Ловцы снов

Любительница больших каблуков...

Я провожаю ее взглядом до самого выхода, следя за движениями вплоть до того момента, как захлопывается старая пластиковая дверь с непрозрачным окошком сверху, и снова оборачиваюсь к оставшемуся недвижимым Лунному, на этот раз ожидая - действительно ожидая - услышать все ответы.

– Как?.. Как такое возможно?
– мой негромкий голос даже мне самому кажется страшным. Но еще в большей степени - растерянным.

Эдмунд Александрович пожимает плечами. Коротким, отрывистым, словно переброшенным через собственные раздумья движением, пододвигается вместе со стулом ближе ко мне.

– Понимаешь, Антон... есть смерти из разряда тех, которые не должны были произойти. Но случились - по вине ли обстоятельств, времени, собранных ли вместе нелепых случайностей. Такие смерти можно было бы предотвратить

Другой вопрос, что сделать это именно ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ усилиями становится уже невозможно, потому что данность события разрастается в прошлое. Уходит в него.

– Тогда я не понимаю... Как?..

– Энергия, Антон. Энергия. Она единственное в этом мире, что не зависит ни от пространства, ни от времени. Она обособленна и автономна. Она может все, она у нас в голове - в наших стремлениях, надеждах, желаниях. Ты когда-нибудь слышал о том, что наша мысль может стать материальна?..

– И все равно - я не понимаю. Отчего тогда никто не знает этого способа?
– я пропуская вопрос Лунного мимо ушей, потому что действительно - не понимаю.

Он упреждающе качает головой, глядя мне в глаза с каким-то уловимым отблеском сочувствия:

– Цена такого возврата - жизнь за жизнь, Антон. Умирая сам, ты можешь передать всю свою энергию, все непрожитые годы кому-то другому. Как думаешь, многие ли люди в этом мире действительно способны отдать свою жизнь за любимого человека?..

Я молчу. Возможно, слишком долго, почти целую вечность, но что-то в его голосе заставляет меня задать этот вопрос:

– ВЫ бы отдали?

– Легко рассуждать об этом живым, не так ли?..
– Псовский отвечает сразу, парируя мой ответ, но теперь это "что-то" в его голосе заставляет меня по-настоящему задуматься, упустив проскользнувшую в прозвучавших словах горечь.

Я вспоминаю ее, Вику. Мою Вику, мою далеко не первую любовь, оказавшуюся настоящей. И ее глаза. До - и после той смертельной необратимой черты, перешагнуть через которую ее принудили эти нелепые "обстоятельства".

Когда какой-то обкурившийся подросток-наркоман пырнул ее ножом в темном подъезде ради пары сотен рублей, чтобы купить на них выпивки.

Обо всем этом я узнал уже гораздо позже. Гораздо позже - возвратившись несколько дней спустя из другого города, куда уезжал к родителям, после встречи с ней самой в том тенистом весеннем переулке, после всех уже выяснений, но самое главное, что я понял тогда, - меня НЕ БЫЛО с ней рядом в тот момент. Не было рядом того, кто мог защитить.

А она ждала.

Она так меня ждала...

"...Думай об этом не так, словно спасаешь себя, а как о поступках, которые ты совершаешь в части общего дела, чтобы спасти других. Предотвратить то, что произошло с тобой самим, понимаешь?.."

...Я не понимал. Но голос, терпеливо вещавший откуда-то свыше, над головой, был настойчив. Спокоен и уверен в себе, так, как бывают уверены только те, кто в полную меру познал на себе смысл своего знания. Он заставлял меня поверить, что все сказанное им - правда. Заставлял меня тем, что сам был горд собственными словами.

И я поверил. Свято, слепо и безоглядно. Поверил не потому, что сильно хотел этого, а потому, что перед глазами стояла туманно-мутная пелена. И неотрывный, подмигивающий нахально и весело искристо-улыбчивый взгляд знакомых зеленых глаз.

И то, во что он в конечной степени превратился.

После окончательной смерти Вики мне дали три дня, чтобы подумать.

И я думал все эти дни, не переставая.

А потом явился в Штаб...

– ...Дина Кукушина теперь связана с нами. Со всем Отделом теперь - тоже, - Эдмунд Александрович неожиданно снова подает голос, и на этот раз я слышу в нем лишь спокойную, прохладную и привычную сонную сдержанность. Только теперь подозреваю - это вранье.

– В смысле?

– А она не рассказывала тебе, что случилось? Что она ВИДЕЛА в тот вечер прежде, чем попасть под машину?..
– в его голосе звучит пауза и какое-то легкое, но вполне ожидаемое удивление моей неосведомленность.

"Есть люди, способные видеть вокруг себя нечто большее, чем просто тот слой реальности, что маячит перед носом. В этом и главная суть отбора сотрудников в любые Отделы..." - слова из забытого под железной ступенькой конспекта всплывают перед глазами словно сами собой, перефразированные в какую-то разговорную интерпретацию. А, может, кто-то просто хочет, чтобы они всплыли...

– Нет...

– Тогда сам и спросишь, - спокойная интонация, которую, кажется, невозможно вывести из себя.

– Где она?

– Ждет в коридоре. Кажется, отошла переговорить с твоим лечащим врачом, но скоро должна вернуться. Я передам, что ты ждешь ее...

– Хорошо, - первая его человеческая эмоция за все время, что я знаю начальника. В Отделе поговаривают, он тоже когда-то был Ловцом, причем своего рода гениальным, но что-то случилось после - что-то, что навсегда изменило отношение Псовского, что к окружающим, что - к сути собственного дела. Но никто не знает, что же произошло.

...Лунный встает, намереваясь уйти, но останавливается на половине пути до двери, что-то вспомнив.

– Передавай привет своей Дине, - он произносит это своим, привычно-спокойным, привыкшим ко всему голосу, и мне почему-то сразу становится не по себе, хотя я не знаю, из-за чего.
– Повторюсь, мы с ней переговорили накануне, выяснили все подробности ее истории и кое-что по поводу ее выяснившихся способностей...

– Но вы же понимаете, что я этого просто так не оставлю?

– Понимаю, - произносит Лунный, снова абсолютно спокойно, ни разу не дрогнув.

Эдмунд Александрович возвращается к кровати, доставая на ходу что-то из внутреннего кармана пиджака.

– Вот, чуть не забыл. Подаришь... Считай, что приглашение... и моральная компенсация...

Он вертит у меня перед глазами какой-то плоской квадратной коробочкой, другой рукой отодвигает ящик низкой и серой прикроватной тумбочки и сует подарок туда.
– Не забудь. И не смей открывать раньше.

В голосе начальника я чую какую-то дрожь, желающую обратить серьезное в шутку, как будто даже после всего произошедшего от чувствует себя неудобно рядом со мной. И согласно киваю, все еще не отрывая взгляда от его рук с крупными, испещрившими кожу изнутри зеленоватыми венами. Мне кажется, что он устал.