Ловушка для Горби
Шрифт:
все телестанции мира прервали свои передачи и показывали момент покушения, безостановочно повторяя эти сенсационные кадры (на Съезде партии были операторы 43 крупнейших телестанций со всего света).
И только Московское телевидение, прервав, конечно, прямую передачу из Дворца Съездов, пыталось успокоить население: «Уважаемые товарищи! — говорил Кириллов, самый популярный диктор программы „Время“. — Правительство призывает вас сохранять спокойствие. Товарищ Горбачев доставлен в больницу, врачи принимают все меры…»
Но как раз в эти минуты врачи ничего не предпринимали, а ждали своего американского коллегу. Министерский вертолет маршала Вязова взял доктора Доввея прямо с крыши Американского посольства, полторы минуты занял полет от здания Посольства до Кремлевской больницы, и все это время Раиса держала оборону, не подпуская врачей к мужу, хотя он лежал на операционном столе без сознания. Наконец, Вахтин просто отшвырнул ее («грубо,
— Батурин, не корчите из себя героя! Мы тоже члены партии, но мы же не давали Вам полномочий стрелять в товарища Горбачева, — произнес Марат Ясногоров, Председатель Партийного Трибунала. — А пронести оружие через шесть контрольных пунктов в Кремлевский Дворец одному человеку вообще невозможно. Значит, кто-то дал вам этот пистолет уже в зале. Кто? Назовите сообщников!..
Большой, в полтора квадратных метра, настенный японский телеэкран системы High Definition создавал почти полную иллюзию присутствия в палате Батурина и Партийного Трибунала. Батурин перевел взгляд своих светлых глаз с Ясногорова на других членов Трибунала и усмехнулся:
— Несколько лет назад немецкий мальчишка один пролетел над всей страной от Балтики до Красной площади. Я тоже пронес пистолет сам, в кармане…
— Как держится! Как спокойно держится, стервец! — подумал Горбачев. Так можно держаться только в том случае, если знаешь, что у тебя за спиной надежное прикрытие. Но кто же мог обещать убийце свое покровительство? Наверняка, только тот, кто и сейчас обладает значительной властью. Так неужели это Лигунов? Если бы Горбачев был убит, именно Лигунов, давний конкурент Горбачева в Политбюро, стал бы Генеральным. Никто другой. Так неужели он решился?..
— Повторяю, у меня нет сообщников и вообще тут нет заговора, — словно отвечая на мысли Горбачева, продолжал Батурин. — А вот единомышленники — вся наша партия. И потому я говорю: я стрелял по долгу коммуниста и от имени партии. Если разрешите, я объясню…
«Разреши ему! Пусть объяснит!» — чуть не сказал Горбачев в экран Председателю Трибунала Марату Ясногорову. Он не знал этого Ясногорова — кто такой? Откуда? Партийные Трибуналы были введены только в этом году, когда выяснилось, что 18 миллионов служащих советской партийно-бюрократической машины уже не только открыто саботируют перестройку, но и повсеместно наживаются на ней — берут гигантские взятки с кооперативов, рэкетиров, сельских арендаторов. Причем суммы взяток — чаще всего, в американских долларах — затмевали рекорды даже брежневской семейки в эпоху ее правления. И тогда Горбачев решился на чистку партии. Это была рискованная затея. В тридцатые годы Сталин проводил такие чистки террором, и тогда партия отдавала ему своих вождей и героев — лишь бы выжить самой. Но, выжив, партия научилась заранее убирать тех лидеров, у которых обнаруживались опасные для партократии замашки сталинизма. Так слетели и Маленков, и Жуков, и Хрущев, и Шепилов… Потому Горбачев повел чистку руками самой партии. Членов Трибунала подбирали из числа рядовых коммунистов, не занимающих административных постов, и они бестрепетно гнали из партии как старых, так и новых бюрократов. Несколько десятков крупных, показательных процессов над «скрытыми врагами перестройки» помогли Горбачеву восстановить свой авторитет в глазах народа, мечтающего о «сильной руке», и доказать публике, что тотальная нехватка продовольствия в стране вызвана врагами и саботажниками перестройки — партийными бюрократами. Таким образом, накануне самого критического лета 199. года — лета, на которое все предвещали общенародный бунт, взрыв, революцию, — Горбачев с помощью этих Трибуналов успел притушить страсти, переадресовать всеобщее возмущение положением в экономике и получить у Истории еще одну отсрочку.
Но сейчас он боялся, что этот неизвестный ему Председатель Трибунала Ясногоров как-нибудь грубо собьет Батурина, не даст ему высказаться…
Однако Ясногоров лишь покровительственно усмехнулся Батурину и произнес певуче:
— Да уж пожалуйста! Объясните…
Молодец, хорошо спросил, подумал Горбачев. Он даже забыл на несколько мгновений, что эти двое объясняются по поводу его жизни, по поводу той свинцовой пули, которая прошла в трех миллиметрах от его сердца. Он увлекся их словесной дуэлью, как игрой хороших актеров в телеспектакле. Батурину 34 года, он второй секретарь Волжского горкома партии, кряжистый русак, именно таких курносых русаков с голубыми глазами отбирал Горбачев во время своих поездок по стране и продвигал их на ключевые партийные и хозяйственные посты. А вот кто такой Ясногоров —
черт его знает, скорей всего — никто, да и внешне он вовсе не из «горбачевской гвардии», а тщедушный какой-то, лицо худое, глаза базедовые, на вид лет тридцать. Но как красиво подсек Батурина, вежливо: «Да уж пожалуйста! Объясните…»Стоя напротив семи членов Партийного Трибунала, Батурин чуть нахмурился, переступил с ноги на ногу, но при этом в светлых глазах его читалась ясность и несмятенность мысли.
— Что-ж! Я скажу. Что такое наша партия сегодня? Какова ее роль в обществе?
— Только без лекций, — перебил Ясногоров.
Да уж, действительно, усмехнулся про себя Горбачев. Кто ты такой, мерзавец, чтобы лекции нам читать? Я в твои годы был никем, провинциальной партийной «шестеркой», рядовым инструктором по сельскому хозяйству Ставропольского крайкома. Но я терпел, сгибался, выполнял идиотские указания брежневской мафии, интриговал и рисковал на каждом шагу, чтобы ты, сукин сын, сразу, в тридцать лет получил крупную партийную должность и полную свободу инициативы…
Батурин выпростал свой взгляд из пространства, к которому он уже собрался обратиться, посмотрел на Ясногорова и вдруг согласился совершенно по деловому:
— Хорошо. Без лекций. Я стрелял в Горбачева потому, что он отнял у меня жену, сына и родовое наследство…
Та-а-ак, разочарованно протянул в уме Горбачев, он просто шизофреник…
— Больше того, — продолжал Батурин, — Михаил Горбачев отнимает жен и детей у всех партийных работников. Возьмите статистику: сколько жен бросили своих партийных мужей десять лет назад и сколько — в этом году? В этом — в восемь раз больше! Почему? Кто поставил нас в положение презираемых и третьесортных?..
Все-таки без лекции не обойдется, мельком подумал Горбачев, но черт с ним, пусть говорит. Похоже, и Ясногоров решил так же — он откинулся к спинке стула и не перебил Батурина.
— …Россия всегда, испокон веку, была чиста от идей мелкой спекуляции и погони за наживой. Россия была отлична от всех остальных народов поиском Духовности и Высшего Смысла. И у нас, русских коммунистов, тоже был авторитет духовных лидеров мира, — говорил тем временем Батурин. — Да, духовных! Полмира открывали по утрам газету «Правда» и из нее узнавали, что МЫ назначили правдой на сегодня! Нищая, полуголодная страна была примером для народов самых сытых стран, и никто у нас не бастовал, не требовал автономии и даже в мыслях не посягал на власть нашей партии…
«Какая у него странно-знакомая манера рубить мысль на короткие предложения, — подумал Горбачев. — И так знакомо он наклоняет голову чуть вперед…»
— Но где все это теперь? Что свергло партию с пьедестала? Реформы Михаила Горбачева — вот что! — сказал Батурин так твердо, словно вбил гвоздь ударом кулака. — Сегодня совершенно очевидно, что перестройка, затеянная Горбачевым, с треском провалилась. Вот уже несколько лет народ задыхается от инфляции и тотального дефицита, государственный дефицит достиг астрономических цифр, экономикой уже невозможно управлять ни с помощью денег, ни приказами. Даже при Брежневе, которого так легко превратили в посмешище, даже при Брежневе положение было лучше! А Горбачев продолжает думать, что он демократизировал страну и ему за это памятник поставят. Но он не демократизировал — он развратил страну! Русский народ стал таким же, как все — как итальянцы, греки, евреи — только деньги, только валюта! А иначе никто не работает, вся страна митингует и все кричат «Долой коммунистов!». Бикфордов шнур гражданской войны уже горит повсюду, Запад закабаляет умы молодежи своей поп-культурой…
Все ясно, обозлился Горбачев, я раскачал лодку, я продался ЦРУ и международному сионизму и веду страну в сети капитализма. Но раньше об этом писали в ЦК только партийные старики-анонимщики. А теперь… «Перестройка провалилась»! А кто ее провалил — не вы ли сами? Черт возьми, до чего у этого мерзавца моя манера произносить речи! Последние годы все молодые партийные выдвиженцы подражают мне, некоторые даже очки носят — только, чтобы быть на меня похожими. Но чтобы мой же убийца!..
— Что же получается? — спросил тем временем Батурин у Трибунала. — Мой прадед штурмовал Зимний и проводил коллективизацию. Мой дед прошел замполитом от Волги до Берлина. Мой отец подавлял восстание в Венгрии и строил атомные электростанции. Я командовал ротой в Афганистане. Четыре поколения — за что мы воевали? Великая страна, супердержава рассыпается на глазах. Польша, Венгрия, Прибалтика, Грузия — все откалывается, выламывается из системы, которую построили наши отцы и деды. Не сегодня-завтра народ возьмет в руки колья и пойдет крушить все и вся! А моя семилетняя дочка смотрит на меня, как на убогого, и говорит по-английски: «Папа, let face it, ты неудачник, у нас нет даже своей машины!» И так — у всех партийных работников. Собственные дети презирают нас за то, что мы коммунисты. Мне очень жаль, что я не убил Горбачева, мой выстрел должен был упредить революцию и спасти партию. Но передайте Горбачеву: партия все равно его уничтожит…