Ловец
Шрифт:
Глава 8. Реакция
Зависаю на несколько секунд, пытаясь понять, что я ощущаю… но мозг быстро выдает защитную реакцию, и вот руки уже сами отталкивают молодого человека, а тело вжимается в бортик крыши так, что спина отзывается болью.
— Ты что творишь? — то ли недоумеваю, то ли отчитываю парня, стараясь делать это шепотом.
— Ты странная. В тебе совсем нет романтики, — выдает этот… (ЭТОТ!..), натягивая обратно свой респиратор.
— Романтики?! При чем тут романтика?! Ты для меня — незнакомый
— Точно — странная, — усмехается молодой человек и поднимается на ноги, — не пугайся, это был первый и последний раз. Обычно я никого не принуждаю.
— Обычно? — хватаюсь за его слова, — Но у меня ты вообще не спрашивал!
— Верно. Это было грубо с моей стороны. Прости.
И вновь мне чудится, что он усмехается — но по лицу уже не разглядеть. Слишком темно вокруг.
— Сама спустишься? Или тебе помочь? — склонив голову, уточняет парень в маске.
— Сама спущусь! — тут же выпаливаю, не задумываясь.
— Самостоятельная.
Нет, на этот раз он точно усмехнулся!
Я что, такая смешная?!
— Иди, мир спасай, — огрызаюсь в ответ, но сама тут же начинаю стыдиться своих слов.
А молчание, последовавшее после них, еще больше меня напрягает.
— Я не говорил, что моя задача — спасать мир, — спокойно произносит парень в маске, — более того: «спасение мира» — это далеко не моя задача, — ровно добавляет он.
— Тогда какая у тебя задача? Спасать меня? — спрашиваю в лоб.
— Да, я знаю, тебе это не особо нравится. Но ничего не могу поделать: ты нужна мне живой и невредимой, — уже более холодным голосом отвечает парень, затем разворачивается и уходит, быстро сливаясь с темнотой.
— Что? Живой и невредимой? — удивленно повторяю то, что поразило меня больше всего.
Почему именно живой и невредимой? Чего ему нужно от меня?..
Чуть расслабляю тело и откидываюсь спиной на стену. Прикасаюсь пальцами к губам, вспоминая то, что произошло между нами пару минут назад.
Он поцеловал меня. Что за чушь? Зачем? Неужели Динь-динь была права?.. Но его последние слова… ему явно нужны не "мои ответные чувства", так что дело не в симпатии — несмотря на то, что сам парень в маске пытается убедить меня в обратном.
Странные звуки заставляют меня отмереть и развернуться, вглядываясь в то, что происходило внизу: а там творился полный хаос! Бойцы ОМОНа скручивали тех, кто не успел разбежаться при виде бравых ребят в спец. форме; люди Лина громко матерились, пытаясь объяснить, что не их вязать нужно, а их противники кричали, что те не понимают, с кем связались. Короче, полный кавардак — как обычно в пятницу вечером…
Встаю и иду к лестнице. Чем бы там дело ни закончилось, я должна доработать смену: самое страшное уже произошло, и в клубе, наверняка, остались только самые смелые и самые пьяные — но и от них я буду ждать милости в виде чаевых. А что делать? Я не могу позволить себе махнуть рукой и послать все к чертям. Пусть ипотечный кредит в этом месяце погашен, мне еще много чего нужно купить — а на это нужны деньги.
Так что спускаюсь вниз, стараясь мыслить позитивно… как вдруг останавливаюсь, вспоминая, как он помогал мне забраться наверх — как подсаживал,
как придерживал за талию…А после — как поцеловал меня…
Низ живота стягивает в узел от желания… повторения?..
— Мать, ты рехнулась? — спрашиваю у себя самой, напряженно вцепившись в перила.
Нет, я серьезно рехнулась.
Ведь я даже лица его не видела!
И пусть его губы по ощущениям теплые и мягкие… может, он альбинос вообще, и у него глаза красные!
Простите меня все альбиносы!
Я ничего против вас не имею! Что за бардак творится е моей голове?!
Да и глаза у того парня явно не красные, я же видела, тогда — в первую встречу. Они у него темного цвета: может, темно зеленые, может, карие. Но точно не голубые и не серые…
Осторожно спускаюсь вниз, аккуратно спрыгиваю на асфальт и бреду в сторону клуба.
Неужели я теперь буду постоянно вспоминать об этом?..
Час спустя…
Черт, это вообще когда-нибудь выветрится из моей головы?!
Мычу, зажмурившись и пугая своего коллегу.
— Стася, не нужно так переживать. Это вообще не наша вина, так что чего ты себя коришь? — нахмурившись, спрашивает Даня, натирая бокал до блеска.
— А? — поворачиваю к нему голову, вспоминаю о том, кто он, и что я здесь делаю, и отвечаю, — А… да. Да, нельзя постоянно думать об этом.
— Вот и я про то же! Тем более начальник сам похвалил тебя — что ты вовремя позвонила и вызвала его. А то, что из клуба ушла — так никто тебя не винит: тут такое творилось… я бы и сам тебя прогнал на улицу или спрятал где — если б знал, где ты в тот момент находилась.
— А? — до меня, наконец, доходит, о чем он, и я постепенно включаюсь в разговор, — Я же говорила: я в випке была. А потом решила позвонить директору — когда поняла, что происходит что-то не то…
— А Лин вообще обнаглел, — понижая голос, замечает Даня, — я не расист, но в такие моменты думаю, что Россия — для русских, как бы неправильно это ни звучало.
— У нас многонациональная страна, — дипломатично отзываюсь.
— Он не из Бурятии, не из Хакассии, не из Киргизии и даже не из Якутии. Он из Кореи, — без особого почтения напоминает Даня.
— Я в курсе, — негромко подтверждаю, — и то, что он тебе не нравится, не делает тебя расистом. В первую очередь ты оцениваешь самого человека, а не его национальность — уж я-то знаю, — улыбаюсь ему, помогая с посудой.
Его девушка из Таиланда. Как можно обвинить его в расизме? А Лин и мне не нравится. В отличие от Чону…
— Как думаешь, что тут творилось?
Внимательно смотрю на Даню. Он хоть и общительный, но обычно не такой любопытный. Что же его так зацепило?
— Разборки двух группировок, — отвечаю ровно, погружаясь в важный процесс сортировки бутылок.
— Стася.
Поднимаю голову и смотрю на него.
— Ты можешь продолжать держать нейтралитет и пытаться делать вид, что твое дело — сторона. Но ты находишься под защитой отца Лина, твой телефон единственный смог дозвониться до директора, в отличие от остальных, и ты ушла из клуба перед тем, как прибыл отряд омона. Хотя бы рядом со мной не делай вид, что ты не в курсе дел.