Лорена - похитительница сознаний

Марьяна Ивановна вспыхнула как факел и чуть было снова не набросилась на следователя — на сей раз уже с кулаками. Ей довелось однажды побывать на том участке погоста, которое именовали в народе «кладбищем бомжей» — могильные холмы не огорожены, имен и дат нет, только таблички с номерами. Бытовало мнение, что хоронят неизвестных прямо в полиэтиленовых пакетах, иной раз по нескольку человек в одной яме — муниципальным конторам недосуг возиться с каждым упокоенным.

— Моего мальчика?! В яме? — воскликнула Марьяна Ивановна, поднимаясь с лавки. — Не позволю!

— Успокойтесь,— попросил женщину Полянский, — я к тому и завел этот неприятный разговор — если Вы изъявите желание, то вполне сможете забрать тело вашего «мальчика» и организовать похороны за собственный счет. Так как?

— Разумеется, я заберу его! — предупредила Марьяна Ивановна. — Любила при жизни, не брошу и после смерти…

— В таком случае после беседы Вам нужно будет оформить некоторые документы — простая формальность.

— Конечно-конечно, я все сделаю… — заверила следователя женщина, бросила полный невыразимой тоски взгляд на холодильник, в который убрали предмет спора и, уронив голову на колени, заплакала.

— Прошу Вас, возьмите себя в руки, — посоветовал Полянский. — Вам предстоит исполнить еще один долг — оказать услугу по поиску виновника смерти вашего подопечного.

— Что?! — встрепенулась женщина. — Вам удалось узнать, кто это сделал?

— Пока это лишь версия, — оборвал речь Марьяны Ивановны следователь. — Сейчас я покажу Вам фотографии пятерых людей: четверо — просто статисты, а пятый — подозреваемый. Смотрите внимательно, возможно, Вы встречались с этим человеком, но не придали этому факту значения…

Уверенными движениями Полянский достал из папки фотоснимки, и один за одним стал выкладывать из на лавку рядом с Марьяной Ивановной. На статистов — трех мужчин и одну девушку — женщина не обратила никакого внимания. А вот фотография Натальи вызывала массу эмоций на ее одутловатом, не по-женски скроенном лице.

— А эта полоумная тут зачем? — спросила Марьяна Ивановна. — Она-то как здесь оказалась?

— Вам знакома эта девушка? — насторожился Полянский. — Вы встречали ее рядом со сторожкой

— Да нет, — отмахнулась женщина, — там ее никогда не было. Да я бы на пушечный выстрел не подпустила ее к моему мальчику.

— Отчего так? — осведомился следователь. — Вы с ней были знакомы?

— Пока эта чертовка не убралась в город, жила у своей матери — на нашей улице, — пустилась в рассуждения Марьяна Ивановна. — Гадина она, каких свет не видывал.

— Поясните… — попросил Стас.

— Одни они с мамкой ее жили — отец их, наш бывший участковый, на рыбалке утонул, когда Наташе годка три было. Жить не на что стало — денег в нашей дыре заработать негде, разве для мужика кое-какие шабашки попадутся. Вот Тамара Петровна, ее мать, и устроилась в придорожное кафе посуду мыть — уйдет, бывало, на всю ночь, а Наташка одна кукует. И все бы ничего, да девчонка уж больно пугливой оказалась: как сумерки наступят — завоет, запричитает. Всей улице спать не давала. Когда пришла пора в школу идти, еще хуже стало. Детишки-то, понятное дело, Наташку обзывать стали, прозвища разные придумывать. А она все к ним липла, пыталась задобрить хулиганов: сама конфету не съест — в школу несет, угощать «подружек». А те только смеются над ней, а то и «леща» отвесят Наташке-дурочке.

— Я что-то не пойму, — вмешался в рассказ Полянский, — если Наталью в детстве унижали и били, то почему Вы — работник детского сада, образчик добродетели — считаете девушку непорядочной? Из вашего рассказа выходит, что дело обстоит с точностью до наоборот…

— Так я ж еще не договорила, милок, — спохватилась тетка. — Безобидной и милой Наталья была только до тех пор, пока ее не положили в больницу с воспалением легких. Врачи ей тогда сразу приговор подписали — не выживет, слишком слабенькая. А она, погляди-ка, не только выздоровела, но и будто преобразилась. Наши бабульки поговаривали, что девочка-то погибла, а в нее бесы вселились. Из больницы Наталья приехала совершенно другой — самоуверенной, до безобразия дерзкой. И пошло-поехало: как только в школу вернулась — всем своим обидчикам так отомстила, мама не горюй! Старшеклассницам косы обстригла, лица грязью обмазала. А одному мальчишке так накостыляла, что того в больницу увезли. И откуда только у ней, тщедушной, такая силища взялась — никому с ней стало не совладать. На Наташку одноклассники посмотреть косо боялись, за версту обходили.

— Что плохого в том, что девочка научилась давать отпор? — изумился Полянский.

— Ой, милок, — всплеснула руками Марьяна Ивановна, — так ведь от нечистого у девчонки силища, не иначе.

— А если отбросить в сторону размышления о бесах и прочей ереси — Наталья проявляла признаки агрессии, нападала на невиновных?

— Нет, вроде… — немного смутилась тетка, — да только не нравилось никому, что рядом с ними эта ведьма живет. Один раз местные парни дом Тамарин подожгли — хотели сжечь ее безумную доченьку.

— А Вы сами, случаем, в данном мероприятии не участвовали? — отчего-то разъярился Стас. — Между прочим, поджог карается законом!

— Что ты, милок! — ахнула женщина. — Я эту Наташку на дух не переношу, да и побаиваюсь, если честно… Когда она повзрослела и в город уехала, вся улица спокойно вздохнула.

— А что стало с сестрами Натальи — Ренатой и Лолитой? Они все вместе в город подались?

— Какие сестры? — искренне удивилась Марьяна Ивановна. — Наташка одна у мамки, как перст одна…

Полянскому стало совсем не до разговоров — его неподдельный интерес к загадочным сестрам настолько возрос, что он решил во что бы то ни стало разгадать эту тайну. Даже серийный маньяк отошел на второй план, под воздействием вновь открывшихся обстоятельств.

Глава 23

Наступило утро, а вместе с ним к Наталье пришло сообщение о том, что в этот день ей «улыбнулся» случай вновь посетить сторожку лесника, чтобы постараться воззвать к своей памяти и дать следователям новую пищу к размышлениям. Наталью это, скажем прямо, не радовало — всеми фибрами своей души она боялась испытать не себе все то, что ей пришлось вынести в тот роковой день. В ее памяти еще не улеглись впечатления от пребывания в малознакомом, откровенно пугающем окружении, не имея сил на отпор и сопротивление. А оказаться в лесу, в заброшенной сторожке, где, как оказалось, было совершено убийство, да вдобавок одной, без поддержки сестер, для Натальи было равносильно тому, чтобы по собственному желанию спуститься в преисподнюю.

Оказавшись на улице после нескольких дней заточения в СИЗО, девушка щурилась на ярком весеннем солнце, при этом не испытывая обычного воодушевления от созерцания природы, возрождающейся к жизни. Внутренняя паника Натальи возросла настолько, что и присутствие сотрудников полиции, бдительно следивших за подозреваемой, не давало ей ощущения безопасности. Девушку препроводили в служебный автомобиль и повезли в лес. Заверения Натальи о том, что она уже рассказала все, что могла, не возымели результата. Полянский, искренне пытавшийся обеспечить девушке максимально комфортные условия, также был непреклонен. Он упрямо убеждал девушку, что проверка показаний на месте может помочь в расследовании. Наталье было все равно — потеряв связь с сестрами, она стала лишь безликой тенью самой себя, безвольной, поникшей, слабой.

Для подозреваемой следственный эксперимент прошел как в тумане. Даваемые ей на месте показания не противоречили полученным ранее, но и новых обстоятельств не открыли.

— Наташенька, постарайся, прошу тебя, — пытался вразумить девушку Полянский. — Дело очень серьезное: если мы не найдем истинного убийцу, то тебе придется искупать чужой грех.

— Мне все равно… — как во сне проговорила девушка. — Это для меня совершенно не важно.

— А что для тебя важно?!

— Только сестры… В них моя сила… и моя жизнь!