Лов форели в верховьях Кодора

Как только я слез с валуна и пошёл вниз по течению, что маленькими негодяями правильно было расценено как бегство с поля боя, я услышал за своей спиной свист и победное гиканье.

Я нашёл мелководье и, вступив в жгучую, ледяную воду, перешёл рукав. Местами вода была почти по пояс и сильно толкала меня вперёд. Я старался не поскользнуться. Мокрые кеды делаются очень неустойчивыми. Рыбы в кармане, почувствовав близость родной стихии, подняли переполох.

Уже на отмели островка я услышал за спиной далёкий школьный звонок. Я оглянулся и увидел наверху на дороге бегущие фигурки маленьких разбойников. Тьфу ты, подумал я и неожиданно рассмеялся. Вода охладила мою ярость. Но теперь возвращаться назад не хотелось, и я пошёл дальше. Перешёл второй рукав и вышел на узкий зелёный берег. Почти вплотную к нему подходил буковый и кедровый лес. Выше по течению огромный бук низко, почти горизонтально накренился над водой. Ветви дерева уютно зеленели над несущимися струями.

Так как хорошего места поблизости не было видно, я решил попробовать ловить на самой стремнине. Теперь это было нестрашно, потому что я и так был весь мокрый. Я наживил крючок, выбрал глазами место поглубже и подошёл к нему, насколько мог.

Клёва не было. Я уже хотел было выйти на берег, как вдруг почувствовал, что леска за что-то зацепилась. Я решил не жалеть крючка и потянул за удилище. Леска туго натянулась, лопнула и сразу же всплыла. Оказывается, зацепился не крючок, а грузило.

Еле передвигая окоченевшие ноги, я вышел из воды. Запасного грузила у меня не было. Я нашёл продолговатый, сужающийся к середине камушек и привязал его к леске. Конечно, это была неважная замена, но хоть что-нибудь. Я решил попробовать удить с поваленного бука и направился к нему. После скользкого каменистого дна ступать по траве было приятно. В кедах почмокивала вода, иногда выплёскиваясь сквозь дырочки шнуровки. Ноги мои быстро отходили, набирались тепла, а тело, наоборот, начинало познабливать. Струйки холода всё чаще и чаще подымались по спине.

Я взобрался на толстый, местами замшелый ствол дерева и прошёл по нему до самой середины потока. Глубокая, зелёная вода, мягко всплескивая на ветвях, погруженных в неё, проносилась подо мной. Ветви, омываемые водой, зеленели как ни в чём не бывало.

Глубокая, зелёная вода, тихо журча, проносилась внизу. Тени веток слабо колыхались на её поверхности. Какая-то птичка, не заметив меня, села на ветку совсем рядом со мной. Вероятно, это была трясогузка. Во всяком случае, быстро озираясь, она непрерывно трясла своим длиннохвостым задиком. Заметив меня, вернее осознав, что я живое существо, она упорхнула, хлёстко чиркнув листиками бука.

Я закурил. Клёва всё не было. Я почувствовал, что здесь и так слишком хорошо, чтобы ещё и рыба хорошо ловилась. Пожалуй, мне даже не хотелось ловить форель. Я почувствовал, что насытился рыбалкой. Я приподнял удилище, сдёрнул камушек, намотал леску и положил удочку между двумя ветками.

Уходить не хотелось. Оттянув на бок тяжёлый карман с рыбами, я лёг животом на тёплый, прогретый солнцем ствол. Он слегка покачивался под напором воды, толкавшей погруженные в воду ветви. Близость глубокой, быстро бегущей воды усиливала ощущение покоя, неподвижности. От нагретого ствола подымался винный запах. Солнечные лучи сквозь мокрые брюки горячо притрагивались к ногам. Мох щекотал щеку, ствол покачивался, я погружался в сладкую дрёму. Муравей медленно пробирался по моей шее.

Сквозь дрёму я подумал, что давно не испытывал такого покоя. Может быть, и никогда не испытывал. Я подумал, что даже с любимой такого полного покоя никогда не было. Может быть, потому, что там всегда остаётся опасность, что она заговорит и все испортит. Но даже если не заговорит, ты краем сознания чувствуешь, что может заговорить, и тогда вообще неизвестно, чем всё это кончится. И потому такого полного блаженства, как здесь, там не получается. А здесь получается, потому что дерево никак не может заговорить, это уж точно…

Сквозь дрёму я услышал далёкий свист с того берега, Как из другой жизни. Продолжая дремать, я удивился, как он мог долететь с такого расстояния. Свист повторялся несколько раз, и, продолжая дремать, я каждый раз удивлялся, что слышу его.

Потом я услышал скандирующий голос, но разобрать слова было невозможно. Потом снова свист. Опять скандирующий голос. Потом я понял, что скандирующий голос и свист идут от какого-то одного настойчивого источника. Я догадался, что свист, как и скандирующий голос, издаётся несколькими людьми одновременно…

«Ма-ши-на!» — скорее почувствовал я, чем расслышал. Внезапная тревога пронзила меня. Я понял, что там, наверху, уже пришла машина, которая должна нас забрать, и сейчас вся группа ждёт меня одного. Я схватил удочку и сбежал со ствола.

Солнце стояло довольно высоко. Наверное, уже было часов одиннадцать. Я как-то совсем забыл о времени, и сейчас мне было неловко, что столько людей меня дожидается. Кроме того, я боялся, что они уедут, не дождавшись меня, а у меня и денег не оставалось на обратную дорогу, да и попутной машины когда дождёшься…

Не всматриваясь в брод, я бросился в воду и почти бегом перешёл рукав. Перебежав островок, я снова влез в воду. Здесь река была широкая и мелководная. Я бежал изо всех сил по мелководью, стараясь не поскользнуться и не ушибить ногу. Всё-таки несколько раз я чуть не упал, но каждый раз успевал опереться на удилище.

Уже совсем близко от берега я вдруг почувствовал, что вода делается всё глубже и глубже. Удержаться на ногах становилось всё труднее. «Что за чёрт!» — подумал я и остановился.

Вода была чуть выше пояса, но течение било с такой силой, что только удилище помогало удержаться. Я пожалел, что не спустился пониже, где я тогда довольно легко перешёл брод. В то же время трудно было поверить, что я не смогу выбраться в пяти метрах от берега. Я сделал шаг, стараясь изо всех сил налегать на удилище. Главное, не доверять ступающей ноге, не переносить на неё тяжесть, пока она не укрепилась на новом месте. Некоторые камни на дне, как только я становился на них, опрокидывались и смывались потоком. Вода все враждебней шумела вокруг меня. И вдруг я почувствовал, что уже не могу сделать ни шагу, потому что все силы уходят на то, чтобы удержаться на месте.

Я ощутил, как страх с какой-то пугающей быстротой начинает захлёстывать и размывать сознание. И, уже больше всего пугаясь этого страха, чтобы как-нибудь действием опередить его, я наклонился, насколько мог, против течения и быстро шагнул дальше. Мгновенно поток подхватил меня и потащил вниз. Тело моё погрузилось в холодную ледяную муть, и я сразу же нахлебался воды.

Я успел вынырнуть, нащупать ногами дно, но меня снова повалило и потащило дальше, а я из какого-то упрямства продолжал сжимать удилище. Я снова нахлебался, но на этот раз, вынырнув, сразу же отбросил удилище и поплыл изо всех сил. Меня продолжало сносить со страшной быстротой, и с такой же быстротой, я чувствовал, убывают силы. Всё же я приблизился к берегу и успел ухватиться за какой-то камень, чувствуя, что подтянуться сил уже не хватает. Надо было удержаться, чтобы передохнуть, восстановить сбитое дыхание.

Но тут вдруг я увидел протянутую руку, вцепился в неё, и мы вдвоём выволокли на берег моё тело.

Это был Люсик. Голова кружилась, поташнивало. Все ещё сидя на прибрежной гальке, я медленно приходил в себя.

— Я вам кричал, — сказал Люсик, — разве вы не слыхали?

— Нет, — сказал я. Может, он ничего не заметил, подумал я. Просто подал руку, и всё. Мне хотелось, чтоб он не знал обо всём этом.

— Мы давно позавтракали, машина ждёт, — терпеливо напомнил Люсик.

— Сейчас, — сказал я и с трудом встал.