Логово зверя. Исход зверя. Укрощение зверя

– Что ты заладил одно и то же! – разозлился Антон. – Можешь доложить своим командирам, что я отлучился ненадолго.

Небритый молча повернулся, вышел, а когда Антон, надев рубашку, появился в прихожей, на него глянул ствол пистолета в руке соседа.

– Топай взад!

Оранжевая пелена ярости застлала глаза.

Когда Антон очнулся, небритый лежал на полу прихожей, закрывая голову руками, а его оружие находилось в руке Громова.

– Идиот! – выдохнул он, расслабляясь. – Сам напросился!

Небритый пошевелился, поднял голову, открыл мутные глаза.

– Отдохни, – посоветовал ему Антон, разрядил пистолет, бросил на пол и закрыл за собой дверь квартиры.

Валерия и после ухода мужа продолжала жить в своей старой квартире в Китай-городе, в Старопанском переулке. Антон сначала прошелся по переулку, с сильно бьющимся сердцем постоял у подъезда, борясь с желанием зайти домой, но пересилил себя. Затем ему пришла идея посетить детский сад, куда Валерия водила дочерей, и он поспешил туда, надеясь, что еще есть время и он успеет.

Успел.

Детей уже начали забирать родители, так как часы показывали семь вечера, но Даша и Катя – он их сразу узнал! – еще возились на детской площадке, опекаемые добродушной полной воспитательницей.

Антон, спрятавшись так, чтобы его не было видно с территории садика, прижался к узорчатому забору, замер, глядя на детей. Сердце заколотилось о ребра так сильно, что готово было выскочить из грудной клетки. Глаза наполнились слезами. Он смахнул их, не понимая, что с ним происходит, и увидел Валерию. Дети с визгом бросились к маме, она опустилась перед ними на корточки, прижала обеих девочек к себе.

Жена ничуть не изменилась с момента их расставания, хотя прошло уже больше года. И она была так красива и желанна, что Антон едва не крикнул: Лера!

Опомнился, прижав кулак к губам, уже не вытирая слез.

«Совсем ты разнюнился, рэкс, – слабеньким голоском напомнил о себе внутренний собеседник, олицетворявший собой прежнего Громова, – ослаб, однако…»

Антон ему не ответил. Стоял, раскинув руки, прижимаясь к забору, скрытый кустарником от посторонних глаз, и смотрел на размытые ореолы своих любимых, понимая, что не может подойти к ним, весело окликнуть, прижать к груди и поехать вместе с ними домой. Стена между ними стояла, стена отчуждения, молчания, непонимания, стена времени, наконец, и не было в мире силы, способной ее взломать.

Валерия усадила девочек в салон старенькой «Мицубиси Харизмы», принадлежавшей еще ее первому мужу, задержалась на мгновение, оглядываясь по сторонам, словно почувствовав, что за ней наблюдают. Дверца захлопнулась. Машина выехала из шеренги других машин, свернула в переулок, исчезла.

Антон вышел из-за кустов сирени, отгораживающих территорию детсада от дороги, проводил машину жены невидящими глазами. Жить не хотелось до отвращения. В голове назойливой мухой зудела мысль: послать все к черту и вернуться!..

В памяти сам собой всплыл образ монаха Марциана, мелькнул его черный ноготь. На сердце снизошла странная расслабленность. Душа перестала трепыхаться пойманной в силки птицей. Тоска растворилась в поднявшемся со дна души промозглом тумане.

«Не примут тебя, – сказал кто-то в голове Антона ватно-трезвым голосом, – не нужен ты им такой…»

Он очнулся, соображая, где находится и что делать дальше, но решить эту проблему не успел.

Рядом с визгом тормозов остановился знаменитый российский джип «Патриот» с синей полосой, захлопали дверцы, к Громову подскочили милиционеры, и на затылок его обрушился тяжелый удар дубинки.

Сознания Антон тем не менее не потерял. Начал сопротивляться – чисто рефлекторно, «на автопилоте», и даже уложил двоих блюстителей порядка на асфальт. Однако пропустил еще несколько сильных ударов, упал, ему заломили руки, сковали наручниками и всунули в джип.

– Мы его взяли, товарищ майор, – доложил командир группы захвата. – У детсадика пасся… Куда доставить?.. Есть, сейчас привезем.

Антона притиснули к сиденью два могучих работника милиции, старшина и сержант, «Патриот» рванул по улице к светофору, оставив позади собравшуюся было толпу зевак.

Ехали быстро, практически не соблюдая правил движения. «Патриот» свернул в знакомый двор, остановился. Антона выгрузили из джипа, волоком дотащили до лифта и дальше – до квартиры. Дверь открыл небритый Рудик с перевязанной головой, молча посторонился. Громова швырнули в прихожую.

– Забирай напарника, – сказал сопровождавший милиционеров офицер с погонами капитана. – Через час приедет начальство, чтоб он был в форме.

Милиционеры ушли, дверь захлопнулась.

Рудик отомкнул наручники, больно ткнул носком кроссовки в бок Антона.

– Вставай, умойся, сука бешеная! В следующий раз пристрелю!

Антон с трудом поднялся, ощущая себя боксерской грушей, поплелся в ванную. Вода смыла грязь и пот с тела, утихомирила боль в местах ушибов. Лишь боль в затылке не проходила, и он обнаружил под волосами солидную шишку. Попытался убрать ее мысленно-волевым усилием, как делал это не раз, но не смог. Организм его приказов не слушался, отравленный почти ежедневными «инъекциями» алкоголя.

В прихожей раздался звонок, послышались шаги надзирателя, затем повелительный голос:

– Где он?

В дверь ванной шлепнули ладонью.

– Вылазь.

Антон вышел, застегивая рубашку.

Его ждали бугай-сержант и знакомый узбек, сопровождавший Громова от вокзала до квартиры, только на сей раз в форме майора милиции. Он окинул Антона цепким взглядом, покачал головой:

– Я думал, ты умнее… иди в комнату!

Антон молча шагнул в свою спальню, сел на кровать, ни на кого не глядя.

– У тебя есть выпивка? – обратился майор к Рудику.

– Чешская «Ракия», – буркнул тот.

– Где ты такую дрянь достаешь? Водку пить надо, да и то в меру. Плесни ему в стакан.

Антону сунули в руки стакан, наполовину заполненный прозрачной жидкостью. Он помедлил, пытаясь задавить радостную дрожь желудка, потом осушил стакан в три глотка. Голова закружилась, по телу разлилось приятное эйфорическое тепло.

– Еще…

– Обойдешься. – Узкоглазый подвинул к себе стул, сел напротив Антона. – Знаешь этого пацана?