Ломовой кайф

Непосредственно у дверей гостей уже дожидалась некая девица сером в рабочем халате и косынке, от которой за версту несло мыльным порошком. Таран сразу сообразил, что это и есть Лариса.

— Вот, — веско сказал Луза, — Владимир Васильевич велел принять, поселить, накормить и чтоб не замерзли.

— Всегда рады! — улыбнулась Лариса. — Ну, заходите тогда.

— Стало быть, все, — пропыхтел Луза, словно гору с плеч сваливая, — я их тебе сдал, теперь ты за них отвечаешь.

И, сделав по-медвежьи элегантный кивок, поспешно удалился.

А Таран с Надькой вошли в дом и последовали за Ларисой.

— На второй этаж, пожалуйста, — пригласила прислуга, когда гости вошли в небольшой холл.

Конечно, здесь особой роскоши не замечалось, но сразу было понятно, что сие заведение не предназначено для того, чтобы содержать особо опасных заключенных. Нет, это было что-то вроде гостиницы, но, разумеется, не для самых почетных и уважаемых гостей, а так, для второго-третьего сорта. Впрочем, Таранам после подвала обстановка номера, в который их привела Лариса, показалась вполне приятной.

Две аккуратно застеленные свежим бельем деревянные кроватки, стол, два мягких кресла и телевизор «JVC» на тумбе. Пол покрыт простеньким зеленым линолеумом. Справа от входной двери имелся санузел, совмещенный, но вполне уютный. Ванна была почти советская, без наворотов, но с приличным итальянским смесителем. И туалет имелся нормальный, с бачком и очень чистый, хотя и по-больничному пахнущий хлорамином. Во всяком случае, можно было не бояться, что из толчка кто-нибудь вылезет.

— Вот тут халатики висят, — пояснила Лариса, указывая на вешалку в санузле.

— Чистенькие, ненадеванные! Трусики можете мне потом отдать — постираю заодно. А как помоетесь, позвоните по телефону — он на столе лежит. Наберете 5-05 — запомнить просто! — и спросите Ларису. Из любого места отвечу и минут через десять ужин разогрею. По принципу «чем богаты — тем и рады».

Из этого следовало, что специальных заказов тут не выполняют и принято лопать, что дают. Но привередничать, конечно,Тараны не собирались. Более того, Надька сказала:

— Спасибо, не беспокойтесь, мы сами свое постираем.

— Было бы предложено, — хмыкнула Лариса и удалилась. В ванну Юрка и Надька полезли вдвоем, но исключительно для того, чтобы побыстрее согреться. Напустили горячей воды, как будто с двадцатиградусного мороза пришли, и улеглись валетом.

— Кайф! — провозгласил Таран. — Никогда не думал, что в тропиках мерзнуть буду! И даже от холода дрожать.

— Ага, — кивнула Надька. — Только, по-моему, мы не от холода, а от страха дрожали. До сих пор не могу понять, как живыми остались…

— Главное, что ты про «A-тя» вспомнила… — ухмыльнулся Юрка.

— Да уж… — покачала гoловой Надька. — Кто бы подумал, что такая дурацкая игра пригодиться может.

То, что Юрка и Надька провернули в подвале восьмого флигеля, было до некоторой степени воспроизведением действительно дурацкой, жестокой и даже опасной игры, которая практиковалась в те давние времена, когда они еще учились в седьмом классе. Как ни странно, придумали ее девки, которые в этот период переросли большинство своих одноклассников, приобрели бабские формы, но в умственном развитии прибавили не сильно. Сводилась эта игра к тому, что две крепенькие подружки, выбрав в раздевалке, где школьники надевали сменную обувь, подходящий «объект» из числа мальчишек-недомерков или девчонок послабее себя, присаживались по обе стороны от своей жертвы на скамейку-банкетку и ухватывались за нее снизу. Затем, выбрав удобный момент, по команде: «А-тя!» (это можно было перевести как сокращенное: «Раз-два, взяли!») — резко вскакивали на ноги и переворачивали банкетку на ребро, в результате чегожертва летела спиной на каменный пол. В принципе только чудом никто не колонулся головой об пол, не переломал позвоночник и даже сотрясения мозга не получил. Естественно, что после того, как дурам — в их числе была и Надюха — эта забава стала надоедать, эстафету приняли пацаны, в том числе и Таран. Парни от себя добавили кое-что: перевернув банкетку, бросали ее на ноги жертве. Тоже удивительно, как обошлось без переломов костей и трещин в коленных чашечках. Потом игра в «а-тя» как-то сама собой выдохлась, но память о ней сохранилась, и за то, что Таран с Надькой, а также Ларев, Луза и прочие участники мероприятия остались в живых, следовало благодарить эту самую память.

Но дальше у Юрки с Надькой разговор не пошел. Во-первых, потому, что они в полной мере осознали, насколько близко находились от смерти, а во-вторых, потому что в их голове ожили воспоминания не только о давних детских шалостях, но и том, чем они занимались под управлением Полины. Перед лицом грядущей смерти там, в подвале, все это казалось не очень существенным, но теперь, когда появилась надежда, что им еще позволят пожить, начались всякие сомнения и размышления. И Юрка, и Надька, в общем, стремились к диалогу, но как его начать

— понятия не имели. И стыдно было, и неловко, и, как партнер на это отреагирует, не знали.

Отогревшись в ванне, Тараны помылись, окатились душем и почуяли, что не худо бы пожрать. Юрка пошел в комнату, где на столе действительно лежал радиотелефончик. Набрав 5-05, он почти сразу же услышал голос Ларисы:

— Слушаю!

— Это насчет ужина… — скромно-напомнил Таран.

— Все ясно, — отозвалась трубка, — подождите немного. Надька за эти десять минут простирнула свой купальник и Юркины плавки, а потом повесила сушиться.

Лариса появилась не раньше и не позже — точно через обещанный промежуток времени. И прикатила на колесном столике вполне приличный ужин: две тарелки макарон с тушенкой и кетчупом, четыре яйца, сливочное масло, полбатона белого хлеба и две здоровенные кружки крепкого сладкого чая.

— Когда скушаете, выкатите стол с посудой за дверь, — попросила Лариса и удалилась.

За ужином супруги и парой слов не перекинулись. Правда, в этом уже не были повинны всякие там воспоминания, а просто они придерживались известного правила: «Когда я ем, я глух и нем». Очень уж кушать хотелось. То, что прикатила Лариса, Юрка с Надькой за двадцать минут смели, если не меньше. После этого на них сразу накатила усталость и сонливость. Таран даже подумал, что им чего-нибудь подсыпали в еду — и хорошо, если только снотворного. Впрочем, подумать-то он подумал, но особо не взволновался. Так, между прочим отметил, что в принципе они могут завтра и вовсе не проснуться. Надька доплелась до кровати и, едва свалившись на подушку, тут же мерно засопела. Тарана хватило только на то, чтобы собрать посуду со стола, вывезти столик-каталку за дверь и добраться до другой койки. Плюхнувшись на свежее белье, Юрка к той непрошеной мысли насчет того, что им чего-нибудь подсыпали, отнесся совсем спокойно. Ну, не проснутся они, так не проснутся — значит, судьба такая.

Впрочем, на самом деле никто им ни снотворного, ни тем более яда в пищу не подмешивал. Просто организмы, пережившие сильный стресс, нуждались в успокоении и отдыхе. Вообще-то, по идее, Таран должен был до самого утра проспать, но тем не менее проспал он не так уж и долго. Во всяком случае, когда он открыл глаза, то за окошком было еще темно и в парке горели фонари.

Проснулся Юрка от какого-то странного ощущения, что в комнате, кроме него и Надьки, есть кто-то третий. Причем это ощущение было не тревожным, что было бы вполне естественным, а скорее волнующе-приятным. Таран приподнялся на кровати, огляделся. Комнатка была небольшая, мебели в ней стояло немного, и света от парковых фонарей в нее проникало достаточно. Поэтому никаких особо темных углов, где мог бы кто-то затаиться, тут не было. В этом можно было убедиться, даже не слезая с кровати. Тем не менее Юрка поднялся, прошелся по комнате, заглянул в санузел — и, конечно, никого не обнаружил.

Вроде бы все было в норме. Надька спокойно посапывала, во дворе у ворот нес службу охранник Налим, который время от времени покашливал. Юрка прилег обратно и собрался досыпать. Однако сон что-то не шел. Но это не было похоже на обычную бессонницу, которая, согласно рекламе, иногда одолевает людей, не платящих вовремя налоги. Таран почему-то гораздо больше опасался заснуть, чем провести остаток ночи без сна. И опять-таки вовсе не потому, что боялся каких-то злых супостатов, могущих проникнуть сюда, в комнату, и зарезать их с Надькой сонными. Нет, он испытывал примерно такое же чувство, какое испытывает маленький ребенок, всерьез верящий, что в ночь под Новый год приходит Дед Мороз и укладывает подарки под елочку. Такой ребенок может и до полуночи не заснуть, лишь бы подглядеть, как совершается это чудо.