Лоргар. Носитель Слова

Еще больше громадных зонтов стояло на подветренной стороне бивака, и под ними ютились Отвергнутые. Старые и молодые, они теснились возле солнечных плиток, на которых жарились лепешки из серой кактусовой муки, сдобренные драгоценным молочком медового паука. Посасывая из фляжек воду — ее оставалось опасно мало, ведь последний оазис племя покинуло два с половиной дняназад, — люди негромко обсуждали, куда отправиться на явь-подъеме сумерицы, когда достаточно похолодает для продолжения кочевки.

Они перебирали в пальцах талисманы и амулеты из маленьких костей птиц и млекопитающих, покрытые изящно вырезанными псалмами, что с древности передавались из поколения в поколение. Самые пожилые дремали, прижимая к себе молельные палочки; когда их грудь вздымалась и опускалась во сне, в этих просверленных костях еле слышно посвистывал и постанывал непрерывный, но слабый ветерок. Рядом рылись в песке малыши, разыскивавшие в песке вади-сонь и пустынных моллюсков; ребята представляли себе, что на самом деле разрывают вход в одно из Затерянных Хранилищ, где хранятся сокровища археотеха времен Последнего Странствия. Подбирая галечники и крошечные окаменелости, они раскладывали трофеи по кучкам в зависимости от блеска, размера и других критериев, понятных только детворе.

Мальчики и девочки постарше играли в «Кто дольше выстоит на солнце», отмеряя время попыток небольшими песочными часами. Предупреждения родителей, что какой-нибудь дядя или тетя умерли от разъедающей кожу солнечной сыпи или множества раковых опухолей, дети пропускали мимо ушей.

Самые молодые взрослые пришли к алтарю. Главное место в центре становища занимали четыре высоких столба, собранные из отдельных резных тотемов, изображающих то или иное обличье четырех Сил. Даже Отвергнутые, не имевшие права посещать великие города, старались по мере возможностей поклоняться богам своих предков. В чашах-жаровнях у основания каждого шеста пылали скромные приношения, и ароматный дымок расстилался над лагерем, унося в воздух молитвы верующих. Жрецы-опекуны присматривали за костерками: непрерывно переходили от одного к другому, раздували огонь, поправляли хворост, при необходимости брызгали еще немного благовоний.

Порой кто-то из кочевников, посещенный внезапной мыслью или желанием, словно пробуждался от дурмана, вызванного жарой, царапал свое прошение на обрывке папируса и передавал кому-нибудь из служителей при тотемах. Тот сжигал клочок, бормоча заклинания, смысл которых затерялся в веках, но важность слов не уменьшилась на протяжении жизни ста поколений.

1 1 2

Фэн Моргай, вождь племени, призвал свое семейство на краткий совет. Он указал на темное дрожащее пятно у горизонта; человек, незнакомый с пустынями, мог бы принять его за гору. Кочевники же знали, что возвышение, вершина которого едва виднеется вдали, не природная формация, а развалины города их прародителей, давно занесенные мертвыми песками.

— Еще две дремочи больших переходов, — сказал Фэн родичам, махнув тканевой картой — его главной фамильной ценностью. Символы на схеме почти стерлись, но мать и дедушка научили Моргай читать ее, как только он достаточно подрос, чтобы запоминать буквы.

— Вся надежда на молитвы, — пробормотала Станзия, старшая из его сестер. — Думаешь, боги проведут нас к Затерянному Хранилищу?

— Нет, — печально покачал головой Фэн. — Думаю, это Город Зеркал. Смотрите, над ним облака. Дождь, мои девочки и мальчики… Скоро дождь.

— Говорят, вади в Фушасе снова заполнятся, — произнес самый младший его кузен, Фабри Тал. — До них один явь-подъемный переход, не больше.

— Нам не туда, — возразил Кора, старший брат Тала, ранее поддержавший план Фэна Моргай. — И кто так говорит? Вечно пьяный вещун в Майпорисе? За глоток ж’каса он тебе что угодно расскажет.

— У него есть одна из старых книг! — запротестовал Фабри. — И он при мне бросал кости на ее страницы. Выпали символы ветра и солнца. «Новое начало», — сказал мне волхв.

— И за добрую весть ты дал ему отхлебнуть твоей выпивки, — подхватил Моргай. Он хотел что-то добавить, но тут с наблюдательного поста — вышки на стойках под навесом, собранной на наветренной стороне лагеря, — донесся пронзительный клич, отвлекший семейство. Другие номады глядели вдаль, прикрывая глаза от яркого солнца.

— Иди, Аланнат, смени Бенджора, — велел Фэн своей младшей сестре, и женщина ринулась на свет, закрыв перед этим лицо головным платком, чтобы солнце не обожгло ее за несколько секунд пробежки.

Спрыгнув с вышки, Бенджор побежал к старейшинам. В руке дозорного поблескивала смотровая труба. Жестом он попросил Моргай встать между двух ближайших палаток и затем указал в сторону, откуда дул ветер, — немного к краю пустыни.

— Караван! — выпалил он, сунув Фэну наблюдательное устройство. — Караван!

Вождь племени посмотрел в телескоп. Тот зажужжал и защелкал, настраивая жидкие линзы по командам сканеров сетчатки. Как только горизонт попал в фокус, Моргай направил трубу чуть вправо, к очень далекому берегу, и заметил нечеткое черное пятно на дюнах всего лишь в километре от бивака.

— Караван, здесь? — Они со Станзией обменялись тревожными взглядами, после чего взглянули на главный шатер, где жило семейство Фэна.

— Ничего не открывай незнакомцам, — сказала вождю сестра, и он согласно кивнул.

— Приготовьтесь, достаньте оружие, — приказал Моргай остальным. — Но не задирайте их и не мешайте мне говорить с ними.

1 1 3

Самая крупная машина взобралась на гребень широкого бархана, словно выброшенный на берег кит. Ее массивные борта вздымались над дюной, окруженные клубами пыли и дыма; из десятка небольших выхлопных труб с насадками в виде горгулий тянулась маслянистая копоть. Толстые деревянные траки взрыхляли песок на вершине, носовой отвал пропахивал колею в наносах, разбрасывая мелкие камешки.

Караван пока еще оставался мутной темной кляксой в мареве, но по мере приближения гиганта кочевникам удалось лучше рассмотреть его спутников. Вокруг колосса, словно почетный эскорт верховых, ехали двухместные четырехколесные багги с баллонными шинами, полезными на плывунах, и блестящими солнечными батареями на крышах и накладках.

Их сопровождали настоящие всадники на солнцеходах, украшенных выцветшими ленточками и узкими флажками. На спине каждого дозорщика развевалось черно-красное молельное знамя. Лица седоков скрывали плотные головные платки и очки-консервы, их ездовое облачение было грязным и рваным. Скакуны с коротко подрезанными хвостами — по обычаю племен из внутренних пустошей — тоже видывали лучшие дни. Их шерсть свалялась, бока покрылись шрамами от песчаных бурь.

Появились остальные машины из свиты передвижного храма: повозки, запряженные тройками псевдоверблюдов, и две солнцеходные колесницы, за которыми тянулись цепи и утяжеленные стяги, заметавшие следы каравана на песке.

Корабль-часовня все отчетливее выступал из марева. Проявилась башенка над кабиной водителя с установленной наверху кафедрой, окруженной раструбами громкоговорителей. За кабиной, на палубе, ярко освещенной большими отражателями, ждали команды десятки вооруженных мужчин и женщин.