Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели

Так и вышло. Удачно проскочив зону, которую считали опасной, уланы, благоразумно не приближаясь к гребню плато, казавшемуся подходящим местом для очередной засады, волей-неволей начали смещаться вправо, где и увидели подготовленную для них «демонстрационную» дорогу.

Теперь подполковнику было ясно все. Полевые стрелки всеми силами пытались отвлечь его внимание от этого места, увести полк в сторону. И это вполне могло им удаться. Пропустив съезд в лощину, он скорее всего повел бы полк на северо-восток, к лесному массиву у подножья хребта Макарикари, а эти мерзавцы спокойно продолжили бы свой путь на запад, в дикие, безжизненные и безводные места на окраине великой пустыни Калахари. Где и должны находиться таинственные копи. Что еще делать отчаянным авантюристам в этих гиблых местах?

Но теперь не уйдут, колеса фургонов продавили отчетливые колеи во влажной земле. Переправиться на ту сторону ручья, дать людям и лошадям короткий отдых в тени акаций, и вперед!

— Жалко мне вас, ребята, — пробормотал Новиков, подводя марку прицела к колену подполковника. — Куда лезете, зачем?..

Убивать он по-прежнему не хотел. Да к тому же, оставшись в живых, этот усатый колониальный служака будет в полной уверенности, что кладоискатели ушли в Калахари. Только нужно, чтобы дальше этого рубежа не продвинулся никто.

Конь, пораженный той же пулей, что и хозяин, завалился набок, и коновод с ординарцем пытались извлечь из-под него Бабингтона, стоически переносящего мучительную боль и злобу, смешанную с отчаяньем. Задание не выполнено, а он отныне — инвалид! Что такое пуля в сустав — подполковник знал хорошо. Если и не отрежут ногу по самое некуда — до конца дней суждено опираться на костыль или трость. В самом лучшем случае.

Два «ПКМ» ударили перекрестным кинжальным огнем по основной массе улан, с которой находился и раненый подполковник. Хотя Шульгин и второй пулеметчик старались не завышать прицел, но при стрельбе длинными очередями ствол все равно уводит, и тут уж белизну перчаток не сохранишь.

Как потом писал один из очевидцев и участников этого боя, большинство солдат впервые в жизни столкнулись с огнем скорострельных винтовок и дьявольского изобретения под именем «пулемет». В учебных классах им показывали «максимы» на артиллерийских лафетах, картечницы «гатлинг» и «норденфельд», однако вся эта новомодная техника воспринималась отстраненно. Больше с радостью: новое, мощное оружие британской армии, обещающее очередные победы. Как нарезные винтовки под Альмой и Черной речкой, позволившие расстрелять основные силы русской армии задолго до того, как ее уцелевшие солдаты смогли сблизиться на дистанцию штыкового удара. Но даже и нескольких перемешанных, окровавленных батальонов хватило, чтобы запомниться британцам на полтораста лет. Как и атака их легкой кавалерии на русскую полевую батарею. До сих пор леденящие кровь фильмы об этом, по русским меркам абсолютно рядовом, бое снимают.

Уланы залегли, с содроганием слушая жуткое чмоканье пуль, попадающих в живое тело товарищей, лежащих рядом, отчаянные вскрики или тихие последние вздохи. Слушали, ожидая, когда сам получишь «смертельный поцелуй».

Команды подавать было некому, и солдаты, кто отстреливаясь, а кто и бросив винтовки, начали отползать. По отступавшим не стреляли.

Последний отчаянный бросок кавалерии случился на правом фланге. Эскадрон, видя, как расстреливают их товарищей, пошел в атаку, надеясь зайти противнику в тыл и расплатиться за все. На этот случай и ждал их третий пулемет. Лента в двести пятьдесят патронов улетела за три очереди. Не доскакав сотни метров до незримой черты, где можно было опустить пики и обнажить сабли, считаные десятки всадников помчались обратно в вельд, бросая и пики, и винтовки.

— Кончаем, ребята, — сказал, вытирая лоб, Новиков. — Сматываемся. Навоевались. Теперь ловить нас долго никому в голову не придет…

С вершины холма поле битвы выглядело очень неприятно. И радости количество поверженных врагов не вызывало. Совсем не то чувство, что у советских людей при просмотре кинохроники о разгроме фашистских войск под Москвой и Сталинградом.

— Поехали…

Они спустились с холма, робот подогнал коней из недалекой рощицы.

Около часа ехали молча, каждый переживая и обдумывая свое.

Наконец нашли место, хорошее место для отдыха. Три склоненных к центру просторной лужайки клена, сбоку бурлящий в песчаной чаше родничок.

— Наши тут не проезжали, — сказал Левашов.

— Они сразу правее взяли. А мы все в сторону Калахари едем, — ответил Шульгин, принявшийся собирать сучья и хворост для костра.

— Нет, не понимаю, — Новиков начал резать колбасу, сыр, сало, хлеб, открыл банку с баклажанной икрой, — какого хрена этим гордым альбионцам нужно? И так полмира захватили, а все лезут, лезут…

После полученного от дуггуров шока он стал излишне эмоциональным.

— Да успокойся ты, — сказал Шульгин, закончив разжигать костер. — Знаешь ведь, чем все для них кончилось. И с Империей, и со всем прочим. Сегодня мы тоже ни в чем не виноваты. Вообрази, каково сейчас было бы, если по-ихнему — в кандалах по дороге в Кейптаун. А там королевский суд, скорый и справедливый…

— Да все я понимаю, — досадливо отмахнулся Андрей. — Но все равно противно. Человек сто мы сегодня положили?

— Наповал — вряд ли. Да хоть и двести. По отношению к нам они давно не люди. Картинки с компьютерной игры. Каждый из них убит или на бурской войне, или умер своей смертью еще до эпохи исторического материализма…

— Зато пули у них для нас были настоящие, — как бы в пространство сказал Левашов. Попала бы одна в лоб — и привет. Так что все по-честному.

Тот редкий случай, когда Олег разошелся с Новиковым в нравственных оценках, причем в противоположную от абстрактного гуманизма сторону.

Глава десятая

Как давно было замечено — сразу после хорошего боя и даже во время него погода отчего-то портилась. То же явление отмечалось в годы первых космических запусков.

Пока друзья сидели в уютном месте, со сдерживаемой жадностью ели, поскольку до этого голодали почти сутки, да еще и боевой адреналин выжег из организма почти все резервные запасы, с севера надвинулась громадная, страшная своей черной синевой туча.

— Ох, и даст нам сейчас, — задумчиво сказал Шульгин, только что начавший говорить тост фронтового содержания. — Вы там, пацаны, — это он к роботам обратился, — сообразите навесик, чтоб хозяева не промокли.

Соображать особенно было не из чего, если учитывать, что имелось в запасе только три офицерских плащ-накидки, притороченных к седлам. Ну, войлочные конские потники. И все. Но четыре «Джонсона», получив приказ, доступный их пониманию, могли творить чудеса. Работая, как дружина пионеров, наизусть выучившая «Книгу вожатого» [64] , лучше людей оценив грядущий тропический катаклизм, они штык-ножами, используя их как мачете, нарубили ветвей толщиной в руку, устроили из них между стволами акаций каркас шалаша типа вигвам. Вторым и третьим слоем веток с широкими, будто навощенными листьями незнакомого кустарника рода фикусовых перекрыли его внахлест, в нужных местах туго связывая перекрестия лентами коры. Уже потом натянули поверх прорезиненные плащ-накидки, тоже прочно их закрепив. Сообразили насчет растяжек и даже отрыли вокруг шалаша глубокую водоотводную канавку.

64

«Книга вожатого» учебник для кадровых руководителей пионерских отрядов, издания 1953 г., практический повторявший пособия для руководителей дореволюционных скаутских отрядов, но с легким советским оттенком. В общем — книга юных разведчиков о выживании и выполнении долга в любых условиях. (Бойцовые коты.) Возобновленные издания под тем же названием в начале 70-х содержали только рекомендации по пропаганде решений очередных партсъездов.