Лошадиное лето
Шрифт:
Я решил, как и мечтал, расчесать коню гриву. Схватив нетронутую банку с киселем, помчался домой. Ворвался на кухню и остолбенел.
Руки мои разжались от неожиданности. Банка упала на пол, разлетелись
Сестра накинулась на меня:
– Ты чего наделал?
– причем как-то яростно, чего не водилось за ней сроду, наоборот, она всегда меланхоличная, задумчивая. А тут эвон как прорвало. Сестра старше меня на четыре года, но краснеть не научилась до сих пор.
– Дай щетку, - сказал я неуверенно.
Сестра достала с полки ершик для мойки бутылок и протянула мне.
Офицер разглядывал забрызганные киселем сапоги, но мне кажется, ему было не до обуви, просто он не мог посмотреть мне в глаза, так как полчаса назад обзывался.
Я схватил ершик и побежал назад, расчесывать коня. Конь смотрел в землю, а когда увидел меня - захрипел, думаю от радости.
Минут сорок я расчесывал гриву, слушая, как внутри коня булькает кисель с буханками, пока не вернулся офицер.
Но далеко они не ускакали.
Конь захрипел
и завалился в заросли крапивы.Наверное, он обожрался хлеба и перепил супа. Сильно ушибленный офицер лежал у нас в сарае целую неделю. Сестра, благодарно на меня посматривая, бегала в сарай и что там делала - неизвестно.
Зато хлопоты о выздоровлении коня легли на мои плечи. За неделю я научился заботиться о животном так, чтобы оно не падало в крапиву.
Через неделю офицер и конь поправились.
Несмотря на грозные вопли бабки, мы заключили договор.
Я отдавал офицеру сестру с условием беречь и лелеять, а он с тем же самым условием, отдавал мне коня. Меня не мучили угрызения совести от факта обмена человека на лошадь.
Бабка выла от бессилия и злобно шинковала крапиву курам. От ее власти над нами - ничего не осталось.
Влюбленные ушли к вечернему поезду, а я, прихватив свой деревянный меч и рюкзачок с вещами, вскочил на коня и поскакал в лес.
Обернувшись, на прощание, я увидел, что бабка рвет на себе волосы и бьется головой о пенек от срубленного вяза.
Так бывает со всеми, кто не ценит чужую мечту.
Конец