Ловец

– На тебя поступила жалоба от некой мисс Шенны. Ты домогался ее, а ее платье оказалось испорченным… И она даже принесла клятву на крови, что все написанное – верно, – глядя в строки бланка, начал мессир. А потом опустил бумагу на стол и, уперев в лакированную столешницу кулаки, сурово добавил: – Я все понимаю, Тэд, но сейчас, когда участились побеги душ, да причем не абы каких, а с красной меткой… Печенкой чую, что–то серьезное назревает. А тут ты, с обесчещенными девицами…

Начальник выдохнул и уже более миролюбиво продолжил.

– Да, закон дает ловцам поблажки. И наказания для сынов Оплота, кроме как штрафа, за подобные проступки не предусмотрено… Но будь добр, сделай так, чтобы мне больше не приходилось слушать высокоморальных речей из уст помятых тобою девиц.

Мессир Логан все более успокаивался, а Тэд, наоборот, внутренне закипал. Едва начальник закончил, ловец тут же осведомился:

– Разрешите идти?

– Да, – бросил, отворачиваясь, Логан и добавил через плечо. – И выплати причитающиеся девке десять талеров.

Тэд лишь скрипнул зубами: пятерка элитных шлюх стоила дешевле.

Шенни

Босые пятки кусал холод булыжника, осенний ветер продувал мое полусгоревшее платье насквозь, но вот странность: я не чувствовала в теле той ломоты и боли, что скручивала меня в тугой узел еще с утра. Словно внутри пробило какую–то плотину, и хлынувшая вода заполнила все ямы, выбоины, разломы, раны. И не только в душе, но и на коже.

А потом до меня дошло: магия. То, что сдерживалось посредством зелий столько лет, вырвалось наружу. Это ей я обязана такой резвой реабилитацией. А вслед за пониманием такого простого следствия, вспомнилась и причина: мой дорогой супруг, чтоб он сгорел в огненной бездне!

Вчера, когда я очнулась, мне не хотелось ровным счетом ничего. Но сегодня я была зла. Не просто зла, а в ярости. Неужели все мужчины одинаковы? Прикрываются любовью или должностью, а на самом деле?

С мужем все оказалось кристально ясно: твердил мне, как я ему дорога, а в итоге предпочел найти подешевле и подоступнее. Но и с сытой жизнью расставиться не захотел.

До жути захотелось, чтобы Грег поплатился за все. Чтобы его осудили за убийства Стэна и Лили присяжные, а за то, что чуть не выжег у меня магию – ареопаг ловцов. Но самый простой вариант – обратиться в полицию – ныне вызывал сомнения. А все из–за того ловца, который прямым текстом заявил, что не прочь разложить меня прямо на кухонном столе или получить иную плату.

А что, если благородство ловцов – такой же миф, как и забота Грега? Что, если над моей попыткой заявить на мужа просто посмеются, или вообще выдадут на руки благоверному?

Мой привычный мир с незыблемыми ценностями рушился, разлетался, как ворох осенний листвы под порывом ветра. А ведь маманька всегда говорила, что лучше Грега супруга мне не найти, что нас защищает магия барьера, а полиция – всегда ловит и наказывает бандитов. Ловцы – непогрешимы и следят за тем, чтобы не нарушались магические законы. А на деле…

Но моя маменька всегда была категорична. Всегда образцова. Всегда права. А отец… Он просто любил. И считал, что мир не состоит из черного и белого. А еще был по уши влюблен в свое дело. Поэтому–то и не мешал матушке воспитывать меня так, как она считала нужным: покладистая смиренная дочь, аристократка благородных кровей.

Маменька всегда гордилась, что в моих жилах нет «плебейской магии». Ведь словно в насмешку над знатью, дар под натиском договорных браков и межродственных союзов изжил себя среди аристократии. Способность к магии перекочевала к тем, чей род мог похвастаться потомственными поварами и рыбаками, но никак не «голубизной крови». И лишь изредка в семьях аристократов рождались дети со способностями. Такими отпрысками обычно гордились, их отправляли учиться в Академию магии, а самых сильных – в Оплот. Но для моей маменьки такой дар у дитя – словно клеймо, кричавшее всем и каждому, что она не так далеко ушла от простолюдинов, а ее дочь будет обязана учиться. И, о ужас! Потом ее дщери наверняка придется еще и работать магиней. В маменькином понимании большего позора для благородной леди, чем работа, не существовало.

От догадки я споткнулась. Больно ушибла мизинец и заскакала на одной ноге, вынырнув из мыслей. И ухо сразу же резануло насмешливое:

– Вы только посмотрите на эту прошмандовку… Утро еще только, а она уже скачет, цветёт и пахнет…

Оказалось, что я проходила мимо обшарпанного подъезда, вход в который сторожили три старые гарпии, вооружённые клюками, вязанием и ехидством.

Колючий взгляд одной из замшелых блюстительниц нравов прошелся по моим босым ногам, голым плечам и чересчур откровенному вырезу.

Это-то меня и добило.

– И вам доброго утречка …– пропела я. – Если сами так не можете, то завидуйте хотя бы молча.

Слова сорвались раньше, чем я успела подумать.

Сказанное попало в благодатную болотную почву, которая тут же захлюпала. Местные кикиморы, не найдя сразу, что ответить, воинственно застучали вязальными спицами и зашамками проклятьями. Но после встречи с призраком все это показалось мне комариным писком.

А вот мысль, которая и заставила меня отрешиться от реальности, звучала в мозгах не хуже паромного гудка: маменька всегда благоволила Грегу, маменька была со мной в тот миг, когда у меня случился приступ, вызванный известием о смерти отца… Именно маменьке, а не мне, прибывший лекарь объяснил причины и выписал мне микстуру, у которой был столь же отвратный вкус, как и у того лекарства, которым меня поила старуха Фло.

Правда, капли спустя месяц мне давать перестали, но я начала болеть, а в дом каждый день на послеполуденный чай зачастил Грег.

Я шла дальше по улице, не замечая летящих в спину окриков старух, думая лишь об одном: могу ли я вообще кому–то в этом мире доверять? Ведь супруг наверняка от родительницы узнал, чем именно меня нужно «лечить»?

Умом я понимала, что во всем этом должна разбираться полиция, а если дело коснется магии, то и ловцы. Но теперь поверить в справедливость правосудия…

А если проверить? Для начала хотя бы на примере того же распоясавшегося ловца. Решив все для себя, я резко остановилась. Покрутила головой из стороны в сторону. Улица оказалась на диво безлюдной, не считая тех трех старушенций, что еще сыпали проклятиями в след «срамной девице».

Девица в моем лице развернулась и целеустремленной походкой двинулась на них. Старушки, видя это, замерли, словно кролики, узревшие удава.

– Уважаемые, а где здесь отделение стражей Оплота? – задала я вопрос без обиняков, посчитав, что мы вроде как недавно горячо приветствовали друг друга и обменивались комплиментами.

Видимо, спроси я их, где тут ближайший бордель или крематорий, они удивились бы меньше и ткнули пальцем хотя бы в одну сторону. А так перст первой указывал налево, второй – направо. А третья вообще устремила большой палец себе за спину, в чрево подъезда.

Наконец, представительницы второй древнейшей профессии на земле (оная же – четвертая власть) отошли от моего хамского выпада и начали оттявкиваться отборной бранью. Судя по сказанному, передо мной были как минимум доктора медицинских наук: столь заковыристо они величали отдельные части тела и болезни оных. А с виду такие приличные, не обремененные анатомическими познаниями старушки…