Лотос
Шрифт:
В дверном проеме появляется Гейб, без рубашки, его голова стыдливо опущена.
– Извини, чувак. Мы не хотели разбудить тебя.
Танжерин натягивает улыбку, пробегая мимо меня и исчезая в ванной. Я поднимаю глаза на своего брата.
Он прочищает горло.
– Мы просто… играли в игру. В «Твистер». Знаешь, такая с разноцветными кружками и странными позами из йоги? Безумно весело.
– «Твистер»? – я хмурюсь еще сильнее. – Я предположил, что вы занимались сексом.
Рот Гейба складывается в букву «О», брови приподнимаются, ноги шаркают взад-вперед, как будто ему неудобно.
– Верно. Этим мы занимались тоже.
Танжерин выскальзывает из ванной и крадется на цыпочках мимо меня, как будто так она может остаться незамеченной. Люди странные.
– В любом случае извини, что разбудили тебя. Мы будем вести себя тихо, – заканчивает Гейб как раз в тот момент, когда Танжерин проносится мимо него и скрывается в темной спальне.
Он одаривает меня неловкой улыбкой и закрывает дверь.
Я со вздохом возвращаюсь в свою комнату, бросаю взгляд на ближайшие часы и понимаю, что уже почти четыре утра. Возможность определить время – это удобство, о котором я и не подозревал.
Я останавливаюсь перед окном своей спальни, бросаю взгляд на соседний дом и замечаю, что комната напротив меня темная и неподвижная. Сидни наверняка спит, как и большая часть мира. Я прокручиваю в голове несколько наших последних разговоров, заостряя внимание на выражении ее глаз в тот момент, когда сказал ей не приходить. Я чем-то обидел ее.
Конечно, я не хотел этого, и ее реакция заставила меня почувствовать себя неловко. Я не привык к этому чувству – к тому, что напоминает маленький клубок страха, распускающийся глубоко внутри. Мои эмоции всегда были довольно стабильными. Можно даже сказать, отсутствующими. Тревога или жалость могли подловить меня только в те моменты, когда я читал захватывающий роман или когда я впервые посмотрел «Принцессу-невесту» [12] . Человеческие эмоции смущающие и неожиданные.
12
«Принцесса-невеста» – американский приключенческий комедийно-романтический фильм 1987 года.
Но я не могу не задаться вопросом, не вызвала ли моя откровенность у Сидни такое же ужасное чувство. И эта мысль только усиливает чувство вины.
Я снова поворачиваюсь лицом к дальней стене. Она частично покрыта карандашными рисунками, создающими знакомый мир, в который я хотел бы убежать. Невероятные герои, новые приключения и загадки, а также прекрасная дама, нуждающаяся в спасении.
Я спасу ее. Я всегда это делаю.
Мои глаза поднимаются выше, читая два слова, которые составляли мне компанию в течение двух долгих десятилетий: «Летопись Лотоса».
Следующим днем я снова наблюдаю за птицами с бетонного крыльца, наслаждаясь тем, как изящно трепещут их крылья и как быстро и точно хватают еду их клювы. Я очарован.
Как только мои глаза привыкли к солнечному свету, я решил, что солнце – самое чудесное, что есть в свободе. Но по мере того, как я продолжаю познавать флору и фауну, звуки и запахи, мое мнение постоянно меняется.
Я ненадолго выхожу на улицу, – и тут же на своей лужайке появляется Сидни. Сперва я думаю, что она подойдет ко мне, но вместо того девушка посылает в мою сторону мимолетную улыбку и принимается
хлопотать во дворе. Я наблюдаю за ней. Она уходит к боковой части дома с резиновыми перчатками и инструментами, а затем начинает копать маленькие ямки. Перед моими глазами возникает расплывчатое видение о девушке, которая учит меня ухаживать за садом. Добрая, с мягким голосом девушка. Теплая и родная.Возможно, однажды она приходила ко мне во сне.
Пока я сижу на крыльце в раздумьях, мое внимание мечется между птицами и Сидни. Пернатые существа невероятны, но мой взгляд продолжает тянуться вправо, замирая на девушке, которая кажется мне очень важной. Она вытирает блестящий пот, стекающий по лбу, а после садится на землю, чтобы начать высаживать семена и луковицы.
Почувствовав на себе взгляд, Сидни поворачивается ко мне, – от этой внезапности я отвожу глаза. Но проходит совсем немного времени, прежде чем я искоса замечаю, как она неторопливо идет ко мне, вся в пятнах грязи. Я упорно продолжаю смотреть куда-то перед собой.
– Доброе утро, – тихо здоровается она, останавливаясь всего в нескольких метрах от меня. – На улице сегодня очень хорошо. Я решила пораньше заняться своим огородом.
Я прочищаю горло, наклоняя голову. Смысл слов ускользает от меня, как это часто случается.
– Послушай, я знаю, ты не хотел меня видеть, но…
– Я хотел тебя увидеть, – я вздрагиваю от звука собственного голоса, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. – Я просто не хотел, чтобы видели меня.
Тяжесть моего признания мгновенно смягчает ее, и она воспринимает мои слова как приглашение подойти ближе. Я окидываю ее взглядом, отмечая, что она выглядит совсем не так, как прошлой ночью. Она одета в футболку с изображением неизвестного мужчины, ее льняные волосы собраны наверх, а лицо больше не накрашено. Прошлой же ночью на ней был обтягивающий откровенный наряд, от которого у меня в животе защекотало.
Все это сбивает с толку.
От нее пахло чем-то сладким и приятным, чем-то, что я не мог определить. Сейчас от нее веет таким же ароматом, – особенно четко я его ощущаю, когда Сидни преодолевает расстояние между нами и садится рядом со мной на крыльцо. Наши плечи слегка соприкасаются, прежде чем я отодвигаюсь на сантиметр.
Мы долго сидим в тишине, оба загипнотизированные птицами, клюющими семена. Я с любопытством поглядываю в сторону девушки каждые несколько секунд, но не задерживаю взгляд слишком надолго.
– Ты очень талантливый художник, – говорит Сидни, нарушая тишину. – Я видела твои рисунки на стене. Ты сам научился?
Я заставляю себя медленно кивнуть.
– Да.
– Впечатляюще. Я тоже работаю в сфере изобразительного искусства… В основном я рисую. Я ходила на занятия, когда была моложе, но считаю, что в первую очередь мастерство зависит от практики и рвения.
Ее глаза сверлят меня – я чувствую их. Горящие и умоляющие. Она хочет, чтобы я ответил, дал ей малейшее представление о моем беспокойном разуме.
– Очевидно, что у тебя есть и то, и другое, – продолжает она. – Могу я спросить, что ты рисовал?
Сначала я хочу воздвигнуть вокруг себя еще больше стен и не пускать ее точно так же, как и остальных. Но в Сидни есть что-то особенное. Странная, манящая аура, которая заставляет меня убирать кирпичик за кирпичиком, приближая стену к разрушению.