Ловля форели в Америке. Месть лужайки

Я обогнул излучину. Там на песчаной отмели среди гранитных валунов устроили пикник люди-лягушки. На аквалангистах были черные резиновые костюмы. Люди стояли крэгом и ели большие ломти арбуза. Двое оказались хорошенькими девушками — поверх костюмов на них были мягкие фетровые шляпы.

Люди-лягушки, разумеется, разговаривали о своих лягушачьих делах. Часто они вели себя, как дети, и бризом до меня доносило летние диалоги головастиков. На плечах и вдоль рукавов некоторых костюмов были прочерчены жутковатые голубые линии — как новенькие кровеносные системы.

Между людьми-лягушками резвились две немецкие овчарки. На собаках черных резиновых костюмов не было, да и на песке собачьей амуниции я не заметил. Наверное, их костюмы лежали за камнем.

Один человек-лягушка плавал на спине у берега и ел ломоть арбуза. Его кружило и мотыляло волнами.

Куча их оборудования громоздилась у огромной скалы, похожей на театр. Прометей при виде нее описался бы от счастья. Под скалой лежали желтые кислородные баллоны. Похожие на цветы.

Люди-лягушки встали полукругом, двое побежали к морю и вернулись, швыряясь кусками арбуза в остальных, а еще двое принялись бороться в песке, собаки лаяли и скакали вокруг них.

Девушки в покладистых клоунских шляпах, облитые своими черными резиновыми костюмами, были очень хорошенькими. Жуя арбуз, они сверкали, как алмазы в короне Калифорнии.

Почтамты Восточного Орегона

На пути по Восточному Орегону: осень, ружья на заднем сиденье и патроны в ящике для мелочи или в бардачке, называйте как угодно.

Я — просто пацан, что едет охотиться на оленей в эту горную страну. Мы проделали длинный путь, выехав до темноты. А потом всю ночь.

Теперь солнце светило в машину, жалило жарко, как насекомое, пчела или вроде того, что попалось и жужжит теперь по лобовому стеклу.

Я клевал носом и расспрашивал дядю Джарва, втиснутого рядом со мной на переднем сиденье, об окрестностях и местных животных. Я разглядывал дядю Джарва. Он рулил, и руль перед ним располагался неудобно близко. Дядя весил хорошо за две сотни фунтов. В машине ему едва хватало места.

В сумеречном полусне был дядя Джарв, а во рту у него — щепотка "копенгагена". [30]Она там всегда была. Люди раньше любили "копенгаген". Повсюду висели плакаты, предлагавшие его купить. Больше таких плакатов не увидишь.

В школе дядя Джарв был знаменитым спортсменом, а потом — легендарным кутилой. Когда-то он снимал по четыре гостиничных номера одновременно, и в каждом — по бутылке виски, но все это ушло. Он постарел.

Теперь дядя Джарв жил тихо, задумчиво, читал вестерны и каждое субботнее утро слушал по радио оперную музыку. Во рту всегда немного "копенгагена". Четыре гостиничных номера и четыре бутылки виски испарились. Его уделом и неизменным состоянием стал "копенгаген".

Я — просто пацан, с удовольствием размышляющий о двух коробках патронов 30:30 в бардачке.

— А горные львы там есть? — спросил я.

— Ты пум имеешь в виду? — спросил дядя Джарв.

— Ну да, пум.

— Конечно, — сказал дядя Джарв. Лицо его покраснело, а волосы поредели. Он никогда не был привлекательным мужчиной, но женщин, которым он нравился, это не останавливало. Мы снова и снова пересекали один и тот же ручей.

Мы его пересекли по крайней мере раз десять, и каждый раз это было удивительно — снова увидеть ручей, потому что он был красивый: обмелел после долгих месяцев жары, только струйка течет по лесным вырубкам.

— А волки там есть?

— Попадаются. Скоро город будет, — сказал дядя Джарв. Показалась ферма. Там никто не жил. Заброшена, как музыкальный инструмент.

Возле дома стояла довольно большая поленница. Интересно, привидения жгут дрова? Конечно, это их дело, но дрова были цвета прошедших лет.

— А дикие кошки? За них кучу денег можно огрести, да?

Мы проехали лесопилку. За ручьем была крошечная запруда. На бревнах стояли два парня. Один держал в руке коробку с обедом.

— Так, мелочь, — сказал дядя Джарв.

Мы уже въезжали в город. Крошечный городишко. Дома и магазины — развалюхи, выглядели так, будто над ними пронеслось немало ураганов.

— Ну а медведи? — спросил я, как раз когда мы повернули, и прямо перед нами возник пикап, а два парня вытаскивали из него медведей.

— Местность кишит медведями, — сказал дядя Джарв. — Вон, например, парочка.

Это уж точно… будто так и надо, парни вытаскивали медведей, словно огромные тыквы, обросшие длинной черной шерстью. Мы остановили машину возле медведей и вылезли.

Вокруг стояли люди и смотрели на медведей. Все они были старыми друзьями дяди Джарва. Все они сказали дяде Джарву привет и где же его носило?

Я никогда не слышал, чтобы столько людей говорили привет одновременно. Дядя Джарв уехал из городишки много лет назад. "Привет, Джарв, привет". Я ждал, что медведи тоже поздороваются.

— Привет, Джарв, старый пройдоха. Что это у тебя на пузе? Это что, покрышки?

— Хо-хо, вы на мишек поглядите.

То были детеныши весом пятьдесят-шестьдесят фунтов. Их подстрелили на ручье старика Саммерса. Мать убежала. Когда медвежата погибли, она удрала в чащу и спряталась где-то неподалеку, вместе с лесными клещами.

Ручей старика Саммерса! Мы же как раз туда охотиться едем! Вверх по ручью старика Саммерса! Я там никогда не был. Медведи!

— Злая она будет, — сказал один из парней. Мы должны были остановиться у него в доме. Он-то и подстрелил медведей. Он был хорошим другом дяди Джарва. Во время Великой депрессии они вместе играли в школе в футбол.

Мимо прошла женщина. В руках она держала пакет с продуктами. Остановилась и посмотрела на медведей. Она подошла очень близко и, нагнувшись к медведям, ткнула верхушками сельдерея им в морды.

Медведей положили на веранду старого двухэтажного дома. Углы дома были покрыты деревянными узорами. Именинный пирог из прошлого столетия. Мы собирались свечками торчать там всю ночь.

На решетках веранды росли какие-то странные лозы с еще более странными цветами. Я и раньше видел такие лозы и цветы, но на доме — никогда. Это был хмель.

Я впервые видел, чтобы хмель рос на доме. Своеобразный выбор цветов. Я к ним привык не сразу.

Солнце светило прямо, и тени хмеля лежали на медведях, будто те были двумя стаканами темного пива. Спинами они опирались на стену.