Лоскутное одеяло

4 августа. "Юных ленинцев" сдали благополучно-тускло на студии. Дали первую категорию. В Главке - вторую. В Министерстве - третью. Вот тебе и мерило, неизвестно кого слушать. Денег - гроши. Сейчас начинаем волынку с пересмотром категории, думаю, что впустую. (Получилось, и нам доплатили!)

Ездили в Вильнюс с И.Копалиным и Каравкиным, чего-то обсуждали, тратили государственные деньги. C утра до вечера чего-то смотрели и без передыху выступали. Шикарная гостиница размодерн, предельно неудобная, вход в спальню только через уборную. Копалин, наша гордость и оплот, все время говорит о еде и пересчитывает суточные.

Впервые увидел Чюрлениса, много-много, но он мне совсем не понравился, символизм мне чужд.

С 7 июня по 10 июля отдыхал в доме отдыха в Ялте, в Литфонде. Все время проводили с Виктором Некрасовым, очень ироничный.

24 октября. Начались гастроли "Нью-Йорк сити балле". Программа очень разнообразна. Есть вещи восхитительные, есть скукотища. Но нет безвкусицы. "Отсутствие денег спасает нас от безвкусицы", - сказал Керстайн, руководитель балета. Я начинаю снимать Жоржа Баланчина и его балет, хотя договоренности у Минкульта с американцами нет - возьмут ли они с нас валюту? Если потребуют мы закроем картину. А пока что я прихожу вечером к Пере Аташевой и она, глядя на буклет, спрашивает:

– Кто это такой с огромным носом, даже страшно?

– Линкольн Керстайн - финансовый директор и хозяин труппы.

– Уж не тот ли, кто дружил с Эйзенштейном в Америке и был потом с ним в переписке? Узнай!

Я узнал и выяснил, что это тот самый Керстайн, ценитель и знаток искусств, автор нескольких книг о балете. Услышав о вдове Эйзенштейна, он захотел с ней повидаться. Не могу ли я этому содействовать?

Вчера я заехал за ним в "Украину" и, ни слова не говоря (я по-английски, он - по-русски), привез его к Пере. Тут уж все в порядке, так как она в совершенстве владеет языком. Пили крепкий чай с клюквой в сахаре и долго дружески разговаривали. Керстайн вспоминал всякие подробности пребывания Эйзенштейна в Нью-Йорке, в каком отеле он жил, как однажды на сутки исчез Александров и сколько было волнений, как он устроил ланч и были приглашены Робсон с женой, Эйзенштейн и Тиссэ. "Я знаю, об этом мне потом рассказал Робсон", - засмеялась Пера. Потом они что-то уточнили с ним в рукописи Сергея Михайловича и в какой-то открытке. Они очень понравились друг другу, Керстайн осматривал библиотеку Эйзенштейна.

Затем Пера без обиняков сказала ему о нашей проблеме с валютой, и он все решил в одну минуту: "Ну конечно, о чем речь?" И послезавтра я начну снимать картину - благодаря Пере! Вот удивятся-то в Минкульте.

Перед уходом я попросил прочитать босса инструкцию на перцовом пластыре против радикулита - Пера не могла осилить такой мелкий шрифт. Он вздел очки и громко прочитал все дословно, а Пера переводила - что, куда и как надо прикладывать.

P.S. 1997. Они подружились и переписывались. Он даже сочинил поэму в ее честь, начертал ее на клыке какого-то животного и с кем-то послал ей, но клык кто-то зажухал... А может быть, таможня не пропустила.

За это время к нам приезжал Стравинский, который мне ужасно понравился - и как дирижирует и, главное, музыка.

На днях ездили с Гребневыми и Анной Ахматовой гулять в Переделкино. Она очень грузная, хвалила Стравинского. Сказала, что прочла его воспоминания, где он удивительно верно вспоминает Петербург - и по цвету и по запахам. После этого она перестала писать свои воспоминания, так как ее ощущения абсолютно совпадают с ощущениями Стравинского. "А переписывать его - это не моя очередь". Надписала мне свой портрет. Она абсолютно гениальна и несгибаема.

В последних числах октября Гребневы устроили вечер в честь Анны Андреевны. Были Арсений Тарковский, Татьяна Озерская и я. Ахматова сидела величественная, в светло-фиолетовом платье и белой шелковой шали - какой ее описывают современники в последние годы. Пили чай и, поскольку я приехал из Большого театра, то разговор зашел о балете. И, хотя танцевала Уланова в "Ромео", я ушел в антракте, предпочтя Ахматову. "Трудно было смотреть", - сказал я, не объяснив, что стоял на одной ноге в дальней неудобной ложе. "Что же трудного, - резонно заметила Анна Андреевна.

– Смотреть на танцоров и слушать музыку? По-моему, одно удовольствие".

Говорили о приближающемся Дне поэзии, о поэтических вечерах. Гребнев сказал, что лишь недавно увидел стенограмму последнего выступления Маяковского перед студентами Плехановского института.

– Я читала эту стенограмму в его музее. Молодые негодяи просто глумились над больным Маяковским, приехавшим к ним на вечер. Это было за пять дней до его гибели. Разумеется, он не мог этого выдержать - он же мужчина!

Естественно, вскоре попросили Ахматову прочесть стихи. Перешли в другую комнату, ибо маг был огромный, одна из первых моделей и таскать его было невозможно. Анна Андреевна читала охотно и много. Низким голосом, неторопливо, нараспев. Спросила: что еще? Арсений Тарковский, который сидел закрыв глаза, попросил - "Без героя". Так я впервые услышал отрывок из этой поэмы.

1963

[Новый год встречали у меня 16 человек - Бахновы, Гребневы, Гердты, Рязановы, М.Львовский с женой, Клара, Руфина, Мара с Павлом. Было очень мило.

Еще в том году:

Был вечер Евтушенко в Зале Чайковского. Великолепно он читает.

Под самый Новый год были мы все, кинематографисты, приглашены в МК, и т.Поликарпов рассказал нам о встрече т.Хрущева с интеллигенцией.

27 января. 17 января был вернисаж выставки Леже, Нади Леже и Бокье. Очень пышно. Леже яркий, интересный, увлекательные огромные керамики, красивые витражи. У Нади Леже понравился автопортрет, таджикская картина и еще что-то. Бокье не произвел впечатления.

22/I - Выставка Пиросманашвили. Изумительно.

10 марта. Все возимся с "Кино". Съезд откладывается и откладывается, а с ним и сдача картины. Вчера наконец был худсовет и порешили, чтобы все кончал Кармен с Новогрудским - у нас уже сил нету с этим Новогр. спорить.

Было мое рожденье, бутерброды и масса народу.]

6 апреля. Радостнейшая дата, как писал Маяковский. В 3 часа расписались с Инночкой в загсе и потом дома устроили свадебный обед. Были Элик с Зоей, Наташа Давыдова с писателем Анатолием Рыбаковым, Клара Лозовская с Леночкой. А вечером еще приехала Катя Вермишева с Леней Махначем.

Разве нужно что-либо добавить к этому?

9 апреля. Сегодня Инна рассказывала Лиле Юрьевне:

– Мне очень понравилась обстановка в загсе. Все строго, без завитушек, никаких там фикусов - только портрет Хрущева над столом.

– По-моему, фикус был бы уместнее, - заметила Л.Ю.
– Правда, я не хочу этим сказать, что нами правит фикус...

12 апреля. [С 25-31 марта были с Оксаной Головней и Васей Киселевым в Алма-Ате. Возили наши картины и ругали их продукцию. Там плюс 24, а в Москве все еще минус 10. Из мороза в жару и обратно. Пера второй месяц лежит в больнице.

Майя переехала на ул. Горького.]

10 мая. Вчера была кузина Леля, они с Инной долго перебирали семейные фото, вспоминали многочисленных теть, дядь и племянников. Инна начала рассказывать про папину библиотеку, да так интересно, что я включил маг. Потом взял с нее слово, что она расшифрует пленку и запишет, иначе все забудется. История-то эта поразительная.

12 июня. Инна все увиливает от расшифровки пленки с папиной библиотекой. Правда, времени у нее нет. Но клятвенно обещала заниматься этим хоть по полчаса в день.