Лорелея
Шрифт:
– Почему же, нравится, - очнулся тот.
– Очень мило. Хотя классицизм до недавнего времени нравился мне больше - пока меня не покорили импрессионисты. Или итальянский Ренессанс... Я хотел ехать в Италию специально, чтобы как следует изучить его.
– В Рим, да?
– Откуда ты знаешь?..
– Догадалась, - засмеялась она.
– Ну конечно.
– Извини, я... Я не специально, - смутилась вампирша. Конечно, охотники оказались правы - выпив его крови, она узнала все о нем. О его родных, друзьях, увлечениях... От этой мысли становилось очень неприятно.
– Неважно. Все равно я туда уже не еду.
–
Они еще немного походили по залам: Артур рассказывал что-то, что помнил из курса истории живописи, девушка внимательно слушала и понимала в лучшем случае половину, жалуясь на то, что так и не выучила как следует английский.
– Я хочу тебе кое-что показать, - подозвал Артур.
– Мона Лиза!
– просветлела его спутница.
– Я читала в газете статью про нее. Ну, по правде, это была та же статья, что и про мумии...
– Ну видишь, ты не так далека от мира искусства, как говоришь, - улыбнулся англичанин.
– Но я имел в виду другую картину, ее тоже написал Леонардо да Винчи.
Мицци с интересом разглядывала полотно, на котором была изображена красивая молодая девушка - хоть и не столь загадочная, как вышеупомянутая Мона Лиза, она все равно притягивала взгляд.
– Прекрасная Ферроньер, - представил картину Артур.
– В честь нее назвали это милое женское украшение, которое у нее на лбу, - пояснил он.
– Она и правда очень красивая, - согласилась вампирша.
– И напоминает мне тебя.
– Правда?
– сравнение с красоткой Миланского двора явно польстило девушке.
– Но почему? Я давно не видела себя в зеркале, но, вроде бы, я не очень на нее похожа, и ее волосы явно темнее...
– она подцепила пальцем прядь своих рыжих волос и вытащила из сложной прически.
– Точно темнее!
– У нее такой же взгляд, как у тебя. Я понял это не так давно, когда увидел впервые днем - в твоей квартире. Такой же немного испуганный, обиженный и очень печальный. Разве не так?
– Никогда не думала, что это так выглядит, - пробормотала Мицци и посмотрела на Артура точно таким же взглядом, что и девушка на картине Леонардо.
– Это не плохо, - заверил ее молодой человек.
– Мне очень нравится.
И всякий раз не переставал удивляться, как она расцветает всякий раз, услышав от него что-то приятное. Конечно, это льстило и заставляло умиляться ее непосредственной радости, но каждое проявление человечности Мицци болезненно отзывалось в нем.
– Что ж, не буду тебя здесь больше мучить, пойдем. Дождь уже, кажется, закончился.
Погода и впрямь исправилась, и город вновь ожил с наступлением темноты. Как и Мицци, для которой пришло ее время. Она скинула плащ, так и не высохший после дождя, и радостно закружилась прямо на ступеньках музея, не обращая внимания на гуляющих поблизости людей.
– Это было чудесно, спасибо тебе, Артур, - прошептала она, неожиданно оказавшись рядом с ним, практически в его объятиях.
– Но за что? Это было совсем несложно - все эти вещи, которые...
– Спасибо, что позволил мне быть рядом, - сказала вампирша так тихо, что Артур скорее не услышал ее слова, а почувствовал. И понял, что вновь тонет в ее бездонных зеленых глазах. Но по своей ли воле?..
Он аккуратно отодвинул от себя девушку и сделал шаг назад - всего один шаг, который дался ему с невероятным трудом - едва ли не самый трудный шаг в его жизни.
– Мицци, этот вечер
был восхитительным, - честно сказала он.– И лучшее, что мы можем сделать - это не портить его.
– Но...
– она хотела было что-то сказать, но поникла.
– Ты ведь читаешь мои мысли, правда?
– вампирша легонько кивнула.
– Тогда ты знаешь, что я хочу сказать.
– Позволь мне сказать кое-что первой, - быстро заговорила она.
– Сегодня впервые за много лет я почувствовала себя живой. Да что там - я уже вечность ни с кем не разговаривала так, как с тобой. Просто разговаривала, понимаешь? Как... как человек. Я бы хотела, чтобы это никогда не заканчивалось...
– Но все закончится твоим следующим убийством: не сегодня, так завтра. Так?
Она молча опустила голову.
– Я бы очень хотел, чтобы ты была человеком и чтобы все было возможно. Но сейчас есть единственный выход.
– А если я скажу, что люблю тебя?
– Мицци!
– предостерегающе начал Артур.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Мы можем всегда быть вместе, - горячо шептала вампирша, хватая его за руки.
– Ты ведь тоже хочешь этого.
– Пожалуйста, дай этому вечеру закончиться так же хорошо, как он начинался. Я хочу запомнить тебя такой, какой увидел сегодня - человеком, а не призраком, преследующим меня на Батиньоль и жаждущим моей крови. Ты говоришь, что любишь меня. Если это действительно так, то ты не будешь больше идти за мной и искать встречи. И уж тем более, если ты меня любишь, то не захочешь убить.
Мицци стояла прямо перед ним - и при этом была невообразимо далеко, в совершенно другом мире. Она смотрела на него грустным взглядом Прекрасной Ферроньер - как если бы та была вампиром и жила уже целую вечность.
– Тогда я тоже хочу попросить об одной вещи. Поцелуй меня перед тем, как ты уйдешь. Ты ведь сам хочешь этого, я знаю!
...Ее губы оказались неожиданно сладкими на вкус, а прикосновение не обжигало ледяным холодом. Артур знал, что за этими прелестными губками скрываются зубы, которые уже однажды оставили отметину на его шее, но в тот момент это было последнее, о чем он думал. И Мицци, так порывисто и искренне отвечающая на его поцелуй, была самой реальной девушкой из всех, что вообще существовали в этом мире. И самой желанной. Но, к сожалению, поцелуй не мог длиться вечно.
– Все, Мицци, теперь - все! Ты не пойдешь за мной, не будешь меня преследовать и пытаться убить... Мы просто расстанемся. Как люди.
Она долго и внимательно смотрела на Артура, склонив голову набок, а потом широко улыбнулась, обнажив острые клыки, и юноша готов был поклясться, что они удлинились.
– Я не человек, ты забыл, - вампирша клацнула зубами.
Артур стоял, не шелохнувшись, ожидая нападения в любую секунду. Он отчетливо помнил слова охотников, и отчаянно жалел, что оставил пистолет на столе гостиничного номера. Как глупо!
– Я никогда этого не забывал, как бы ни пытался.
– И я не могу об этом забыть. Но я хотя бы пытаюсь. Значит, ты хочешь, чтобы я ушла? Чтобы оставила тебя? Скажи это!
Нет, он не хотел. Он всем сердцем желал, чтобы она осталась, чтобы всегда была рядом с ним, остальное же теряло всякий смысл. Мечтал снова целовать ее нежные губы - целовать каждый день, каждый миг, и никогда-никогда не отпускать. Но сказать он мог только одно:
– Да, Мицци. Я прошу оставить меня, если это еще возможно.