Лорд и королева
Шрифт:
— Моя дорогая миледи, не следует тратить время, которое мне отпущено. Мне нужно с вами переговорить. Затевается заговор, и я не могу утверждать, что чист перед вами. Я верил, что если Норфолк женится на Марии, то Англия от этого выиграет. Дорогая моя, я боялся, что ваша жизнь остается в опасности, пока не будет объявлен наследник престола.
— Покончим же с престолонаследием. Тебе что-то мерещится.
— Нет, неправда. Я сейчас боюсь, что ваше величество может оказаться в опасности. Я боюсь, что Норфолк вместе с шотландской королевой строит тайные планы. В этом замешаны многие лорды… как и я раньше.
— Понятно, понятно, — сказала она.
— Значит, я прощен за ту роль, которую невольно сыграл — хотя не думал ни о чем ином, как только о безопасности моей дорогой леди? Значит, я умру счастливым?
Она склонилась и нежно поцеловала его.
— Если есть что-то, что нужно прощать, мой дорогой, то все прощено.
— Теперь я могу умереть спокойно.
— Нет, я не допущу этого!
Он слабо улыбнулся ей.
— Я знаю, дорогая львица, что в вашем присутствии запрещается говорить о смерти. Я вновь прошу вашего прощения. Вы сильны. Вас раздражает смерть. Ведь вы бессмертны.
— Перестань, — сказала она, надув губки, — мы тебя выходим, я сама об этом позабочусь.
После этого она позвала своих фрейлин. Королева испробует новое средство своего придворного лекаря. Оно вылечит милорда Лестера. Она приказывает ему поправиться.
— Посмотрите, — сказала Кэт, — он выглядит гораздо лучше, создается впечатление, что он чудесным образом излечился. Он уже почти такой, как прежде.
— Присутствие ее величества у моего ложа живительнее любого эликсира, — пробормотал граф Лестер.
Елизавета осталась выхаживать больного, но при этом все же послала к Норфолку гонца, призывая его вернуться ко двору.
Норфолк был заключен в Тауэр.
Министры Елизаветы придерживались мнения, что Норфолк хранил ей верность, но сбился с пути, и что, пожалуй, его можно освободить, строго-настрого наказав никогда больше не впутываться в дела, связанные с государственной изменой.
Однако королева колебалась. Она настояла, чтобы они немного подождали и пока что подержали его в заключении.
У Норфолка было много друзей при дворе, и некоторые из них тайно переправляли ему записки, спрятанные в бутылках с вином. Их хитрость была раскрыта, и королева, объявив Норфолка виновным в государственной измене, призвала к себе Сесила.
— Теперь, господин Сесил, — сказала она, — у нас есть доказательства его измены.
— Какие же, мадам?
— А те письма, которые ему тайно пересылали в бутылках. Чем не доказательство?
— Они ничего не доказывают, только то, что он получал в бутылках записки, ваше величество.
Королева всего лишь мельком взглянула на своего министра.
— Мадам, я пришлю вам статут Эдуарда III, где содержится ясное изложение того, что является государственной изменой.
— Значит, вы все-таки за то, чтобы отпустить Норфолка, чтобы он смог организовать мое свержение?
— Почему бы не обвенчать Норфолка с кем-нибудь еще, ваше величество? Это наилучший способ помешать ему жениться
на Марии.Елизавета улыбнулась ему. Она может доверять Сесилу. Его мысли текли в том же направлении, что и ее.
Я полагаю, сэр Ум, что ваш план чрезвычайно удачен.
Но когда он уже собирался покинуть ее, прибыл гонец с вестью о том, что на севере Англии колокола бьют тревогу. Эти северяне, эти рьяные католики, которые выступили против ее отца в крестовый поход, снова были готовы выступить, они смотрели на Марию Шотландскую как на своего лидера. Королева была объята ужасом. Больше всего на свете она опасалась войны, и вот теперь война разразилась в ее собственной стране, и война самая ненавистная — гражданская.
Сесил сказал:
— Они постараются добраться до Марии, поэтому нашей первоочередной задачей станет перевезти ее в другое место. Я немедленно пошлю туда своих людей. Так быстро, как это только возможно, мы перевезем ее в Ковентри.
Королева одобряюще кивнула.
Гражданская война! Ее собственный народ поднялся против нее. Эта мысль совершенно парализовала волю королевы, пока гнев не вытеснил ее. Снова эта Мария. Где бы ни оказалась Мария, — жди неприятностей. Мария была ее ненавистной противницей, которую она мечтала казнить, но, благодаря ее королевскому положению — этому божественному праву королей, — не отваживалась на это.
Восстание было спешно подавлено. Простые бедные люди из сел и деревень висели на виселицах, чтобы каждый мог воочию убедиться, что стало с теми, кто восстал против королевы.
Люди говорили, что во гневе она была так же страшна, как и ее отец. Шестьсот человек, которые последовали за своими предводителями, стали теперь не более, чем болтающимися трупами, и север погрузился в траур.
Елизавета сказала, что северян надо проучить, они должны понять, какая награда их ждет за измену престолу.
Марию стали стеречь более тщательно, а Норфолк продолжал жить в Тауэре. Ему был преподан урок, как сказала королева, хотя она не была окончательно уверена, что он в ответе за восстание. Что касается Марии — прелюбодейки, убийцы и возможной подстрекательницы к мятежам, — то она, как и прежде, была вне суда, как и надлежало королеве.
Министры Елизаветы печально, а порой и гневно покачивали головами. Они убеждали королеву, что ее жизнь находится под угрозой, пока жива Мария, под угрозой находится и безопасность Англии. Елизавета понимала, что многим рискует, но еще она понимала и то, что, вмешиваясь в привилегии королевского сана, она рискует большим.
Мария никогда и ни из чего не извлекала уроков и через короткое время снова организовала заговор. На этот раз она прибегла к услугам флорентийского банкира по имени Ридольфи. Ридольфи жил в Англии, но мог свободно передвигаться по Европе, и по этой причине его выбрали для передачи сообщений между Папой, испанским послом и пэрами-католиками Англии.
Находящийся дома в своем имении после освобождения из Тауэра, Норфолк все еще оставался ограниченным в правах. Будучи человеком слабовольным и находясь под чарами Марии, которой он посылал деньги и подарки, после того, как к нему обратился Ридольфи, он снова оказался втянутым в опасное и вредное дело.