Лови любовь на живца

– Тебе он и так всё расскажет, но по-своему, что бы заманить в ловушку, как сейчас ты это сделала со мной.

– Я тебя ни куда не заманивала. – Еле говорила я, между его поцелуями.- Ты сам меня привёл к этой двери, и….

– И не жалею об этом… Здесь так романтично, а ты такая сладкая, да ещё эта зловещая темнота, да враги за стеной. Всё это …обостряет чувства. А как ты думаешь?

А как я могла думать? Я думать…не могла. Всё моё тело горело, голова вместе с мыслями «уплывала в нирвану», а ноги были ватными. Я уже мечтала о том, что бы прилечь… Что? Прилечь? О, нет…

Я еле оторвалась от Эжена и сказала. – Давай выбираться из этой кладовки. Мне надо поговорить с крёстной, что бы предупредить…

Новая волна ласк Эжена заставила меня забыть о крёстной…

Короче говоря, вошла я в свою квартиру только через час. Но за этот час мы с Эженом выработали определённый план действий. Эжен предположил, что Олег Сомов говорил о нём, как о своём помощнике, которого он засудит, если тот ему не поможет. Поэтому он решил сам «идти в логово зверя», так сказать …живцом. А мне отводилась роль ничего не понимающей невесты господина Сомова, то есть «подсадной утки». Я была обязана держать язык за зубами и не говорить ни о чем, ни со Стёпой, ни с крёстной. И только звонить Эжену каждые полчаса, где бы я ни находилась, говорить в трубку «ку-ку», если всё хорошо, или вопить о помощи, если …

А вот об «если» я и думать не хотела. Если Олег Сомов приблизится ко мне хоть на шаг, то я…буду драться. Живой я ему не дамся. Пусть не надеется.

Меня сейчас интересовала крёстная. С какой просьбой она ко мне придёт? Но весь день прошёл спокойно в рабочей обстановке. Правда Эжен так и не появился, зато я каждые полчаса звонила ему, куковала в трубку, как бешенная кукушка, пугая не только своих работников, но и крёстную. Она неоднократно спрашивала, что со мной происходит, но я только улыбалась и говорила, что всё хорошо.

Все было хорошо, пока не…появился Стёпа. Он вошёл в галерею с видом «побитой собаки» так, по крайне мере, мне сказала крёстная, и попросила меня к нему спуститься в фойе.

– А почему он сам не может подняться в кабинет?- Удивилась и насторожилась я.

– Потому что он хочет перед тобой извиниться за одно, как он сказал, поганенькое дельце. Анюта, надеюсь, что ты ему доверяешь? Мне не понравился его взгляд. И вообще он на себя не похож. И куда делся его петушиный напор и голос?

Мне стало интересно посмотреть на удивительное преображение Стёпы, и я, взяв сумочку, вышла из кабинета. С балкона второго этажа я почти минут десять смотрела на своего школьного друга и придумывала ему наказание за предательство.

Ступа явно нервничал. Он почесывал затылок, тёр ладони друг о друга, отряхивал со своего костюма невидимые соринки, не мог стоять спокойно, переминался с ноги на ногу…

Я продолжала за ним наблюдать, медленно спускаясь на лестнице вниз. И вскоре он меня заметил и бросился ко мне со словами. – Наконец-то ты пришла, Анюта. Нам надо спешить…. Пошли…

Он схватил меня за руку и дёрнул за собой, но я воспротивилась. – Стой, Стёпа. Куда ты меня тащишь? Я никуда не пойду.

– Пойдёшь! Ты должна это сделать. Идём. Я тебе всё объясню по дороге.

– Нет. – Я выдернула свою руку из его руки и потёрла её. – Мне больно, Стёпа. Неужели не понятно?

– Хорошо, извини. – Он приподнял ладони вверх. – Но мы должны туда прийти, ради тебя. В мэрии собирается пресс-конференция по поводу отъезда Олега Сомова. Он хочет уйти достойно и для этого ты тоже должна там присутствовать. Он хочет попросить прощения у тебя так, что бы твоя галерея ни пострадала. Во всех газетах только и пишут, что выставка импрессионистов господина Лароша становится не интересной без работы Сомова – инсталляции «Разум». После того, как это француз сам подмочил свою репутацию любовными похождениями в нашем городе и даже позволил себя женить, находясь в пьяном состоянии на женщине, которая теперь вынуждена скрываться из-за своего поступка, кто пойдёт на его выставку? Олег чувствует свою вину перед ним и перед тобой. Да и ты тоже, отказала ему в любви, напала в ресторане, тем самым настроила против себя большую часть населения города…

– Не говори чушь! – Возмутилась я.
– Это пресса всё переиначила.

– Вот, поэтому, Сомов и хочет всё поставить на свои места, а ты сопротивляешься. Идём. – Он вновь схватил меня за руку. – Конференция уже началась, мы опаздываем.

Я не знала, что делать. С одной стороны, зная заговор Сомова и Стёпы, я опасалась его провокации. А с другой стороны – эта конференция и извинения Сомова поправят и мою репутацию с галерей, и репутацию Эжена.

Стёпа вновь дёрнул меня за руку. – Анюта, не будь ослом. Чего ты боишься? Там же будет вся пресса города.

Последние слова Стёпы меня убедили, и мы вышли из галереи. А ещё через полчаса, когда мы вошли в здание мэрии, и нас встретила толпа журналистов, то и вовсе успокоилась.

Пресс-конференция Сомова меня удивила. В большой зале на сцене за столом сидели мэр города, его сын – Олег Сомов, рядом с ним Эжен Ларош.

Стёпа проводил меня к сцене и передал «из рук в руки» Олегу Сомову, который учтиво поцеловал мою руку и усадил рядом с собой по другую сторону от Эжена. С Эженом поговорить нам так и не пришлось. Мы успели лишь переглянуться.

Олег вёл пресс-конференция спокойно и с достоинством, рассказывая журналистам, что вынужден уехать в Париж для показа своей инсталляции в Лувре. Только поэтому он вынужден отказать мне и Эжену Ларошу в участии в выставке в нашем городе. В конце своей пылкой речи, он пообещал, что обязательно привезёт свою работу в его родной город и надеется, что она будет выставлена в моей галерее. Ещё он с сожалением в голосе сказал, что хоть сердце его и разбито любовью ко мне, но он с пониманием к этому подошёл, понимая, что сердцу не прикажешь. Он попросил у меня прощения за свою настойчивую любовь ко мне, и тем самым вызвал восторг и сочувствие у всех присутствующих в зале.

Я была «в восторге» от его игры. Спектакль самобичевания и самолюбования Сомова мне изрядно надоем, но … что мне оставалось делать? Я, конечно, приняла его извинения и пообещала предоставить его работе большой зал в моей галерее. И тоже попросила прощения, что не могу ответить на его любовь. Глядя на публику, я понимала, что они были готовы освистать меня, но меня это не беспокоило. А забеспокоило меня совсем другое.

Степан сидел в зале среди журналистов и гостей и смотрел на меня с грустью. Он явно чувствовал себя «не в своей тарелке», и тут в зале появилась… моя крёстная. Она нашла Стёпу среди журналистов, села рядом с ним, улыбнулась ему и…что-то передала.

Я невольно скосила глаза на Эжена, но профиль Олега Сомова мне не позволил увидеть его реакцию на это. Оставалось терпеливо ждать окончания «спектакля».

После конференции пришлось ещё полчаса позировать перед фотокамерами то рядом с мэром и его сыном, то с ними по одиночке, а то и посередине между Эженом и Сомовым. Мы все делали приятные лица и улыбались, но в душе моей было странное ощущение, будто что-то произойдёт. Я пыталась, хоть что-то понять по лицу Эжена, но тот смотрел на меня, как на…хозяйку галереи и больше ничего. Ни тёплого взгляда, ни тайного рукопожатия. Это ещё больше угнетало меня, и я…ждала несчастья.