Ловушка для блондинов

— Пусть поохраняют, хуже не будет, — заверила я его. — Как я поняла, допрашивать его можно?

— Да, вполне. Я вам нужен?

— Без нужды вас отвлекать не буду, но на всякий случай скажите, где вас искать?

— Обращайтесь, — повеселев, бросил мне доктор, — я в столовой, — и намеревался было поскакать дальше, но я остановила его.

— Доктор, а что у него с руками? Нам нужно его дактилоскопировать.

Доктор остановился.

— О-о! С руками, конечно, получше, чем с ногами, но пока не выйдет. Он, похоже, на руки приземлился. Там все расколочено, ладошки в лохмотьях.

“Ну что ж, пойду хоть полюбуюсь на клиента”, — подумала я.

В палате царила тишь, гладь и Божья благодать. Больной лежал, задрав ноги на доску, приспособленную к спинке кровати под углом, и дремал. А может, притворялся, что дремлет, наблюдая за обстановкой сквозь полуприкрытые веки. Один постовой сидел на подоконнике и курил, даже не обернувшись на звук открывающейся двери; второй, лежа на свободной кровати, просматривал журнал с голой теткой на обложке.

— Здравствуйте, — сказала я довольно агрессивно, но никто из присутствующих даже не пошевелился.

В палате было жарко, больной валялся на койке без одеяла, в трусах, ноги были загипсованы, руки перевязаны. В углу мой острый следовательский глаз зафиксировал четыре пустые бутылки из-под пива. Здорово! Хорошо, что не из-под водки.

Я подошла и присела на табуретку возле кровати больного. Он приоткрыл один глаз, посмотрел на меня и снова сделал вид, что дремлет.

Не обращая внимания на постовых, я спросила загипсованного беглеца:

— Говорить будете?

Выждав минуты три в полном безмолвии, я вытащила из сумки постановление “О привлечении „Петрова Игоря Юрьевича" к уголовной ответственности за умышленное убийство неустановленного гражданина”, прочитала его вслух с выражением, затем достала бланк протокола допроса, быстро заполнила нужные графы и сделала запись о том, что подозреваемый отказывается от дачи показаний. Поскольку обе руки допрашиваемого были забинтованы, и он не смог бы расписаться в документах, даже если бы захотел, я добавила в протокол соответствующую запись, встала и, не попрощавшись, пошла искать доктора, чтобы он тоже расписался в протоколе, удостоверив факт отказа от подписи и невозможность учинения таковой. Колоть эту забинтованную мумию именно сейчас, в этой обстановке мне совершенно не хотелось. На табуретке я оставила санкционированное прокурором постановление о его аресте.

По дороге в прокуратуру во мне все кипело от негодования на охранников, как я ни успокаивала себя тем, что сбежать клиент все равно не сможет по объективным причинам: с раздробленными пятками далеко не убежишь. А если придут соучастники? Черт его знает, может, он — член глубоко законспирированной террористической организации, которого уже идут выручать такие же отмороженные террористы?

Но чем ближе я подходила к прокуратуре, тем спокойнее я становилась, пока меня не охватило полнейшее безразличие. В конце концов, мне что — больше всех надо? Все, что от меня зависит, я сделаю. Но самолично охранять этого опасного преступника я не могу. Пусть завтра его отправляют в тюремную больницу. Если с ним случится что-нибудь здесь, я уж точно отвечать не буду. Хватит того, что мне сегодня еще предстоит отписываться по поводу бегства задержанного из РУВД, поскольку до городской все-таки докатились слухи. Получу еще одно взыскание, как пить дать, и любимый шеф меня не отмажет, хотя понимает, что последний человек, которого можно обвинять в случившемся, — это я.

Войдя в прокуратуру с твердым убеждением, что отныне вопросы охраны арестованного целиком и полностью находятся в компетенции РУВД, а меня мало волнуют, я тем не менее сняла трубку и позвонила Косте Мигулько.

— Костя, я сегодня предъявила обвинение киллеру, сейчас с почтой вам отправлю копию постановления об аресте, и давайте, не тяните, снаряжайте его в тюремную больницу, пока он не сбежал.

— Ты что, Маша, его два человека охраняют, у него пятки раздроблены, куда он сбежит?

— А ты сам видел, как они его охраняют? Да его можно вместе с койкой вынести, охрана даже головы не повернет.

— Маша, ну сама посуди, как он может сбежать, весь в бинтах, в гипсе? Не забивай себе голову ерундой.

— Знаешь, Костя, когда его в наручниках повели в туалет два опера, они тоже не думали, что он может сбежать.

— Ну ладно, ладно, я им сам займусь. Только не сегодня. Это же надо конвой заказывать…

— Короче я тебя предупредила.

Положив трубку, я со спокойной совестью на время выкинула из головы израненного киллера. В конце концов, мой сейф отягощали четыре дела о нападениях на мужчин в парадных, дело по взяткам, два превышения власти, насильственные действия сексуального характера, не говоря уже о приостановленных делах. Киллером пусть уголовный розыск занимается, а у меня и так голова пухнет не только от служебных, но и от личных проблем. Через несколько дней приезжает мой итальянский поклонник, а это значит, что надо решить вопрос, куда его поселить, чем кормить и куда водить развлекать. Я вообще плохо себе представляю, как мне придется крутиться, чтобы совмещать с работой культурную программу для Пьетро.

По зрелому размышлению я решила неделю ударно поработать, чтобы хоть чуть-чуть высвободить время к приезду Пьетро. Сделаю в ближайшие дни по делам все, что возможно, а там, может, выпрошу парочку отгулов у шефа. Надо будет перед прибытием итальянца подежурить в выходные по городу и сразу уйти в отгул, чтобы хоть в день приезда с ним побыть.

Весь следующий день был отдан приведению в порядок содержимого сейфа. К концу дня я сама себя зауважала. К заслушиванию по взяткам я была готова на сто двадцать процентов, и даже вытащила из сейфа и прекратила наконец два завалявшихся безнадежных дела прошлых лет.

В пять вечера я наконец встала из-за стола, потянулась и с удовольствием выглянула в окно. Погода упорно не портилась. Вот бы она продержалась еще немножко, до приезда Пьетро, мы бы хоть с ним проветрились в пригороды. Я бы вот с большим удовольствием съездила в Павловск…

За моей спиной с треском открылась дверь. Я обернулась — в проеме стоял прокурор.

— Зайдите ко мне, — сухо сказал он, развернулся и направился к себе.

Я заперла кабинет и покорно поплелась за ним следом. Тон его ничего хорошего не предвещал. Идя за ним, я гадала, что случилось — опять оправдание в суде? Выговор за побег не только мне, но и ему? Еще двадцать дел передано в район для дальнейшего расследования?..

У себя в кабинете шеф уселся за стол и долго отдувался. Я с покорным видом стояла перед ним и соображала, что если какое-то ЧП все же произошло, уже неудобно будет проситься в отгулы. Надо же, как некстати! Шеф еще немного помолчал, а потом сразу огорошил меня:

— Ваш киллер опять сбежал.

— Не поняла, — промямлила я, собираясь с мыслями, хотя в принципе все уже поняла.

Во мне стала подниматься волна злорадства. Вот теперь начальник РУВД попляшет, теперь на меня стрелки перевести не удастся. Я им послала санкцию на арест вместе с заданием отправить обвиняемого в тюрьму, с меня взятки гладки.

— А подробности? — спросила я, переварив информацию.

— А у него стиль один: выпрыгнул в окно.

— Владимир Иванович, как это могло случиться? Я там вчера была, там два милиционера его охраняли. Да у него ноги в гипсе, пятки раздроблены, он. даже стоять не может, не то что бегать.

— Зато прыгает хорошо, — пробурчал шеф. — Мне начальник РУВД звонил, сказал, что, по предварительным данным, охранники и глазом моргнуть не успели, он рванулся к окну, прыгнул — и исчез.