Логика монотеизма. Избранные лекции

Для радикала существует абсолютное противостояние Бытия и сознания. Есть Бытие и есть сознание. Но каким образом есть сознание? Если проанализировать сознание, то сознание оказывается некой точкой даже не пустоты в каком-то таком буддийском или метафизико-традиционалистском смысле, а точкой чистого нетождества, точкой несовпадения ни с чем. Это как бы знак препинания. Идёт некий поток реальности, движется масштабная река, а где-то там со дна поднимается камень, который создаёт водоворот. Этот камень не тождественен стихии движущейся воды – он является противоположностью, фиксацией. Но это очень слабый пример, потому что камень материален, – он, конечно, противоположен реке по своим свойствам, но он материален.

Сознание абсолютно и реально – оно есть чистая апофатика. Оно не тождественно ничему и именно благодаря этому есть факт свидетельствования. Как амальгама зеркала, которая не даёт пройти лучам и создаёт феномен изображения. И сознание, таким образом, является контрсубстанциональным, антисубстанциональным, полярным ко всему, что, – тут главное, тут мы подходим к ключевому вопросу, – ко всему, что есть. Таким образом, сознание есть указание на то, чего нет. Но не таким образом, как у Парменида («небытия нет»), а именно указание на то, чего нет, и которое за счёт этого «нет» является центральной, утвердительной альтернативой, вокруг которой строится всё это Бытие, которое есть. Оно (Бытие) строится вокруг центра «точки отсутствия», «точки негатива», «точки апофатики», которая не где-то там, – как апофатические свойства Абсолюта, некоего Urgrund, первобездны, первоосновы, – нет. Эта апофатическая точка находится в центре, в центре нас самих. Эта точка внутри нашего сердца – непостижимое отсутствие, противостоящее всему.

Радикал начинается с того, что он «понимает», – «понимает» мы в кавычки берём. Мы уже говорим о том, что радикалы подвержены перипетиям исторического времени. Но мы рассматриваем радикала условного – как абсолютного рефлектирующего субъекта. И такой идеальный, «виртуальный» радикал, абсолютно рефлексируя, понимает, что он начинается с категорического тотального различения между Бытием и сознанием. Бытие есть, сознания нет. Вернее, сознание возникает из сличения того, что есть, с тем, чего нет. Сознание – это феномен встречи, столкновения Бытия как положенного сущего и тотального отсутствия. Но ведь это тотальное отсутствие не самостоятельно. Оно же не может просто так, из ниоткуда, возникнуть в человеческом существе, которое смертно, зависимо, определяется обстоятельствами и так далее. Откуда в нас эта точка апофатического нетождества? В собаке её нет, в лисе её нет, более того – её в ангелах, джиннах нет, её нет ни в каких существах. Она есть только в человеке. Это свидетельствование, которое присуще только человеку. Когда наш абсолютно рефлексирующий «идеальный» радикал сосредотачивается на этом, он обнаруживает, что эта точка апофатики напрямую связана с его инстинктом или подозрением о невозможном как основе реальности.

Я намерено говорю «реальности» (не «бытия» – ничего такого), потому что «реальность» выходит за рамки бытия, выходит за рамки любых гипостазированных проекций, – она даже не является сводимой ни к каким концепциям бесконечного, базы, основы, Urgrund, первоединого. То есть реальность – это то, что противостоит точке апофатики. Потому что эта точка апофатики, точка негатива, точка отсутствия внутри меня, противостоит не просто миру вокруг меня (стенам, лужайкам, цветам, звёздам), а она противостоит абсолютно всему, – она противостоит даже отрицанию меня самого. Она противостоит тому минусу, тому негативу бесконечному, который, как мокрая тряпка, с доски стирает всё. Она противостоит концепции бесконечного. Почему она противостоит концепции бесконечного, концепции непостижимого, любым переживаниям, самым мистическим опытам, – всему? Да потому что если все эти опыты, если все эти концепции открываются, то они открываются за счёт несовпадения с этой точкой. Если я знаю о чём-то, если я знаю об Абсолюте – значит, эта точка вне Абсолюта, значит, она ему противостоит, значит, Абсолют «не абсолютен», потому что ему ничего не может по определению противостоять.

Но тут есть хитрость. Ему противостоит точка, в которой нет ничего. То есть об этом вызове в свой адрес Абсолют вроде как и не «знает». Потому что мы же не обязаны знать об отсутствии чего-то. Вот, Абсолют не знает, что за пределами Абсолюта есть Нечто, которое не является нечто на самом деле, а которое является точкой несовпадения с ним. И здесь есть очень интересная вещь. Если говорить о фундаментально религиозном опыте радикализма, то радикал приходит к выводу, что эта апофатическая точка отсутствия внутри него является непосредственной проекцией невозможного в его центр. А Абсолют, то есть бесконечное, о котором мы говорим, он, радикал, воспринимает как бесконечное. И, стало быть, он вне его, вне бесконечного (бесконечное само о себе не может говорить): он является свидетелем вне бесконечного, вне Абсолюта. Следовательно, невозможное неведомо Абсолюту. Абсолют выступает как то, что не знает о невозможном, как то, что отрицает невозможное.

Таким образом, мы приходим к первому определению того, что такое апофатика, что такое точка отсутствия в сердце, которая является корнем сознания: это отрицаемое. Дух внутри нас как свидетельствующее сознание есть отрицаемое начало. То есть вокруг нас существует внешняя среда – контуры внешней среды, реальность, мир, – которая нас отрицает, но «мягким» образом. То есть мы с самого начала, родившись на этот свет, чувствуем, что вселенная, мир, условия, в которых мы родились, нас отрицают, они нас давят, но мягко. Просто само существование чего-то вне нас является неким бременем, неким вызовом, неким столкновением с этой точкой несовпадения, но это ещё не Коса. Да, в этом «внутри» есть такие вызовы привходящего конвенционального плана, как, допустим, матрица, которая впечатывается в нас с колыбели (мать, школа, полиция, армия, тюрьма, сума, война), – но это всё обстоятельственные вещи.

Но есть же более серьёзное отрицание. Есть чистый негатив, который проходит сквозь все вещи, как воздух проходит сквозь землю, сквозь воду, – сквозь всё проходит коса негатива. Есть это кресло – его не будет, есть эта книга – её не будет, есть этот дом – его не будет, есть здесь мы – всех нас не будет, наших детей, внуков не будет, всё, что есть – всего не будет. Через всё идёт «коса негатива», она уничтожает абсолютно всё. Но ведь она существует не для того, чтобы нас уничтожать, – мы слишком мелкие комарики, чтобы ради нас существовала эта бесконечная «коса негатива». Эта «коса негатива» преследует нечто, что она имеет в виду как недопустимое, как невозможное. Вот математический «минус» отрицает что? Разве числа он отрицает? Нет. Он отрицает не числа. Он просто приставлен к любому числу, и он его «ничтожит». Но минус существует не для отрицания чисел, а для отрицания самой возможности быть чему-то, чего этот минус не мог бы отрицать. Это ясная идея. «Минус» не допускает, чтобы было нечто, чего он не может отрицать. Он отрицает всё. И поэтому он гоняется за тенью того, что могло бы ему противостоять. Тем самым он указывает, что есть невозможное, которое не может быть реализовано, которое не тождественно ничему, не является числом и тем более нолем, которое противостоит минусу. Ему нельзя противостоять, поэтому оно – невозможное.

И вот это невозможное оказывается вдруг реальностью. Оно воплощается внутри нас как апофатическая точка несовпадения ни с чем. Это невозможное – не гипотеза, не то, о чём мы говорим абстрактно. А мы вдруг обнаруживаем, что сама наша гносеологическая способность к пониманию, сама наша субъектность коренится в невозможном, она коренится в том, чего нет. Субъект – это то, чего нет. А объект – то, что есть. Рядом с объектом субъект – это невозможное, но при этом введённое, как некое яйцо, через яйцекладку длинного страшного комара, который уколол и ввёл в сущее вот это «яйцо» невозможного. И возникает феномен человеческого существа, субъекта, который, в случае его прихода к абсолютной рефлексии, обнаруживает себя в качестве радикала.

Тут получается, что мы имеем дело с тремя вариантами.

Человеческое существо может осознать наличие в себе субъекта как бремя: «Я осознаю, что я есмь здесь и теперь, Иван Иваныч, вот здесь, в этой комнате, среди вас, и меня больше не будет, – и я понимаю, что, наверное, это иллюзия, наверное, это ошибка – понимать себя как отдельного от всего, наверное, я просто мошка в хороводе мошек, наверное, я должен слиться с целым, наверное, я должен сказать себе “тат твам аси”, “ты есть то” и отождествиться с бесконечностью, в которой я – маленькая пылинка – становлюсь равным и тождественным Абсолюту и исчезаю в нём». Это путь традиционалиста. Это путь метафизика, который стремится к великой идентификации с фундаментальной бесконечностью, к «мошке», к освобождению, к снятию иллюзии о собственном отдельном Я.

Есть путь либерала, о котором мы уже говорили. Это человек, который просто понимает, что «сидим, и сидим хорошо, пьём кофе, едим вкусно, кто будет мешать, мы его уничтожим, ну умрём и умрём, – об этом лучше не думать». Это путь либерала.

Есть путь абсолютной рефлексии – путь радикала, который понимает, что «вот это моё нетождество – это единственная ценность, это единственная зацепка к Истине, которая совпадает с тем, чего нет, но внутри неё есть нагруженность этой взрывной волей к долженствованию».

Ну и есть просто люди, которые не либералы, не радикалы, не традиционалисты, а просто «молчаливое большинство», – они просто «вброшены» в жизнь, которую не понимают.

Поэтому есть четыре угла: традиционалисты («роялы», клерикалы), которые знают, что существует сакральный путь отождествления относительного и конечного с бесконечным и абсолютным; есть либералы, которые в последние 300 лет вылезли и заняли все места, образовали фасад, – наглые ребята-гедонисты; есть радикалы, которые против этого; и есть «молчаливое большинство» – массы, за которые ведут борьбу все остальные три клуба.