Лондон. Прогулки по столице мира
Шрифт:
Я вошел в прекрасный восьмиугольный Чаптер-хаус, в центре которого возвышается одинокая колонна из пурбекского мрамора. Ничто не нарушает совершенных пропорций этого здания. Под стеклом — первые уставы аббатства.
Именно здесь появилась палата общин. Здесь она собиралась на протяжении трехсот лет. Ее первые члены входили в зал вместе с монахами, и если аббату требовалось срочно наказать кого-то, возможно, палате общин приходилось делать перерыв в заседаниях. Существует легенда — и почему это не может оказаться правдой? — о том, что вестминстерские монахи жаловались на шум, доносившийся с заседаний палаты общин и мешавший молитве. В 1547 году — в первый год правления Эдуарда VI — парламентарии покинули насиженное место и переместились в другое церковное здание Вестминстера, находящееся через дорогу, часовню Святого Стефана, где пребывают и поныне.
Где-то неподалеку, здесь же, на территории аббатства, Кэкстон поставил первый печатный станок и в 1474 году подготовил и напечатал первую книгу на английском языке. Я не располагаю информацией о том, где именно находилась его типография, но некоторые утверждают, что в Алмонри. В пользу того, что типография находилась в монастырской ограде, говорит название «Часовня», которое до сих пор используется
27
Chapel (англ.) — часовня, капелла; ассоциация печатников и профсоюзная ячейка этой ассоциации. — Примеч. ред.
Я нанес печальный визит в свой любимый уголок в монастырской ограде. Малые, или Фермерские, кельи подверглись во время войны сильной бомбардировке. Некогда внутренний дворик келий был удивительно милым и спокойным местом — с моей точки зрения намного более красивым, чем дворики Темпла. В центре четырехугольного двора бил фонтан, а вокруг него располагались замечательные домики с арками, построенные из красного кирпича в XVII веке. Они были прекрасны внутри, с чудесными старинными лестницами, обшитыми сосновыми панелями комнатами и лепными потолками. Для восстановления душевных сил в моменты тревоги и неудач достаточно было просто прийти туда, постоять у ворот, полюбоваться бьющими фонтанами и солнечными бликами на старых красных кирпичах.
Одна из самых красивых церквей, построенных в Англии со времен собора Святого Павла Кристофера Рена, — это римско-католический собор в Вестминстере. Его красные кирпичные стены и высокая колокольня видны из-за крыш Виктория-стрит. Эта превосходная византийская базилика с самым широким во всей Англии нефом все еще не закончена, но однажды ее стены и своды словно засветятся, украшенные лучшим мрамором и мозаиками.
Трудно представить, но Джон Фрэнсис Бентли, архитектор, никогда не видел Святую Софию в Константинополе. Когда кардинал Воэн в 1894 году попросил его спроектировать собор, Бентли исполнилось пятьдесят пять лет и здоровье его уже было неважным, поэтому он отправился изучать византийскую архитектуру на континент. Единственной великой церковью, которую архитектор счел сопоставимой по масштабу с той, которую взялся проектировать, был собор Святого Марка в Венеции. До Константинополя Бентли так и не добрался из-за вспышки холеры.
Бентли подарил Лондону одну из наиболее знаменитых в мире церквей в византийском стиле. Это триумф величественной простоты и оригинальности архитектурного решения. Здание ничем не напоминает английские католические храмы, а походит на древние римские церкви. Собор представляет собой грандиозную базилику времен раннего христианства, современный вариант Святого Марка и Святой Софии.
В одном из боковых приделов можно увидеть гробницу с телом священника Джона Саутуорта, который родился в Сэлмсбери, в Ланкашире, в 1592 году. В период преследования католических священнослужителей он искал убежища во Франции, но вернулся в Англию при Якове I, хотя гонения еще не прекратились. Он каким-то образом умудрялся оказывать помощь бедным католикам Вестминстера на протяжении долгих двадцати пяти лет. Разумеется, был разыскан и арестован, и понес наказание в Тайберне в 1654 году, где его повесили, изрезали, выпотрошили и четвертовали.
История останков несчастного Саутуорта полна странностей. Говард Норфолк выкупил тело, его набальзамировали и секретно переправили через Канал в Дуэ, в то время — центр английских католиков в изгнании. Останки хранились в часовне церковной общины до Французской революции, потом были тайно закопаны в саду. Прошло сто тридцать четыре года до момента, когда прах доставили в Англию и поместили в церкви Святого Эдмунда в Уэре, графство Хартфордшир. Это случилось в 1927 году. Через два года Джон Саутуорт был торжественно причислен к лику святых и его мощи перенесли в Вестминстерский собор. В определенные дни во время религиозных праздников гробницу открывают, и тогда можно увидеть блаженного Джона Саутуорта в красном одеянии, возлежащего в гробу из бронзы и стекла.
Посетители Вестминстерского собора не пожалеют, если в ясный день поднимутся на самый верх колокольни, где будут вознаграждены одной из самых великолепных панорам Сити и Вест-Энда, которую только можно увидеть.
Глава восьмая
Парламент, Букингемский дворец и галерея Тейт
Я посещаю палаты парламента и осматриваю новое помещение палаты общин. Затем разглядываю здание Вестминстерского дворца, наблюдаю за сменой гвардейцев у Букингемского дворца, вспоминаю историю этого здания и становлюсь свидетелем выноса знамени во время парадного построения конной гвардии. Я иду в Челси, осматриваю Королевский госпиталь, посещаю дом-музей Карлейля и галерею Тейт.
В ходе воздушного налета в ночь на 10 мая 1941 года здание нижней палаты парламента, в которое угодило сразу несколько бомб, выгорело дотла. Той ночью в парламенте погибли четверо — дежурный суперинтендант, двое полицейских и смотритель; утром стало очевидно, что «мать всех парламентов» подлежит эвакуации.
Впервые за столетия своего существования палата общин английского парламента покинула старый Вестминстерский дворец и вернулась, так сказать, к истокам — на территорию аббатства, где и собиралась четыре последующих месяца — в Черч-хаусе во Дворе декана. К концу этого срока был организован обратный переезд, причем члены палаты общин разместились в палате лордов, а пэры стали собираться в Королевской гардеробной. Такой порядок вещей сохранялся на всем протяжении войны и вплоть до 26 октября 1950 года, когда король торжественно открыл восстановленное здание палаты общин.
Следует признать, что едва пожар уничтожил палату общин, как начались дебаты об ее восстановлении. В 1948 году спикер палаты заложил первый камень в основание здания, причем он позировал фотографам, держа в руках деревянный молоток — тот самый, которым пользовались при строительстве парламента сто лет назад, — и мастерок из дубовой древесины, вырезанный из уцелевшей балки старого здания палаты общин.
Помню, я заходил в здание
парламента в самом начале войны, еще до того, как Лондон принялись бомбить. Мне бросилось в глаза, что парламент, подобно Вестминстерскому аббатству, представляет собой самодостаточную единицу гражданской обороны, и я записал в дневнике:«Вряд ли в Англии найдется здание, способное соперничать с парламентом за титул главной топографической загадки страны. Один из смотрителей, проработавший здесь четырнадцать лет, признавался мне:
«Я до сих пор не уверен, что изучил все закоулки парламента. Знаете, чуть ли не каждый день набредаю на что-нибудь новенькое».
Прогуливаясь по огромному зданию, я заметил, что во всех помещениях, выходящих на террасу и на реку, окна заложены мешками с песком, поэтому парламентариям, как и рабочим на заводах, приходится трудиться при искусственном освещении. В коридоре, ведущем к Библиотеке пэров, через равные промежутки были установлены стойки с ведрами, лопатами и прочими средствами борьбы с зажигательными бомбами; эти орудия ручного труда выглядели довольно странно среди фолиантов с отчетами о заседаниях парламента, переплетенных в телячью кожу.
— В случае налета, — пояснили мне, — лорды спустятся сюда, а члены палаты общин укроются в схожим образом оборудованных помещениях на их стороне здания. В нескольких комнатах мы разместили передвижные пункты Красного Креста, чтобы оказывать раненым помощь на месте. Мы готовы ко всему, разве что дегазировать не сможем.
— Простите мое любопытство, — не сдержался я, — но где дегазируют членов парламента?
— На Кинг-Чарльз-стрит. Там находится дезактиваторная станция министерства общественных работ.
Мне также рассказали, что тридцать бойцов отряда гражданской обороны, охраняющего здание парламента по ночам, — это клерки и другие сотрудники аппарата парламента. Есть и пожарная бригада, составленная из смотрителей, а в здании имеются девяносто восемь пожарных гидрантов и соответствующее количество шлангов. Все понимают, что главную угрозу зданию представляет именно огонь. Как не помянуть недобрым словом архитектора, который проектировал лабиринт покатых крыш словно для того, чтобы в нем могли спрятаться зажигательные бомбы?
Продолжая обход здания, я столкнулся с комендантом пункта Красного Креста. Он сообщил, что медсестры дежурят в здании парламента круглосуточно с самого начала войны. Это добровольцы, работают бесплатно и, несмотря на естественное утомление от долгого и нудного ожидания, по-прежнему крепки духом. Когда проходят заседания палат, в шести санитарных пунктах постоянно присутствуют восемь медсестер. Лорд-обер-гофмейстер уступил Красному Кресту свой кабинет, его примеру последовали и другие высокопоставленные чиновники, предложившие свои покои в качестве спален и комнат отдыха для медсестер. А девушки, по словам коменданта, подобрались просто замечательные. Многие из них продолжают работать и приходят в парламент вечерами сразу после работы, даже не заходя домой. Например, две девушки работают в магазине мануфактурных товаров на набережной Виктории. Они приносят с собой ужин и разогревают еду на газовой горелке в палате лордов. Утром они завтракают — и отправляются на работу.
Парламентские приставы, сочувствуя тяжкому бремени, придавившему хрупкие плечики, балуют девушек и регулярно выдают им пропуска на заседания парламента. Девушки мало-помалу становятся знатоками парламентских процедур. Так что, если даже романтическим фантазиям о том, как они перевязывают чело лорда-канцлера или уводят в безопасное место окровавленного спикера, и не суждено сбыться, время, проведенное девушками в парламенте, вряд ли окажется потраченным впустую. В конце концов, разве ужин, разогретый на скорую руку в палате лордов, — сам по себе не приключение?
Вступив в палату общин, я убедился, что меры безопасности, принятые здесь, ничуть не уступают тем мерам, которые поразили меня в палате лордов. Если авианалет начнется во время заседания палаты и будет принято решение прервать дебаты, парламентариям надлежит спуститься в библиотеку и в другие обозначенные на схемах эвакуации помещения. Мне показали бомбоубежище премьер-министра — звучит, кстати сказать, весьма изысканно. Это одна из министерских комнат, выходящих на Дворик спикера. Окна заложены мешками с песком — все, кроме окна над дверью; признаться, не хотел бы я оказаться в этом помещении во время бомбежки. Из обстановки в комнате два низеньких столика, несколько стульев и цветная репродукция фрески Джорджа Клаусена «Тайное чтение Библии Уиклиффа».
Экскурсия, как и подобает, завершилась осмотром тех подземелий, в которых лейб-гвардейцы каждый ноябрь разыскивают Гая Фокса. Как ни удивительно, никому не приходит в голову использовать эти идеальные бомбоубежища — возможно, потому, что они находятся ниже уровня Темзы.
Некоторые пожилые члены парламента помнят суматоху, вызванную первым налетом «цеппелинов» на Лондон во время войны 1914–1918 годов. Около половины десятого вечера в октябре 1915 года обсуждение во втором чтении финансового законопроекта было прервано двумя взрывами. Помещение палаты, битком набитое людьми, опустело в мгновение ока; парламентарии выбегали на Новый дворцовый дворик в надежде разглядеть дирижабли. В палате остались трое — спикер, канцлер казначейства и тот парламентарий, речь которого прервала бомбардировка.
Вернувшись на свои места, разгоряченные парламентарии (они воочию наблюдали в небе «сигарообразный» объект — обычное для тех дней образное описание «цеппелина») услышали:
— Как я говорил, господин спикер, когда наши дебаты прервал этот налет…
В первую войну несколько бомб разорвалось достаточно близко к зданию парламента, но единственный ущерб ему причинил осколок шрапнели, влетевший в окно Королевской галереи и вонзившийся в полотно «Смерть Нельсона». Дыру в оконном стекле и шрам на картине сохранили как напоминание о войне, которая должна была покончить со всеми на свете войнами».
В мае 1941 года все обстояло иначе. За какие-то несколько часов известный всему миру архитектурный ансамбль превратился в сущий хаос.
Я пришел к зданию палаты общин после того, как пожар был потушен. По лестницам еще струились темные ручейки воды, дверные проемы зияли пустотой, сквозь них открывались жуткие виды обвалившихся потолков, искореженных металлических конструкций, всюду, куда ни посмотри, виднелись остовы железных стульев, скелеты телефонных будок, обугленные стенные панели и переплетения проводов. Вот оно, современное варварство; точнее, то же древнее варварство, только в новом обличье. Невероятность случившегося подчеркивали чудом уцелевшие предметы обстановки; они уцелели, а палата общин погибла. Я нагнулся и подобрал в луже на полу ничуть не пострадавший грифельный карандаш.