Ломбард шкур и костей
Шрифт:
Он взглянул на этого мальчика: сама невинность, хрупкость и наивность, сама уязвимость и беззащитность, с ним можно сделать все, что угодно. А также и остальные — с ними также можно было сделать все что угодно. Эта мысль, будто наползающая тень, укутывала его сознание. «Может, я не прав? Может, мои инстинкты меня подводят? Может, этот мальчик умнее чем кажется?»
Трент испугался, что в этот день он повстречался с субъектом, который являясь мастером уловок, в игре с вопросами и ответами смог обвести его вокруг пальца, мастерски сделав его ученым идиотом, неспособным ни на что. Он вспомнил классическое
Этот мальчик сидел перед ним. Был ли он идеальным обманщиком? Может, может… «или я просто обманываю себя?»
Тренту было ясно, что пора уже было решить — продолжить или остановиться. На самом деле просто. Отпустить мальчика и послать его назад к его повседневному бытию, обычной жизни, не знающей рока судьбы, и он всего лишь был бы отпущен, или копнуть глубже? Сделать вызов всей его хитрости и опыту изворачиваться, если вдруг в этом мальчике скрывается дьявол, если вся его невинность — лишь видимость, фасад, маска.
«Но ты ведь знаешь, что это — не так».
Трент проигнорировал маленький голос внутри себя.
— Надо успокоиться, — услышал Трент, как это произносил его самый разумный голос. — Надо просто посмотреть фактам в лицо. Дело открыто против тебя, и найдены смягчающие обстоятельства.
Мальчик закачал головой.
— И что нам с этим делать? Прочему в полиции думают, что я… — он остановился, очевидно, чтобы не произнести это фатальное слово. — Почему они считают, что это сделал я?
— Это все, о чем мы говорили раньше, Джейсон. Мотивы и побуждения, отсутствие других подозреваемых. Никто не видел Алисию после того, как ты оставил ее в тот день. И как сам допускаешь, что ты никого не видел в тот день, кого бы не видел прежде, или кто вел бы себя подозрительно. Никого. Родители Алисии, ее брат, у всех есть оправдание, — Трент специально обходил слово «алиби». — Ты же не можешь никак оправдать свои действия, нет ни одного свидетеля, кто мог бы сказать, что ты делал в период с четырех до пяти часов вечера — время, когда Алисия умерла. Кроме того, у тебя есть предрасположенность к насилию…
— У меня… что? — он был поражен этим предположением. Все, о чем говорил следователь, было нелепым и абсурдным, но особенно о его предрасположенности к насилию.
— Я всего лишь констатирую то, о чем думают в полиции. Несколько месяцев тому назад ты напал на парня в школе. Без какого-либо на то повода.
— Не знаю ничего о поводах. Но он — задира, к тому же подлый и трусливый. Он думал, что его поступки против других никто не видит и не замечает. Он прижал к стене Ребеку Толлан и трогал ее руками…
— Она пожаловалась на него?
Джейсон отрицательно качнул головой, разозлившись на себя за то, что не постарался объяснить это кому-нибудь прежде.
— Вот видишь, никто не видел, как он это делает, но все знают, что однажды без какого-либо повода ты его толкнул в школьном кафетерии на глазах у всех одноклассников. Все видели, как ты его толкнул, но никто не видел, как ты говоришь, его поступков.
Джейсона снова
стал беспокоить выбор слов мистера Трента, никогда не сомневающегося в поведении Джейсона.«Никто не видел, как ты говоришь, его поступков».
— Плюс те книги, которые ты читаешь, и фильмы с насилием, которые смотришь.
— Я не говорю, что мне это нравится. Я также люблю и многое другое.
— Смотри, Джейсон, я всего лишь констатирую то, о чем думают в полиции. Я пытаюсь тебе показать всю серьезность ситуации, в которой ты оказался. Ты — первый подозреваемый, и у них есть доказательства против тебя. Никого больше нельзя заподозрить по этому профилю…
Стало тихо, и Тренту нужно было сделать правильные выводы. Незаметно он кинул взгляд на диктофон, чтобы убедиться в том, что красная лампочка продолжает моргать, индицируя продолжение записи допроса. Все шло именно так, как он и предполагал. Мальчик чуть ли не с готовностью шел в ловушку, и вот теперь она захлопнулась у него за спиной.
— Я хочу домой, сказал Джейсон.
— Мне кое-что нужно тебе сказать, Джейсон. Здесь, рядом со мной ты в безопасности. Один шаг к двери, как ничто и никто тебя не защищает. Здесь мы сможем продумать, как тебе помочь, как тебя уберечь.
— Как, — вдруг с остротой надежды выстрелил Джейсон.
— Продумаем стратегию.
Мальчик нахмурился, очевидно, беспомощно растерявшись, осознав свою уязвимость и запутанность в словах. Трента тревожила их близость, и в большей части, потому, что он стал адвокатом Джейсона.
— Положение, в котором ты находишься, Джейсон. Ты — главный подозреваемый.
— Подождите…
— Да?
— Я сюда пришел, полагая, что помогу вам и полиции. Но это была неправда, ведь так?
— Не совсем, — отметил Трент. — Было бы здорово получить от тебя помощь или, если бы ты смог дать какие-нибудь доказательства виновности кого-либо еще. И я… мы были бы счастливы. Но этого не произошло, Джейсон, и у нас на руках остались только лишь доказательства. И эти доказательства указывают на тебя, как на убийцу Алисии Бартлет.
Прежде, чем мальчик смог найти ответ, Трент продолжил.
— Знаю, знаю. Ты утверждаешь, что невиновен, но как видно, это лишь утверждение, которое ничем не подтверждается. Но если на момент все это оставить в стороне, то можно подумать, как следует вести себя дальше, какую стратегию взять на вооружение. И здесь я пытаюсь тебе помочь.
— Как вы можете мне помочь? — растеряно спросил Джейсон, и с трудом поверив в то, что он это спросил.
— Прежде всего, мы не можем пользоваться уловками и обманом. Будем прямолинейны и точны. Например… ты католик, Джейсон?
— Мы, отец, мать и сестра посещаем церковь почти каждое воскресение.
— Значит, ты знаешь, что такое исповедь и отпущение грехов.
— Да. Но я исповедовался лишь раз или два. Я не каждый раз хожу с ними в церковь.
— Так ты знаешь, как это работает. Исповедовавшись в первый раз, ты получаешь отпущение грехов. И ты допускаешь, что твои прежние грехи могут быть прощены.
Джейсон кивнул, подумав, насколько принадлежность католицизму и приход на исповедь может соответствовать его затруднительной ситуации.