Лондон. Биография

Из всего этого можно заключить, что Великий пожар послужил источником вдохновения отнюдь не только современным художникам. В течение более чем двух сотен лет он оставался самым впечатляющим событием XVII века. В конце XVIII века к уже имеющимся изображениям пожара добавилась версия крупнейшего лондонского театрального декоратора Филиппа Жака де Лутербурга, а в следующем столетии Великий пожар ежевечерне воссоздавался в «Суррей-гарденс».

Но сплав города и огня – не просто материал для театральных зрелищ. Паницци в середине XIX века Лондон представлялся городом, который в каком-то смысле уже сожжен. Вирджиния Вулф в своей книге «Ночь и день» описывает его как «вечно горящий»; ей казалось, что «на эти фонари никогда не опустится тьма, как не опускалась она на них сотни лет. Ужасно, что город вечно пылает в одном и том же месте». В 1880 году некий француз сравнил английскую столицу с «храмом огнепоклонников»; его товарищ по путешествию, Артур Макен, пишет так: «Все огни Лондона смутно отражались в небе, точно вдали кто-то распахнул дверцу громадной топки». Мирбо называл Лондон «таинственным, пылающим горном», а Моне в конце XIX века мечтал изобразить, как солнце «валится за дом парламента гигантским огненным шаром». На некоторых работах этого художника Лондон действительно как будто живет и дышит в атмосфере огня, и на всех зданиях и улицах словно лежит отсвет адского пламени.

В середине XIX века над ночной столицей постоянно «висело зарево, видное за многие мили»; печи для обжига кирпича, расположенные по периметру города, служили как бы огнями рампы, а огромные горы мусора внутри Лондона казались вулканами. Это был город, где «огонь неудержимо рвется наружу», а в XX столетии его стали именовать «горячим островом». Лондон не раз сравнивали с громадной печью, а в 1920-х годах В. С. Притчетт признавался, что чувствует себя так, словно его «как следует прокоптили» в недрах города. Когда огонь в конце концов вырывается из этих недр, Лондон встает перед нами грозный, почерневший и неумолимый, точно обугленный памятник вечности, отягощенный тем, что Китс называл «бременем Тайны».

После Великого пожара стало ясно, что стихию огня надо держать в узде. Моралисты называли разразившееся в ту пору двойное бедствие – чуму и пожар – Божьей карой, постигшей лондонцев за грехи и разгульный образ жизни. Однако некоторые – в их числе были Кристофер Рен и Эдмунд Галлей – выражали сомнение в том, что причину случившегося следует видеть лишь в роковой предопределенности и недовольстве Создателя. В 1660 году в Лондоне было основано Королевское общество, и его члены не преминули взяться за поиски «научных» или «объективных» факторов, повлекших за собой эти колоссальные по масштабам несчастья. Во имя разума – то бишь всего, что «просто, ясно, понятно», – лондонцы должны были сделать из пережитого выводы, которые позволили бы предотвратить подобные катастрофы в будущем. Это кажется парадоксом, но Великий пожар дал могучий толчок развитию науки. Согласно цитате из сочинения той эпохи, приведенной в сборнике «Лондон в языках огня, Лондон в ореоле славы», уже на исходе сентября 1666 года «народ повсюду снова воспрял духом и устремился мыслями к тому, как возродить старый и построить новый город». Помимо всего прочего, люди поняли, что им представилась удобная возможность покончить с «мятежным духом, богомерзкими кощунствами и нелепым сумасбродством» былых времен. Под этим можно понимать и гражданскую войну, и казнь Карла I, но ясно и другое: те предрассудки и суеверия, которые, по свидетельству Дефо, были столь широко распространены среди городских жителей в годы чумы, теперь перестали быть доминантой городской жизни. Городу предстояло сделаться новым во всех смыслах.

После пожара

Два плана реконструкции Лондона после Великого пожара 1666 г. Первый разработан Кристофером Реном, второй – Джоном Эвелином. Их теоретически мыслимый, гипотетический город не имел шансов выдержать натиск традиции в союзе с коммерцией, которые упрямо воссоздавали Лондон в прежнем его облике.

Глава 22 Один лондонский адрес

Великий пожар остановился на Феттер-лейн, которая на протяжении большей части своей истории была пограничной улицей. Она соединяет Флит-стрит с Холборном, и ныне вдоль этого древнего пути стоят административные здания с кондиционированием, продукт XX века, и несколько уцелевших домов XIX столетия. На отрезке Феттер-лейн, непосредственно примыкающем к Флит-стрит (у места их соединения смотрят друг на друга книжная лавка и магазин компьютерных аксессуаров), находится «Клиффордс-инн» – старейшая из юридических корпораций, известных под названием «Канцлерские инны», и некогда главное строение на этой улице. Отремонтированный и сданный под разного рода конторы, этот дом соседствует с современным рестораном «Кафе Руж», а напротив него недавно открылось питейное заведение «Хогсхед». Впрочем, юридический дух не совсем еще выветрился из этого района, так как неподалеку от «Клиффордс-инна» есть дверь с табличкой «Суд по делам техники и строительства». На этом участке Феттер-лейн всегда оживленное движение – особенно часто мелькают такси, выныривающие на Флит-стрит.

По дороге отсюда к Холборну улица раздваивается, и на восток идет переулок под названием Нью-Феттер-лейн. Старая же Феттер-лейн по-прежнему стремится на север, хотя после развилки путь ее уже не столь гладок. Вся ее восточная сторона здесь уничтожена: в долготерпеливую лондонскую землю закладываются фундаменты более высоких и массивных домов. К западу от памятника Джону Уилксу, что рядом с «Роллс-билдингс», еще можно видеть здание бывшего Государственного архива, а ближе к Холборну находятся пабы «Гадкий утенок» и «Типографский ученик». Три дома, построенные в середине XIX века, стоят точно хранители памяти о былом, и их первые этажи теперь заняты кафе и закусочными.

А откуда Феттер-лейн получила свое имя? Хорошо знавший ее Джон Стоу полагает, что она «была названа так из-за фьютеров (fewters), или бездельников, кои бродили тут во множестве, ибо дорога вела к садам». Другие, однако же, считают, что название улицы происходит от нормандского defaytor – «неплательщик, растратчик». Некоторые производят его от другого французского слова – foutre, означающего «мерзавец». Но есть и совсем иные варианты. «Феттер» может происходить от feuriers – так назывались валяльщики войлока, которые, как предполагается, населяли эту улицу в XV веке. Возможно, улица наречена именем землевладельца Витери, или Витера, который жил здесь столетием раньше. Многие знатоки древности выдвигали гипотезу, согласно которой название улицы произошло от слова fetor («дурной запах») – на первый взгляд это кажется маловероятным, так как в округе издавна зеленели сады, однако воздух могла отравлять своим присутствием вышеупомянутая публика, все эти fewters, foutres и defaytors. Еще одна догадка связывает название улицы с обращением «frater» («брат»), которое было в ходу у законников, часто посещавших эти места. Но самое простое объяснение связано с тем, что в мастерских, находившихся на этой улице, делали fetters – доспехи для тамплиеров, которые также собирались неподалеку. Впрочем, сомнения исследователей никогда не будут разрешены до конца, и этимологическая путаница в этом вопросе служит хорошей иллюстрацией того, насколько трудно, а порой и невозможно определить происхождение многих лондонских названий. Город точно пытается сохранить в тайне свои истоки. Однако, как заметил Г. К. Честертон, «самая узкая улочка отражает своими извивами и поворотами душу построившего ее человека, пускай он давно уже в могиле. Каждый кирпич несет на себе нестираемый человеческий отпечаток, подобный словам, высеченным на камнях Вавилонской башни; каждая черепица на кровле дает уму столько же пищи, как если бы она была исписана математическими формулами». С не меньшим правом можно сказать, что каждая уличная мелочь, каждая дверь помогают нам проникнуть в тайны того древнего района, наследницей которого является нынешняя Феттер-лейн.

Под мостовой улицы была обнаружена римская урна с монетами – эта находка подтверждает вывод Джона Стоу о том, что где-то поблизости проходила старинная римская дорога. Был здесь и деревянный мостик, перекинутый через Флит-ривер, так что ранние обитатели Феттер-лейн и ее окрестностей, видимо, жили на берегу весело журчащей речки. При раскопках нашлась еще рукоять меча IX века, изделие искусной работы и из отличного материала; это позволяет предположить, что меч использовался скорее в ритуальных целях, нежели как боевое оружие. Тогда он может иметь какое-то отношение к хартии 959 года – посредством этого документа король Эдгар Уэссекский пожаловал близлежащие земли монахам Вестминстерского аббатства, одна из границ которого была отмечена линией, параллельной Феттер-лейн.

В течение всей своей истории Феттер-лейн много раз служила границей или указывалась в качестве рубежа; именно здесь остановился Великий пожар, и именно здесь кончается влияние города. В этом же месте встречаются два прихода – Сент-Эндрю со стороны Холборна и Сент-Данстан. Вдобавок мы обнаруживаем, что улица привлекала тех, кто «ходил по краю».

В начале XIV века зародились ее современные очертания. В 1306 году ее называют просто «новой улицей», но в записях 1329 года она уже фигурирует как «новая улица Фейтерс-лейн». Однако самые ранние хроники позволяют сделать вывод, что она быстро приобрела сомнительную репутацию. Есть сообщение о некой «Эммаде Браккеле, блуднице», жившей на Феттер-лейн. Содержатель дома, где селились «проститутки и содомиты», также упоминается как «человек с Фейтерс-лейн». Однако здешнее население явно было смешанным в чисто средневековом духе, поскольку в хрониках говорится об «инне, или суде» на «Фьютер-лейн», а тот факт, что корпорация «Клиффордс-инн» была основана в 1345 году, позволяет предположить, что подобные учреждения существовали здесь еще до того, как Феттер-лейн начала фигурировать в архивных записях. Свою лепту в общую ситуацию должны были вносить и расположенные поблизости религиозные центры – в Сент-Данстане на юге, Сент-Эндрю и Или на севере. В 1349 году «гражданин Лондона» Джон Блэкуэлл с женой приобрел недвижимость «на Фейтурс-лейн», а Генрих VI получал ренту с находящихся здесь домов. Само по себе это не является признаком респектабельности улицы, но архивные записи ясно указывают на то, что в эпоху Средневековья она была хорошо известным и контролируемым «пригородом» Лондона. В начале XV века на углу Феттер-лейн и Холборна был знаменитый трактир «Лебедь в заливе» (Le Swan on Le Hope), где сдавались комнаты путникам. Поступали жалобы на его выступающую крышу и какие-то «препоны, воздвигнутые вне гостиницы и затрудняющие проезд», но он простоял до середины XVIII века, сменив лишь название и превратившись в «Черного лебедя». Теперь в нескольких ярдах дальше по улице находится паб «Гадкий утенок» – жалкое напоминание о благородном предшественнике.

На карте середины XVI века Феттер-лейн ясно обозначена пятнадцатью домами по восточной стороне и двенадцатью по западной; возможно, это изображение и не вполне точно, однако оно явно контрастирует с изображением «Ливер-лейн» (Ледер-лейн), которая идет дальше на север в окружении садов и полей. В одном из домов в северном конце Феттер-лейн можно опознать «Барнардс-инн», а ближе к Флит-стрит уже стоит «Клиффордс-инн»; отмечена на карте и каменная арка, делящая улицу примерно пополам. Впрочем, в одном отношении карта определенно неточна, так как не отражает непрерывного возникновения новых зданий на самой улице и рядом с нею; в 1555 году на земле, некогда принадлежавшей монахам из Сент-Бартоломью, были выстроены «десять жилых домов с садами», а в 1580-м добавились еще тринадцать «незаконных новых домов». Нет на карте и узких двориков и переулочков, вроде Флер-де-Ли-элли и Крейн-корт, которые примыкали к главной улице и существуют до сих пор.

Как и в других районах Лондона, здесь были свои пожары и казни. В обоих концах улицы не раз воздвигались виселицы. Есть записи о католиках-нонконформистах, повешенных и четвертованных в 1590 году на перекрестке с Флит-стрит; У. Д. Ньютон в своем «Католическом Лондоне», посвященном истории католицизма в столице, называет этот перекресток «одним из наших священных мест». Католик Джон Дауленд, сочинявший меланхолическую музыку и умерший в 1626 году, также жил на Феттер-лейн. В 1643 году у конца, ближайшего к Холборну, были повешены двое политических злоумышленников – они составляли в одном из домов на Феттер-лейн заговор против парламента, – и в течение двух последующих столетий на этом месте регулярно совершались казни. Однако люди умирали здесь не только в петле. В середине XVIII века на углу Феттер-лейн и Холборна был винный погреб; он находился там, где раньше стоял «Черный лебедь», прежний «Лебедь в заливе», так что любители выпить собирались на этом месте издавна. В разгар мятежа лорда Гордона 1780 года [45] , когда на улицах не смолкали крики «Долой папистов!», кто-то пустил слух, что владелец винного погреба – католик. Его дом разграбили и подожгли с роковым исходом. «По всем канавам, да и в каждой трещине и выбоине мостовой текли потоки палящего, как огонь, спирта. Запруженные стараниями бунтовщиков, потоки эти затопили мостовую и тротуар и образовали большое озеро, куда десятками замертво падали люди». Это описание принадлежит перу Чарлза Диккенса, которого, подобно многим лондонцам, буквально завораживала смерть в огне, но его рассказ подтверждается несколькими заслуживающими доверия отчетами современников. В тот день на Феттер-лейн «одни, припав губами к краю лужи, пили, не поднимая головы, пока не испускали дух, другие, наглотавшись огненной влаги, вскакивали и начинали плясать не то в исступлении торжества, не то в предсмертной муке удушья, потом падали и погружались в ту жидкость, что убила их». Некоторые, выбежав из винного погреба в горящей одежде, начинали кататься в спирте, приняв его за воду, после чего «сами превращены были в пепел тем пожаром, который они зажгли, и прах их усеял улицы Лондона». Они стали частью Феттер-лейн.

45

Мятеж лорда Гордона – стихийное восстание лондонской черни, недовольной тем, что в парламенте был принят закон о возвращении католикам гражданских прав, против которого выступал депутат лорд Гордон. Эти события описаны Ч. Диккенсом в романе «Барнеби Радж»; цитаты из него приводятся далее в переводе М. Абкиной.

На протяжении веков здесь случались и другие пожары, и взрывы. Любопытно, что пожар, вспыхнувший 10 апреля 1679 года, сочли результатом «папистского заговора»; это бедствие, казнь нонконформистов и поджог винокурни образуют вместе нечто вроде жуткой пародии на католическую троицу. В 1583 году, вскоре после того, как церковь Сент-Эндрю на соседнем Холборне была «заново остеклена», дабы окончательно изгнать все следы папистских суеверий, на Феттер-лейн прогремел мощный взрыв пороха, отчего разбились и вылетели все стекла. Кстати, именно с помощью пороховых взрывов был загашен неподалеку Великий пожар. Суд, который занимался разбором начавшихся впоследствии тяжб, связанных с недвижимостью, заседал в самом «Клиффордс-инне», так что улица Феттер-лейн приобрела широкую известность.