Ловчий

— Что надумали, Дмитрий Сергеевич?

Я не торопясь посмаковал напиток.

— Анатолий Евгеньевич, недавно мне уже приходилось искать то, не знаю что. Ваши данные полнее. Хорошо. Я готов решить этот ребус.

— Когда сможете приступить?

— Уже приступил.

— Что требуется от меня?

— Тот самый пароль, о котором вы говорили, какой-нибудь телефон для оперативной связи и двух-трех орлов, которые помогут мне завязать знакомство с Ириной. Времени на длительное ухаживание, к сожалению, нет. Плюс дополнительная информация… Ну и деньги.

Еще около часа мы с Глушенковым обсуждали детали предстоящей операции.

Вернувшись в город, я позвонил своему приятелю Мише, широко известному в узких кругах тем, что он из года в год собирал и систематизировал газетные и журнальные вырезки.

Миша ответил, что в свое время о деле Мирзоева не писал только ленивый. Каждая центральная газета сочла своим долгом откомандировать туда спецкора. В его архиве хранится отдельная, весьма пухлая папка с интересующей меня информацией. Можно ли посмотреть ее сегодня? Господи, да конечно!

(В былые годы я почти не читал газет, оттого мои сведения о партийце-феодале были крайне скудны. Но с помощью Миши я рассчитывал быстро восполнить этот пробел.)

Да, папочка оказалась солидной. Кило на полтора. Несколько сотен вырезок из самых разнообразных источников — от центральных изданий до среднеазиатских районов. Впрочем, большим разнообразием тексты не отличались.

Тем не менее общая картина чуть прояснилась.

Материалы не содержали и намека на организованную банду. Ни словом не упоминалось о наркотиках, чему я, вообще-то, не удивился. В ту славную эпоху считалось, что наркомании в нашей могучей державе нет и быть не может. Нет наркомании — нет и наркотиков.

Речь шла исключительно о бывшем коммунисте, бывшем директоре агрообъединения, бывшем члене различных районных бюро и комитетов Гафуре Мирзоеве, который, пользуясь бесконтрольностью со стороны вышестоящих инстанций, учредил на подведомственной территории режим средневекового рабства. Он присвоил огромные средства, обкрадывая государство, жил в роскоши, имел четырех жен. Этот новоявленный бай, этот презренный перерожденец нещадно эксплуатировал трудящихся, измывался над святынями, подавлял малейшие проявления критики, а неугодных бросал в страшный зиндан — подземный бетонный бункер, где некоторые провели по нескольку лет, не видя солнечного света. Без его ведома никто не смел отлучиться за пределы хозяйства либо отправить письмо. Когда ему показалось, что некий паренек отрастил слишком длинные волосы, он взял ножницы и лично отхватил тому вместе с чубом пол-уха. Он установил право первой ночи, он… Ну и так далее в том же духе. Словом — бай, феодал, самодур, тиран, предавший интересы партии и обманувший доверие народа.

Одни статьи, написанные умелой рукой, были преисполнены благородного гнева (такое не должно повториться!), другие напоминали протокол, третьи откровенно смаковали бытовые подробности, но ни в одной не говорилось о Путинцеве, Джамале и иже с ними. Все грехи достались Мирзоеву. Видимо, была дана команда выпустить пар. Впрочем, готовилась облава на более крупных персон, и эти статьи должны были создать благоприятный фон для грядущих разоблачений. Тут не до мелкоты.

Выяснилась еще одна важная деталь.

По ходу разговора с Глушенковым у меня почему-то сложилось впечатление, что Мирзоев проказничал именно в Ак-Ляйляке. Но нет. Вотчиной Мирзоева являлся колхоз имени Свердлова с населением тридцать тысяч человек, расположенный в долине. (Тридцать тысяч, присвистнул я. Если он и вправду пользовался правом первой ночи, сколько же восточных красавиц прошло через его постель?) Что же касается Ак-Ляйляка, то территориально он не входил во владение Мирзоева. Это была его малая родина, где он появился на свет, откуда черпал верные кадры и где в конце концов нашел свою смерть.

Я еще раз переворошил вырезки.

Старая добрая публицистика, когда-то волновавшая умы и сердца, а ныне представляющая интерес лишь для чудаков вроде Миши…

А не потому ли исчез Мирзоев, что это было выгодно многим?

М-м… Вряд ли. Тогда ему не позволили бы спрятать драгоценный сундучок. А может, он сумел уйти через горы какими-то тайными тропами и здравствует до сих пор? Может, он уже забрал сундучок?

Нет. В этом случае Путинцев не стал бы снаряжать «экспедицию». Путинцев абсолютно уверен, что Мирзоев мертв. Уверен, потому что сам его застрелил.

А где же труп? Три недели искали и не нашли. Ответ однозначен. Труп — в тайнике. Рядом с сундучком. Значит, это довольно внушительная полость. Возможно, там есть еще кое-что, что я могу рассматривать как персональную добычу.

А что все-таки в сундучке? Глушенков знает. Но не скажет. Ну-ну… Поглядим.

II Ирина

План пришлось менять с самого начала.

Я опоздал. Ирина уже нашла спутника. Об этом мне сообщил Артур, ладно скроенный, улыбчивый парень, встретивший нашу группу на Московском вокзале. Артур, как и прибывшие со мной молодые люди — Вадим и Роман, работал на Глушенкова. Вот уже три дня он наблюдал за Ириной и сумел собрать богатую информацию.

Поступил он просто: подключился к домашнему телефону Ирины, которая обожает «висеть на проводе». У нее масса знакомых — и мужчин, и женщин, и она не считает, что «молчание — золото». Правда, особа себе на уме, одним говорит одно, другим — другое, умело интригует, сводит, разводит, мирит, ссорит, — словом, царствует в своем маленьком мирке. У нее уйма поклонников разной степени близости, и она жонглирует ими, как циркач шарами, держа на коротком поводке.

Роковой красавицей не назовешь, но изюминка в ней есть. И не одна. Этакий кекс, сладкая булочка. Ангельская улыбка, мягкие манеры, томность в очах, но, по сути, это холодное и расчетливое существо, которое не упустит своей выгоды. Любит застолье, рестораны, вечеринки, где обычно становится центром внимания. Соперниц жестоко вытесняет. Умеет пить. Любимый напиток — ликер «Старый Таллин».

(«На всякий случай я припас несколько бутылок», — сообщил Артур. Умница.)

В своих действиях никому не дает отчет, может поддаться минутному капризу.

В последние дни интенсивно обзванивает знакомых мужчин. В середине разговора, как бы между прочим, сообщает со вздохом, что собралась проведать больного забайкальского родственника, но боится лететь одна в такую даль. Родственник, дескать, бобыль, обитает в собственном уютном домике, есть где остановиться… Намек достаточно прозрачный. Можно не сомневаться, что многие сочли бы за честь сопровождать Ирину, надеясь на море удовольствий, но… Это все занятой народ: бизнесмены, банкиры, солидные чиновники. Сейчас, после сезона летних отпусков, они никак не могут забросить дела «на десять-двенадцать дней», как того требует Ирина, тем более она проговаривается, что, возможно, «придется на обратном пути заскочить еще в одно место».

Но сегодня утром дал согласие некий Леонид, владелец небольшого частного предприятия по закупкам кожевенного сырья. Видимо, он решил, что шкуры подождут. Судя по отдельным фразам, года два назад между ними был бурный роман. Затем Ирина бросила наскучившего любовника. Леонид же страдал все это время, предпринимая отчаянные попытки возобновить былые отношения.

Он страшно обрадовался звонку и заранее согласился на все условия, особенно узнав, что там они будут вдвоем под одной крышей.