Лощина

– Эдвард и Дэвид – последние… последние из Энкейтллов. И Дэвид не подходит. Он никогда не женится из-за своей матери и… вообще. К нему перейдет Эйнсвик после смерти Эдварда, и он так и не женится, а нас, тебя и меня, уже не станет, прежде чем он доживет до средних лет. Он будет последним Энкейтллом, и все исчезнет.

– Это имеет такое большое значение, Люси?

– Разумеется! Ведь это Эйнсвик!

– Ты, Люси, должна была родиться мальчиком. – Он слегка улыбнулся, так как не мог представить себе Люси не женщиной!

– Все зависит от женитьбы Эдварда… А Эдвард так упрям… Эта его длинная голова, совсем как у моего отца. Я все надеялась, что он забудет Генриетту и женится на какой-нибудь славной девушке. Но теперь вижу, что это безнадежно. Потом я думала, что связь Джона с Генриеттой быстро распадется. Мне казалось, что все интрижки Джона никогда не были продолжительными. Но он действительно любил ее. Я надеялась, что, если Джона не будет на их пути, Генриетта выйдет за Эдварда. Она не такой человек, чтобы жить прошлым. Так что, как видишь, все сводилось к одному – избавиться от Джона Кристоу!

– Люси! Ты не… Что ты сделала, Люси?

Люси Энкейтлл снова поднялась с кресла, вынула из вазы два засохших цветка.

– Дорогой, – сказала она, – неужели ты можешь предположить хоть на мгновение, что я убила Джона Кристоу? У меня была эта глупая идея насчет несчастного случая. Но потом, знаешь, я вспомнила: мы ведь сами пригласили Джона Кристоу, он к нам не напрашивался. Нельзя же пригласить человека, а потом подстроить несчастный случай… Даже арабы крайне щепетильны в том, что касается гостеприимства. Так что, Генри, не беспокойся! Хорошо?

Она смотрела на него со своей неизменной очаровательной, любящей улыбкой.

– Я всегда беспокоюсь за тебя, Люси, – с нажимом сказал он.

– Не стоит, дорогой! Ты видишь, что все в общем-то к лучшему. Джона нет. Это мне напомнило, – раздумчиво проговорила Люси, вспоминая, – того человека в Бомбее [65] , который был так ужасающе груб ко мне. Через три дня его переехал трамвай.

Она открыла стеклянную дверь на террасу и вышла в сад. Сэр Генри сидел неподвижно, наблюдая за тем, как высокая, стройная фигура удаляется вниз по тропинке. Он казался старым и усталым, а лицо выглядело как у человека, живущего в постоянном страхе.

65

Бомбей – портовый город в западной Индии на побережье Аравийского моря.

На кухне заплаканная Дорис Эммотт совсем поникла под строгими упреками мистера Гаджена. Миссис Медуэй и мисс Симмонс исполняли роль хора [66] в греческой трагедии.

– Забегать вперед и делать скоропалительные заключения – так может поступать только неопытная девушка.

– Абсолютно верно, – поддержала миссис Медуэй.

– Если вы увидели меня с пистолетом в руке, правильно было подойти и сказать: «Мистер Гаджен, не будете ли вы так добры дать мне объяснение».

66

Хор – в древнегреческой трагедии группа людей, обычно от 12 до 24 человек, принимавшая участие в представлении, дополняя основное действие или сопровождая его пением и танцами.

– Или вы могли бы подойти ко мне, – вставила миссис Медуэй. – Я всегда охотно готова объяснить молодой девушке, не знающей жизни, как ей следует поступить.

– Чего вы не должны были делать, – строго продолжал Гаджен, – так это идти и болтать об этом полицейскому… к тому же всего лишь сержанту! Никогда не следует связываться с полицией, если этого можно избежать.

– Достаточно неприятно, когда полицейские в доме.

– Ужасно неприятно, – прошептала мисс Симмонс. – Ничего подобного не случалось со мной раньше.

– Мы все знаем ее сиятельство, – продолжал Гаджен. – Я спокойно ко всему отношусь, что бы ее сиятельство ни сделала… Но полиция не знает ее сиятельства, как ее знаем мы, и не годится, чтобы ее сиятельство беспокоили глупыми вопросами и подозрениями только потому, что она разгуливает с огнестрельным оружием. Это на нее похоже, но у полицейских на уме только убийства и прочие подобные вещи. Ее сиятельство просто очень рассеянная леди, которая и мухи не обидит, хотя нельзя отрицать, что она оставляет вещи в самых необычных местах. Я никогда не забуду, – с чувством добавил Гаджен, – как она принесла живого омара [67] и положила его в холле на поднос для визитных карточек… Я думал, у меня начались галлюцинации!

67

Омар – крупный морской рак, который водится у северных берегов Европы и мясо которого высоко ценится из-за прекрасных вкусовых качеств.

– Это, должно быть, случилось до меня, – с любопытством заметила Симмонс.

Миссис Медуэй прервала эти откровения, указав взглядом на провинившуюся Доррис.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Так вот, Доррис, мы хотим тебе добра. Связываться с полицией – это дурной тон. Помни об этом! Теперь можешь продолжать заниматься овощами и будь повнимательнее, чем вчера со стручковой фасолью.

Доррис шмыгнула носом.

– Да, миссис Медуэй, – сказала она и, шаркая ногами, пошла к раковине.

– Боюсь, сегодня у меня не получатся пирожные, тут нужна легкая рука, – пророчески произнесла миссис Медуэй. – А завтра это ужасное слушание в суде. Как вспомню, мне всякий раз делается не по себе. Подумать только, чтобы такое – случилось с нами!

Глава 22

Задвижка на калитке щелкнула, Пуаро выглянул в окно и, увидев визитера, очень удивился. Что могло привести к нему Веронику Крэй?

Она вошла, благоухая восхитительными духами, которые Пуаро тут же узнал. На Веронике, как и на Генриетте, был твидовый костюм и уличные туфли, но на этом их сходство заканчивалось.

– Мосье Пуаро. – Тон был мягкий и слегка взволнованный. – Я только сейчас обнаружила, кто мой сосед. Мне всегда хотелось познакомиться с вами.

Пуаро склонился над ее протянутыми руками.

– Я в восторге, мадам.

Вероника приняла эти знаки внимания с милостивой улыбкой, но от чая, кофе или коктейля отказалась.

– Нет-нет. Я пришла только поговорить с вами. Серьезно поговорить. Я обеспокоена.

– Вы обеспокоены? Мне очень жаль.

Вероника со вздохом опустилась на стул.

– По поводу смерти Джона Кристоу. Завтра предварительное слушание. Вы знаете об этом?

– Разумеется.

– Все это так невероятно… – Она внезапно замолчала. – Едва ли кто мне поверит. Но вы, я думаю, сможете поверить, потому что знаете кое-что о человеческой природе.

– Да, немного знаю, – согласился Пуаро.

– Ко мне приходил инспектор Грэйндж. Он вбил себе в голову, будто я ссорилась с Джоном, что отчасти верно, но совсем не так, как он думает… Я сказала ему, что не видела Джона пятнадцать лет, и он мне просто-напросто не поверил. Но это правда, мосье Пуаро.