Лондон

– Я одинока, мама, – обронила она на прошлой неделе. – Уж если кого убивать, так лучше меня.

Ничего равного ужасному блицу Лондон не видывал. Многие предсказывали, что современная война погубит мир. Хелен полагала, что если так продолжится достаточно долго, то вся столица будет лежать в руинах. Однако, отправляясь на работу, она об этом не думала. Не могла.

Когда дождь немного стих, Хелен покинула отель и направилась к Гайд-парку. Ее излюбленный маршрут проходил мимо озера Серпентайн, но сегодня она пошла налево и устремилась на запад, за Альберт-Холл по направлению к Кенсингтонским садам.

В парке с его тихими аллеями и просторными лужайками сохранилась атмосфера эпохи Стюартов и XVIII века. Узрев небольшой кирпичный Кенсингтонский дворец, стоявший безмятежно и скромно под бледным солнцем, а перед ним – лужайки, неброско блестевшие после дождя, Хелен почти ждала, что вот-вот оттуда выедет и скроется в роще карета. Но, оглядевшись, она отметила и наглядные признаки грубого XX столетия. Повсюду виднелись траншеи. Хелен прошла мимо зенитного орудия. Дойдя до открытого участка у Круглого пруда, она увидела в синем небе десятки аэростатов заграждения. Самым неуместным казался огромный огород, в который превратилась целая газонная секция. «Копай для победы!» – сказали лондонцам. Продовольствие приходилось обеспечивать любой ценой, пусть даже парк приспособят под овощи до последнего дюйма.

Пора было возвращаться. Хелен позволила себе запечатлеть безмолвный пейзаж – быть может, в последний раз. Она вздохнула. Жаль, если больше не доведется встретиться.

Вечер

Огромный стеклянный дворец сгорел четыре года назад, но район сохранил название Кристалл-Палас. Из садика Перси и Дженни был виден весь Лондон. Они стояли там с Гербертом и Мейзи, высматривая далекий Хэмпстед.

Небо на западе пламенело, предвещая беду. С востока от эстуария надвигалась ночная тень. Что до столицы, которая заполнила бассейн огромной кляксой, то в ней строжайше соблюдалось затемнение. Прежнего миллиона огней не было и в помине. Лондон стал черным пятном, дожидавшимся неразличимости.

Их осталось только четверо. Герберт и Мейзи были бездетны. Сын Перси и Дженни воевал, дочь вышла замуж и жила в Кенте. Мейзи и Дженни так и не сблизились, но со временем поладили и этим днем, желая отвлечься, ходили в кино на «Унесенных ветром». Прошлую ночь они простояли в саду, наблюдая за самолетами, волнами накатывавшими на Лондон, и пламенем, которое занималось там и тут, выбрасывая огромные клубы пепла во мрак ночного неба. Снова горел Ист-Энд. Куда упадут бомбы сегодня?

– Будешь смотреть? – спросила Дженни.

– Нет, не сегодня, – ответила Мейзи.

– Время, – сказал Перси.

Им с Гербертом было за шестьдесят. Ночами они помогали на соседней маленькой пожарной подстанции. «Не могу сидеть сложа руки и ждать», – объяснил Перси. Мейзи считала, что Герберту правильнее остаться с ней. «Им лучше быть вместе», – возразила ей Дженни.

– Тогда идем, – откликнулся Герберт.

Ровно в шесть часов Чарли снова ушел. До этого, правда, был спор. Тема не менялась с тех пор, как троих старших детей эвакуировали, а Рут отказалась покинуть Чарли. Он еженощно переживал за нее и младенца.

– И где же ты собираешься ночевать?

У Рут было три места на выбор. Первое – бомбоубежище. В центре Лондона таковыми становилось метро или какое другое подземное сооружение. Но в Баттерси под него отвели дом, обложенный мешками с песком и далеко не безопасный. Если бомба взрывалась по соседству, то ничего, однако прямое попадание означало гибель для всех укрывшихся. «Вопрос очередности», – сухо заметила Рут. Второй вариант – весьма надежное убежище Андерсона. Оно представляло собой половинную трубу из гнутых листов гофрированной стали достаточной высоты, чтобы войти пригнувшись. Его вкапывали во дворе, обкладывали мешками с песком и присыпали землей. Это спасало от авианалета, если опять же не случалось прямого попадания.

Война уже преобразила узкий задний двор дома, снятого Доггетами возле Лавендер-Хилла. Во-первых, вдоль асфальтовой дорожки срыли траву и разбили огород. Во-вторых, появился загончик с тремя курами. Дальше расположилось убежище Андерсона.

Рут ненавидела его.

– Я не могу сидеть закупоренной в такой тесноте, – жаловалась она. – Там сыро, ребенку туда все равно нельзя!

Она твердила об этом без умолку, хотя Чарли считал убежище совершенно сухим. Но он знал, что Рут не переспоришь. Поэтому существовал третий вариант: сидеть дома под лестницей. Чарли обложил мешками заднюю дверь и окно. Это было все, что он мог сделать.

– Если на бомбе напишут наши имена, никуда не спрячешься, – сказала ему Рут, и шесть лондонцев из семи думали так же.

Он все равно из ночи в ночь перед уходом уговаривал ее пойти в убежище Андерсона. Наконец сдался:

– Мне пора, я больше не могу спорить.

– Иди, – ответила Рут. – Ничего нам не сделается.

И Чарли Доггет, надев форму и прихватив сапоги и шлем, отправился на свою опасную ночную работу.

В четверть седьмого Хелен Мередит поцеловала мать и пожелала спокойной ночи. Форма ей очень шла, белокурые волосы были заколоты и убраны под шапочку.

– Выглядишь на двадцать пять, и ни днем больше, – улыбнулась Вайолет.

– Спасибо, – с улыбкой кивнула та.

– Хелен. – Мать придержала ее за руку. – Не волнуйся. Все будет хорошо.

Невилл Силверсливз с готовностью впрягался в любой воз. В том не было его вины: к нему обращались, а он качественно делал все, о чем просили. Еще в ранней молодости он унаследовал от отца почтенную старую юридическую контору «Одсток, Олдербери и Силверсливз». И в какое бы общество он ни вступил, через несколько лет его неизбежно звали в секретари. Он был высок, с редеющими черными волосами и очень длинным носом. «На этот нос, как мухи на липучку, слетаются всякие мелкие посты», – съязвил один ядовитый барристер.

Будучи верующим человеком, чья фирма помогала епархии, Невилл прислуживал в соборе Святого Павла и, в силу должности, попал в инспекторы добровольных пожарных отрядов, которые действовали в Сити и Холборне. За последние месяцы лондонцы невзлюбили этих блюстителей за беспощадные требования к режиму затемнения, но те лишь выполняли приказы. Они ошибочно полагали, что немецкие летчики способны засечь с пяти тысяч футов даже зажженную сигарету. В самом Сити проживали немногие, но под защитой оказалось столько банков, контор и церквей, что инспекторы занимались серьезным делом. Пожары и бомбы угрожали им в той же мере. Но Невилл Силверсливз считал это просто очередным бременем, назначенным ему судьбой.

Этой ночью он заступил на дежурство.

Подстанция братьев Флемингов находилась в восемьдесят четвертом секторе на внешней границе лондонской юрисдикции. Это была школа, ныне эвакуированная. Арсенал сводился к четырем такси с лестницами, трем прицепным насосам, фургону и двум мотоциклам.

Дружины собрались вскоре после шести, но им, возможно, предстояло протомиться часы, пока их не призовут на помощь измотанным бригадам, работавшим в центре. На подстанции расположились офицер из кадровых пожарных плюс сами бригады, все члены которых принадлежали к Вспомогательной пожарной службе. Перси и Герберт состояли в резерве, вдобавок Перси обычно присматривал за кухней.