белым флагом Рябинин, за ним Хошев и двое телохранителей. Ульянцев обрадовался своему врагу как лучшему другу.

Хошев в белой черкеске и белой папахе картинно стал в двери. Он любил красиво одеваться, а черкеску и папаху надел, как Мамедхан, назло ему.

— Командир отряда муганцев поручик Хошев. С кем имею честь?

— Политкомиссар Реввоенсовета Муганской Советской Республики Отраднев, — отрекомендовался Ульянцев.

Хошев по-ильяшевски презрительно задергал усом.

— Предупреждаю, если я не вернусь через час к своим…

— Мы парламентеров не арестовываем, — успокоил Ульянцев.

— Я не парламентер! Я пришел принять вашу капитуляцию. Ведь вы сдаетесь, не так ли? — В голосе Хошева прозвучало беспокойство.

— Поговорить надо, обсудить, что и как.

Тон комиссара оскорбил и озадачил Хошева.

— Говорите, только короче!

— Здорово вы подцепили нас на крючок! — как о чем-то забавном, сказал Ульянцев. — Заманили, как мышь в мышеловку, и — хоп! — Ульянцев видел, как от похвалы вспыхнули щеки Хошева.

— На войне как на войне, — пренебрежительно пожал он плечами. — Разве вы, большевики, на законных основаниях захватили власть Краевой управы и провозгласили Советскую власть?

— Конечно! Советскую власть провозгласил Чрезвычайный съезд Советов Мугани.

— Ваш большевистский съезд не имел полномочий говорить от имени народа Мугани. Зажиточное крестьянство не было представлено на нем. Вы обеспечили себе мусульманское большинство, чтобы это бессловесное быдло голосовало за ваши предложения.

— Нехорошо, поручик, стыдно так говорить о народе, на земле которого вы живете.

— Я не для того пришел сюда, чтобы выслушивать нравоучения! Ваш съезд — фикция. Вы узурпировали власть, арестовав все офицерство! — вскипел Хошев.

— Не всё. Вот вас, например, — спокойно ответил Ульянцев. — Ну да ладно, давайте говорить конкретно. Давайте соберем новый съезд с участием делегатов от всех партий, от всех слоев населения. Посмотрим, какую власть предпочтет народ: Советскую или белогвардейскую.

— Мы готовы признать Советскую власть без коммунистов!

— Какая же это Советская власть? — усмехнулся Ульянцев. — Ну, а что вы предлагаете делать с коммунистами?

— Это решит трибунал.

— Ах вот как! Ну, что он решит, это ясно: пулю в лоб!