Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир
Шрифт:
Уиттингтон родился между 1354 и 1358 годами в графстве Глостершир, и его родители были не крестьяне, но лорд и леди, их имение называлось Паунтли и имело собственный герб. Это правда, что сэр Уильям Уиттингтон был «объявлен вне закона» за то, что женился на дочери сэра Томаса Беркли без королевского согласия (требовалось согласие короля, чтобы жениться на дочери придворного, из тех соображений, что король имел преимущественное право). Но Уиттингтонов не лишили поместья, они продолжали владеть Паунтли еще двести лет, а их потомков и по сей день можно найти в деревне Хемсвилл.
У Ричарда Уиттингтона была только одна проблема — он был младшим из трех братьев и у него не было никаких шансов на наследство. У него были такие варианты: а) околачиваться в Глостершире, надеясь встретить
Последняя большая паника из-за чумы возникла за пару лет до того, в 1369 году, — тогда людскую массу охватила лихорадочная жажда земных удовольствий. У нас есть письмо от архиепископа Кентерберийского (дядьки со скорбным лицом, который пытался преследовать Чосера), где он жалуется, что лондонцы больше не соблюдают воскресенье как день отдыха. Когда Уиттингтон бродил в поисках жилья, он, возможно, видел травлю медведей, видел воров или карточных шулеров у позорных столбов, нищих, демонстрировавших свои редкостные кожные заболевания и размахивавших своими изувеченными обрубками с энтузиазмом клоунов из «Монти Пайтон».
Он мог оказаться участником одного из бесчисленных парадов и шествий в праздник Святого дня со всем сопутствующим пьянством, блевотой и грехом. Юный Дик, хоть и был наивен, избежал этих искушений. У его матери был знакомый, галантерейщик по имени сэр Хью, или, возможно, сэр Джон, или даже сэр Иво Фитцуоррен, семья которого пришла с Завоевателем, и Дик устремился прямо к его дому и к перспективе получить работу.
Быть учеником-подмастерьем — дело серьезное. Надо было присутствовать на мессах и внимать проповедям, являться на занятия по стрельбе из лука в Смитфилде. Ученик мог происходить из хорошей семьи, но жить приходилось по-спартански. Младший подмастерье мог спать и на чердаке, а старшие ученики — хоть и в доме, но на тюке сена. У него была очень короткая стрижка, и он носил плоскую круглую шапку и грубое длинное пальто и шел впереди хозяина или хозяйки ночью с фонарем или с длинной палкой на плече. Во времена Тюдоров ученики стали крупной политической силой, прославившейся беспорядками и бандитизмом. Но, будучи учеником галантерейщика, молодой Дик был уже выше этого и относился к своим обязанностям очень добросовестно.
Галантерейщик — это торговец тканями и всевозможной одеждой. А ведь это было время, когда люди не только становились богаче, но и хотели отличаться роскошью своих одежд, поэтому торговля тряпками была денежным делом. Дик учился расчесывать ворс, паковать рулоны, различать знаки гильдий, складывать и сворачивать деликатные ткани, растирать их между большим и указательным пальцами и рассказывать, что ничего лучше он в жизни не видел, а потому и цена соответствующая.
Король и двор теперь проводили все больше и больше времени в Вестминстере, и торговцы делали кучу денег на вечном тщеславии знати. Скорняки поставляли кроличий мех на воротники, драпировщики поставляли тяжелые ткани, галантерейщики, как Уиттингтон, поставляли почти все: белье, бархат, тафту, штоф, шелка, ленты.
Одежда из золота? Вам очень идет, сэр! Королевское агентство закупок называлось «Великий гардероб», и если «Великий гардероб» заходил в ваш магазин, значит, вам ниспослано благоволение Господне и вашим покупателем будет весь королевский двор.
Уиттингтон работал в квартале галантерейщиков, что за церковью Боу в Чипсайде, и работал тяжело, с раннего утра до 8 вечера, когда церковные колокола отбивали конец рабочего дня. Его имя впервые попадается в записях в 1379 году, когда он, наверное, только завершил семь лет ученичества и выдал свой первый кредит государству — пять марок городским властям.
Мы мельком увидим его снова девять лет спустя, когда он вскарабкался по скользкому карьерному
столбу и стал одним из восьми муниципальных советников палаты улицы Коулмен. В 1390 году он дает 10 фунтов — большие деньги, столько мог давать мэр — на оборону города. В 1393-м, когда ему, наверное, было хорошо за тридцать, Уиттингтон получает ранг олдермена — старшего советника. А шерифом становится в 1394-м.Его продвижение по службе ничем не примечательно — не особенно быстрое и не медленное, — но теперь у него достаточно деньжат, чтобы стоять в одном ряду с большими богачами того времени — такими как Брембр или Уильям Уолворт. Решающий момент наступает в 1397 году, когда правление Ричарда II судорожно приближается к концу.
Вы помните, что король недолюбливал Сити за участие в попытке переворота против него лордов-апеллянтов, и вы помните, что Ричард преследовал демократические институты Сити, назначив своего собственного управляющего. После смерти мэра, Адама Бамме, он единолично решил сделать мэром Лондона Ричарда Уиттингтона. «Это человек, — сказал король, — чья преданность и осмотрительность не вызывает у нас никаких сомнений». Но Дик Уиттингтон знал, что нехорошо выглядеть королевской марионеткой. Ему нужна была поддержка его коллег. Должны состояться выборы. И так уж получилось, что за 10 000 фунтов, выплаченных его величеству, он умудрился выкупить и вернуть городу древние привилегии и свободы самоуправления, дарованные еще Завоевателем, и 13 октября 1397 года он был, как полагается, по всем правилам, избран мэром, с одобрения не только короля, но также и купцов Сити.
Два года спустя случился переворот. Генрих Болингброк взял власть, Ричард умер от голода в неволе, и родилась новая династия. И все же Уиттингтон продолжал идти вперед на всех парусах независимо ни от чего; новый король Генрих IV даже согласился, чтобы ему выплатили долг в размере 1000 фунтов, которые задолжал ему Ричард II. Отличный комплимент хамелеоновским качествам Уиттингтона: королю пришлось платить ему долги, сделанные другим королем. Дику Уиттингтону хватало хитрости и такта, чтобы ладить с кем угодно.
Он продал товаров на 2000 фунтов Роберту де Веру, пресловутому фавориту, а может, и любовнику Ричарда II. Помните, как трещала в огне дорогая драпировка в лондонском доме Джона Гонта во время восстания крестьян? Уиттингтон поставил замену той обивки. Когда Бланш и Филиппа, дочери Генриха IV, искали к свадьбе шелка, не кто-нибудь, а именно люди Уиттингтона явились к ним с портновской рулеткой. Очень соблазнительно было бы считать, что его уверенность и опыт обеспечили ему влияние на женщин королевского дома, без которых наверняка не обошлось, когда решались вопросы цвета, стиля и хорошего вкуса. Надо, однако, сказать, что лучший галантерейщик Лондона имел кое-что и помощнее, чтобы привязать к себе своих королевских клиентов. Между 1392 и 1394 годами он продал товаров на сумму 3500 фунтов родственникам Ричарда II и был слишком умен, чтобы просто положить в карман доходы от этих сделок. Он одолжил их обратно жадным до денег монархам Англии.
Начиная с 1388 года он выдал короне не менее шестидесяти займов, самые большие — Генриху IV и Генриху V, и это притом что ростовщичество было запрещено.
Англия того времени была правильной католической страной, послушной учению Библии. «Ростовщичество любой одолженной вещи является нечистым», — гласит Второзаконие, а Амвросий Медиоланский в V веке яростно выступал против самой концепции кредитования деньгами под проценты. «Ты собираешь богатства от страданий всех и называешь это трудолюбием и осмотрительностью, когда это не что иное, но хитроумие и ловкий трюк торговли!» — сказал Амвросий, и он, несомненно, говорил и от имени многих, кто годами вынужден был платить сборы, налагаемые британскими банками. В 1139 году Второй Латеранский собор пришел к выводу, что ростовщичество есть воровство, и оно было запрещено для всех, кроме евреев. А евреи могли продолжать давать деньги в рост — при внимательном прочтении Второзакония обнаружили, что взимать проценты запрещается «с брата твоего», а под «братом» решили понимать других евреев. А кредитовать гоев — это пожалуйста.